Аналитический клуб

Путешествуя в середине V в. до н.э. но западным окраинам Ахеменидской державы, «отец истории» Геродот обратил внимание на многоликость этой территории, на разнообразие географических условий и этнического состава населения. Какой резкий контраст между Вавилонией, которая «из всех стран на свете... производит безусловно самые лучшие плоды Деметры (т.е. земли)», и выжженной солнцем Аравийской пустыней, между западным побережьем Малой: Азии с «самым благодатным климатом на свете» и гористыми центральными районами, где люди «едят... не столько, сколько пожелают, а сколько у них есть пищи, так как обитают в земле суровой».

Накануне включения Ближнего Востока в состав Ахеменидской державы в 546—525 гг. до н.э. там существовали общества с различными уровнями и типами экономики. Имелись общества па разных ступенях разложения первобытнообщинного строя, например арабы к югу от Палестины или таохи, кардухп и другие племена северо-восточной и центральной Малой Азии и Армянского нагорья. В Сирии и в западной Малой Азии преобладали общества без крупномасштабной ирригации п с превосходством общинно-частного сектора над государственным, в Нижней Месопотамии господствовало общество с речной ирригацией, развитыми товарными хозяйствами и сильным государственным сектором, а на побережьях находились финикийские и греческие полисы с высокоразвитым частным товарным хозяйством на собственно рабской основе.

Включение столь разных по уровню развития и типу экономики обществ в состав мировой державы Ахеменидов оказывало на них значительное воздействие. Основным рычагом его в десяти западных сатраипях был государственный аппарат Ахеменидов.

Некоторые из больших сатрапий, например Заречье, т.е. Сирия и Верхняя Месопотамия, делились на более мелкие провинции, возглавляемые областеначальником — пеха. Такими провинциями в сатрапии Заречье были, например, Аммон в Заиорданье, где в V в. до н.э. должность пеха находилась в руках, местного рода Тобнадов, и Самария в Западной Палестине, где должность пеха наследовалась в семье Сапваллата (точнее, Cинубаллита). Передача должности пеха местной знати усиливала стремление провинций к автономии, которую многие самоуправляющиеся территории и общности в составе западных сатрапий имели с самого начала. Формы самоуправления автономных образовании были определены их историческими традициями.

Важную группу самоуправляющихся территорий составляли греческие полисы малоазиатского побережья. Они не только сохраняли свои специфические полисные институты (народное собрание, совет, пританы и т.д.), но также древние формы взаимосвязи в виде религиозно-культовых союзов. При персидском владычестве продолжал существовать образованный около 700 г. до н.э. союз 12 ионийских городов (Милет, Эфес и др.). Подобные союзы способствовали сохранению эллинской общности в Малой Азии и ротиводействовали разобщающему воздействию того, что греческие города в политическом отношении подчинялись сатрапам каждый по отдельности. Сатраиы контролировали подвластные им города через тиранов, которые пользовались поддержкой персидских властей, о чем заявил тиран Милета Гистией: «Каждый из них в настоящее время является тираном в городе милостью Дарня. Если же могущество Дария будет сокрушено, то ни сам он — Гистией — н никто другой уже не сможет сохранить своей власти над городом» (Геродот). В отношении персидских властей к малоазиатским полисам покровительство сочеталось с подозрительностью, стремление полисов к полной независимости беспощадно подавлялось. Но автономия полисов не была отменена.

Аналогичным было положение финикийских городов, которые управлялись собственными царями, и многочисленных династов в Карий, Пафлагонии и других областях Малой Азии. Некоторые племена были фактически независимыми, например арабы, который «никогда но были под нгом персов», или колхи, которые «налагают на себя подати в виде добровольных даров» (Геродот). Наиболее важную группу автономных образований составляли гражнанско-храмовые общины (см. ниже), число которых и VI — IV вв. до н.э. заметно возросло, что свидетельствует об их существенной роли в мировой державе Ахеменидов.

Взимание Ахеменидами основного налога в серебре способствовало развитию товарно-донежных отношений и разорению земледельческого населения. Лишь некоторые сатрапии (Лидия, Киликия и др.) обладали собственными серебряными рудниками, остальные должны были приобретать серебро путем продажи продуктов земледелия и ремесленных изделий. Жители провинций Йехуд в Палестине (часть сатраиии Заречье) вносили натуральные налоги — «хлеб пеха», вино, масло и зерно (в сосудах с надписями «Йехуд», «город» или «пеха»). Вполне возможно, что нормой взимания этих налогов была широко распространенная на Востоке десятина. «Хлеб пеха», по-видимому, частично расходовался на содержание двора, администрации и войска пеха, но другая часть скапливалась в огромных хранилищах и, превращенная пеха или купцами в серебро, шла на уплату денежного налога в центральную казну.

Развитию товарно-денежных отношений содействовало также широкое дорожное строительство Ахеменидов. Через западные сатрапии проходили знаменитая «царская дорога») из Сард в Вавилон и многие другие важные пути, по которым спешили гонцы «почтовой службы», шло войско, путешествовали купцы, а иногда и жаждущие знании мудрецы. Эти дороги способствовали миграционным процессам, весьма интенсивным в ахсмеиидское время. Новоассирийские и нововавилонские цари постоянно прибегали к массовым переселениям жителей покоренных стран. Ахемениды также нередко применяли принудительные переселения, по лишь как крайнюю меру наказания: Кир II продал в рабство жителей малоазиатских городов Приены и Магнесии, Дарий I выселил восставших милетян, а его полководцы угрожали мятежным ионийцам, что «в случае поражения они сами будут проданы в рабство... а их родную землю отдадим другим» (Геродот). Большая часть принудительно переселенных стала рабами в хозяйствах Ахеменидов и персидских вельмож. Подсчеты М.А. Дандамаева доказывают, что между 509 и 494 гг. до н.э. в 108 населенных пунктах Персиды п Элама находилось более 21 тыс. рабов — мужчин, женщин и детей из представителей самых различных народностей —египтян, вавилонян, лидийдев, эллинов и др.

Основная масса принудительно переселенных лиц пополняла состав работников государственного сектора экономики, в который входила также часть лиц, добровольно переселившихся, в первую очередь воины-наемники различной этнической принадлежности. Они часто образовывали гарнизоны отдаленных пограничных крепостей; например, гарнизон в Элефантине (на юге Египта) состоял главным образом из иудеев, которые жили семьями, получали за службу вознаграждение хлебом, мясом п другими продуктами, а также небольшие наделы земли. В Вавилонии были поселения воинов малоагшатов, иранцев и др.

Большое место в миграционном процессе VI —IV вв. до н.э. занимала индивидуальная или коллективная добровольная форма переселения. К этой весьма значительной группе переселенцев относились купцы н ремесленники, обосновавшиеся в наиболее оживленных торгово-ремесленных центрах державы. Так, в Вавилонии проживали добровольно переселявшиеся саки и индийцы, иудеи и арабы, египтяне и карийцы; вездесущие финикийские купцы осели в Эционгебсре па берегу Акабского залива Красного моря. Пересолонцы чаще всего жили бок о бок с местными жителями, заключали с ними сделки и вступали в браки, почитали своих и местных богов, принимали местные имена; примеры известны из Египта и Вавилонии.

Наплыв переселенных и переселившихся был настолько значительным, что в некоторых странах, например в Вавилонии, это было одной из причин повышения в полтора раза цен на предметы потребления. В миграционном процессе VI —IV вв. до н.э. наиболее интенсивными были внутриближневосточные перемещения, а именно миграции представителей различных этнических групп Передней Азии. Эллины из материковой Греции и городов Малой Азии пока еще в меньшей степени участвовали и этом миграционном процессе, хотя греческая колонизация продолжалась в юго-восточных районах Причерноморья, Интенсивная миграция совместно с другими факторами — вхождением стран в сравнительно устойчивую державу и относительным миром в ней, дорожным строительством и развитием товарно-денежных отношения — способствовала заметным сдвигам во всех сферах хозяйственной жизни. Решающую роль в этом сыграла металлургия железа и стали, ставшая в середине I тысячелетия до н.э. основой всего производства.

Существенные сдвиги заметны и в основной отрасли производства — в сельском хозяйстве, по наиболее отчетливо они проявились в ремесле. Пет надобности говорить о дальнейшем развитии ремесленного производства в таких старых его центрах, как Нижняя Месопотамия, Финикия или греческие полисы Малой Азии. Более показателен подъем ремесленного производства в ранее отсталых областях, например в Колхиде или Иудее. Исследования доказывают широкое развитие металлургии железа в причерноморской Грузии, где найдено большое количество железоплавильных мастерских, выплавлявших десятки тонн металла. Значительная часть местного населения была вовлечена в это производство и в другие отрасли ремесла, например в изготовление полотна.

Но менее показателен подъем ремесленного производства в городах Иудеи VI — IV вв. до н.э. Здесь процветало специализированное ремесло, представители которого были объединены в ассоциации по специальностям; например, известна ассоциация «золотых дел мастеров» в Иерусалиме. В городах работали кузнецы и резчики по камню, гончары и ткачи, красильщики и парфюмеры, а в Эйнгеди (на берегу Мертвого моря) сохранилось или возродилось производство прославленного целебного бальзама. На примере керамики из ахеменидской Палестины наглядно прослеживается плодотворное воздействие иноземного влияния на местное ремесленное производство, ибо наилучшими были те изделия, в которых сказывалось влияние Вавилонии или Греции.

Необходимым спутником подъема сельскохозяйственного и ремесленного производства была интенсификация торговли. Из Малой Азии вывозили железо, .медь, серебро, золото, строительный лес и полудрагоценные камни, из Сирии — изделия на стекла, из Египта — зерно, полотно, золото и слоновую кость, из Финикии — кедр и крашеную шерсть, на Аравии — золото и благовония и т. д, Особенно характерно для VI —IV вв. до н. э. вовлечение во внешнеторговые связи районов, ранее мало участвовавших в них. Так, в Иудею теперь ввозили золото и серебро, древесину и драгоценные камни, керамику н ткани, благовония н другие товары, а вывозили бальзам, асфальт, парфюмерию, вино и т.д. Археологические находки греческих, египетских, ыалоазнйскых, южноаравийских и других изделий свидетельствуют о разветвленности торговых связей. Внешняя и транзитная торговля сочеталась с оживленной внутренней торговлей. Горожане, как нам известно на примере Иерусалима, пользовались рынками, куда крестьяне «возят снопы н навьючивают ослов вином, виноградом, смоквами и всяким грузом...». Заметную роль играли финикийские купцы, которые «жилн в Иудее и привозили рыбу н всякий товар» («Книга Нехемии»). Возникла и ассоциация иерусалимских купцов. Ту же картину можно было наблюдать и в других западных сатрапиях держаны.

В VI—-IV вв. до н.э. торговлей могли заниматься не только профессиональные купцы, но любые частные лица, нередко сочетавшие торговую деятельность с ростовщичеством. Развитию ростовщичества содействовали налоговая система Ахеменидов (поскольку у населения не хватало серебра) п оживленная торговля; ростовщичество процветало во всех западных сатрапиях. Наиболее полные сведения о торговой, ростовщической и предпринимательской деятельности содержат архивы вавилонских частных торговых домов Эгибп и Мурашу. Особенно разносторонней была в V в. до н.э. деятельность дома Мурашу, который арендовал земли, пожалованные персидским вельможам, и сдавал их в субаренду, полученные продукты продавал на местных рынках за серебро, ссуживал серебро и зерно, являясь одновременно банком, торговым предприятием и крупным землевладельцем.

В истории древнего мира периоды интенсивной урбанизации сменялись периодами упадка городской жизни. В мировой державе Лхеменпдов происходила интенсивная урбанизация, порожденная расцветом ремесел и торговли и административными нуждами державы.

Правильность сказанного можно лучше показать не на примере старых центров городской жизни в Двуречье, Финикии или запада Малой Азии, где в VI —IV вв. до н. э. продолжался заметный рост городов, а на примере урбанизации в тех районах, где города в предшествовавшие времена были разрушены (Иудея) или вообще не существовали (Колхида, Иверия).

Экономическое развитие Колхиды и Иверии в V—III вв. до н.э. обусловливало не столько сознательное строительство городов сколько их стихийное образование (Унлицихе, Михета и др.). Городами становились лишь те поселения, которые имели наилучшие условия: надежную фортификацию, высокий уровень развития ремесленного производства, местоположение у торгового пути и т.д.

Во время завоевания Иудеи вавилонянами (597 —586 гг. до н.э.) были разрушены пойти все города, особенно на юге страны. Интенсивность процесса восстановления городов и дальнейшей урбанизации в ахеменидский период наглядно выражена в цифрах, показывающих рост численности членов гражданско-храмовой общины и количества городов до и после 458-57 г. до н.э.:

Ранее 458-57 г. После 458-57 г.

Численность членов общины Ок. 42 тыс. Ок. 150 тыс.

Количество городов 19 48

Что же представляли собой этн города? Существовало несколько «больших» городов с площадью около 7—8 га и населенней около 6,5 — 7 тыс. человек, но преобладали города средней величины (2,5—4 га) с населением около 2 — 4 тыс. человек и совсем маленькие города (0,4—1 га), в которых проживало несколько сот человек. Городское население состояло из ремесленников, купцов, лавочников и земледельцев. Последние составляли значительную часть городских жителей: каждый город имел свою сельскохозяйственную округу в радиусе 5 — 10 км за городскими укреплениями.

С интенсивным процессом урбанизации в западных сатрапиях Ахеменидской державы теснейшим образом связано развитие гражданско-храмовых общин.

Гражданско-храмовые общины в западных сатрапиях.

Своеобразный социально-политический организм, названный в советской научной литературе «граждапско-храмовой общиной» (Г, X. Саркисян), был широко распространен во всех западных сатрапиях Ахеменидскои державы. Многочисленные гражданско-храмовые общины существовали в Малой Азии (Комапа, Зела, Ольба и др.), Армении (Тордан, Анн и др.), Вавилонии (Вавилон, Ниппур, Урук и др.), Сирии (Бамшгка, Эмеса и др.)) Финикии (Тир, Си дон, Бпбл, Арвад и др.) и Палестине. Палестинская община наиболее полно отражена в исторических источниках ахсменидского времени, поэтому далее мы остановимся подробнее именно на ней.

Зарождение гражданско-храмовой общипы было обусловлено главным образом эволюцией и взаимосвязью двух секторов экономики — государственного и общинно-частного в державе Ахеменидов в целом и в каждой ее составной части в отдельности.

Как уже говорилось в лекции об ахеменидской Персии, установление господства Ахсменидов в Передней Азии повлекло за собой заметное увеличение и до того (со времени Ассирии) обширного царского земельного фонда за счет захвата земель побежденных правителей п знати. На царских пемлях работали десятки и сотни рабов пз чужеземцев — курташ или гарда, а часть царской земли сдавалась в аренду. На других пемлях сидели зависимые земледельцы, объединенные во вторичные сельские общипы. Много земель Ахемениды раздавали персидским вельможам, крупным чиновникам и лицам, оказавшим царям услуги. Так, например, бывший великий противник персов Фемпстокл после бегства из Афин подучил от Артаксеркса г. Миунт «на приправу», Магнесию — «на хлеб», а Лампсак — «на вино». Но львиная доля даров или пожалований доставалась персидской знати; так, Ксенофонт в своей книге «Анабасис» рассказывает об обширном поместье перса Асидата в Мисии. Напавшие на это поместье греческие воины захватили «около 250 рабов», что составляло лишь небольшую часть рабов Асидата. Царские хозяйства, поместья знати, поселения зависимых земледельцев и наделы воинов-наемников в своей совокупности образовывали государственный сектор экономики, которому противостоял общинно-частный сектор.

В общинно-частный сектор входили территории полисов, например в Малой Азии, где часть земли находилась в частной собственности граждан, а другая — в совместной собственности всего гражданского коллектива. К этому сектору относились также многочисленные общины свободных земледельцев и обширные храмовые хозяйства, а также племена.

В ахеменидское время в обоих секторах — государственном и общинно-частном — велись практически однотипные хозяйства, что способствовало размыванию различий между ними. Этому содействовало и то, что оба сектора территориально не были обособлены, и в Ниппуре, например, соседствовали царские хозяйства и поместья персидской знати, храмовые латифундии, земли дома Мурашу и др. Многие храмы в первой половине I тысячелетия до н.э. были освобождены от ряда налогов, а в Нововавилонском государстве цари платили налоги храмам, а не храмы— царям! Правда, при Ахеменидах положение здесь изменилось. Некоторые храмовые города уже с давних времен (Вавилон и Борсина — с XIV в. до п. э.) имели самоуправление, мало или совсем независимое от царской администрации. Естественно, что в таких условиях лучше можно было развивать частные ремесленные п земледельческие хозяйства, успешнее заниматься торговлей, чем на царской земле. К этому стремилась не только верхушка царских людей, по и храмовые люди, вообще все, кто мог рассчитывать на развитие своего хозяйства, особенно товартгого. Поэтому вполне естественным было желание многих жителей обособиться от государственного сектора. Такое обособление могло осуществляться путем присоединения к храмам, а срастание городской общины с храмом образовало новую структуру — гражданско-храмовую общину, которая в условиях быстрой урбанизации становилась единой организацией для бывших общинников и бывших царских людей, пользовавшейся также поддержкой персидских царей. Доказательство тому — эдикт Кира II от 539 — 538 г. до н.э.

Этот эдикт разрешил желающим из иудеев, переселенных лавплопяпами в Нижнюю Месопотамию, возвратиться в Иудею и восстановить Иерусалимский храм. Он послужил началом для многократных репатриаций в конце VI — норной половине V в. до н.э., в результате которых постепенно складывалась община репатриантов, Киp II, однако, не хотел восстановления монархии Давидидов в Иудее, чего не желала и часть репатриантов, считавшая иудейских царей вавилониками постигших народ и страну бедствий. В таких условиях естественным центром собирания репатриантов и примкнувшей к ним части местных жителей стал восстанавливаемый по приказу персидских царей и опекаемый ими Иерусалимский храм, а складывавшаяся община постепенно приобретала очертания гражданско-храмовой. В её развитии в VI — IV вв. до н.э. можно выделить два периода: ранее середины V в. до н.э.— возникающая община, после середины V в. до н.э. — оформившаяся община. Как уже говорилось, это, пожалуй, единственная гражданско-храмовая община, хорошо документированная в источниках, что позволяет проследить на ней как на «модели» сложный процесс становления и развития этого своеобразного социально-политического организма.

Ранее середины V в. до н.э. община включала в себя около 20% населения Иудеи. Растущая обеспеченность и устроештость общинников, приток новых людей обусловили рост численности членов общины до 70% населения Иудеи во второй половине V в. до н.э. Во втором периоде число населенных общиннками городов возросло более чем вдвое. Обшш-та занимала шесть отдельных районов, которые, однако, и теперь не образовывали компактной территории. Между районами обитания общинников имелись поселения, в которых жили люди, по принадлежавшие к общине, а некоторая часть общинников, в свою очередь, обитала вне основных территорий общины.

Члены гражданско-храмовой общины делились на две четко разграниченные группы — пежрецов и жрецов. Нежреческая часть общинников включала в себя до середины V в. до н.э. 17, а позже— 32 коллектива, названных бет-абот («отцовский дом»). Еетабот характеризовался большим численным составом (около тысячи мужчин) и сложной внутренней структурой, ибо включал многочисленные семьи, родственные но мужской линии. У каждого бет-абота была своя родословная и свое название, которое входило также в полное наименование каждого члена общины. Принадлежность человека к бет-аботу выражалась словом «сын», а слово «брат» обозначало всех членов данного коллектива, связанных обязанностью взаимопомощи, коллективной ответственностью и т.д. У руководства бет-абота стоял «глава», имевший права контроля над семьями в коллективе, могущий распоряжаться их трудом и, возможно, частью доходов. Аналогичные коллективы встречаются в других гражданско-храмовых общинах, например в Уруке и других автономных городах Вавилонии, где родословия восходили вплоть до II тысячелетия до н.э.

Жречество, состоявшее в палестинской гражданско-храмовой общине из священников, левнтии, храмовых, певцов и привратников, по своей численности и удельному весу играло на первых норах второстепенную роль. Но после середины V в. до н.э. положение жречества в общягте коренным, образом изменилось: количество бет-аботов священников возросло в три раза, левитов — в четыре, а соотношение между численностью нежрецов и жрецов, бывшее до середины V в. до н.э. 5,4:1, стало позже 1:1,2. В оформившейся палестинской, как и в других гражданско-храмовых общинах, жречество играло ведущую роль. При этом следует учесть, что «жречество» в значительной море было формальным или фиктивным, поскольку в его состав входили также лица, не выполнявшие никаких религиозно-культовых функций. «Жречеством было скорее сословным, чем профессиональным признаком.

Весь земельный фонд палестинской гражданско-храмовой общины находился в неотчуждаемой собственности бет-абота. Земля каждого бет-абота была разделена на наделы (в основном средние и мелкие), находившиеся и наследственном, но отчуждаемом внутри бет-абота владении семей данного коллектива. Аналогичными были аграрные порядки и в других, гражданско-храмовых общинах, но в отличие от Иерусалимского храма, не имевшего особой собственной земли и хозяйства, храмы в других общинах (Уруке, Сиштаре, Комане и др.) являлись собственниками части земли общины. Эту землю они сдавали в аренду членам общины и лишь частично эксплуатировали сами, организовав на них большие храмовые хозяйства.

Члены палестинской граждапско-храмовой общины, объединенные в бет-абот, составляли относительно однородную массу свободных п полноправных людей. Помимо них на территории общины обитали также «приселышки» и «поденщики», которые, по всей вероятности, были людьми свободными, по не принадлежали к общине п поэтому не имели своей земли, а работали в хозяйствах общинников. Там же трудились рабы, составлявшие около 18% числа членов палестинской общины. В других гражданско-храмовых общинах, особенно в тех, где храмы имели свои обширные хозяйства, количество храмовых рабов (ширку в Вавилонии, иеродулы в Малой Азии), а также зависимых земледельцев (иккару в Вавилонии, иерой в Малой Лаип) было значительно больше.Так, например, Страбоп сообщает, что в Малой Азии в храме Зевса в Венасах «находятся поселения почти 3000 храмовых рабов», а в храме в Комане — «храмовых рабов... больше 6000». До середины V в. до н.э. Иудея входила в состав провинции Самария или других провинций сатрапии Заречья. Поэтому и возникающая гражданско-храмовая община в административном отношении подчинялась пеха Самарии. В середине V в. до н.э. гражданско-храмовая община заметно окрепла и стала значительной силой в Палестине. Этим воспользовался Артаксеркс I (465 — 433 гг. до н. э.), при котором усилились центробежные устремления могущественных сатрапов и местных дипастов. Царь был заинтересован в создании верной ему опоры, какой стала бы гражданско-храмовая община, если ей предоставить большие привилегии. Этим объясняется обнародование в 458-57 г. царского эдикта, освободившего общинников от царского налога и предоставившего общипе право собственной юрисдикции, что существенно изменило положение общины в стране.

Осуществление эдикта было поручено Эзре из рода иерусалимских первосвященников. Эзра был фанатичным и нетерпимым сторонником строжайшей самоизоляции общины и добился принятия решения о расторжении смешанных браков между общинниками и лицами, не принадлежавшими к общине. Это решение породило острые противоречия в самой общипе и усилило напряженность отношений между ней и пеха соседних провинций, которые опасались чрезмерного усиления верной Ахеменидам гражданско-храмовой общины, В 455 г. до н.э. образовалась враждебная палестинской общине коалиция, в которую входили Санваллат, наследственный пеха провинции Самария, «Тобия, слуга аммонитов», наследственный пеха провинции Аммон, и «аравитянин Гешем», по всей вероятности царь Кедара, полунезависимого арабского царства на окраине Палестины. Подобные конфликты между гражданско-храновыми общинами, с одной стороны, и сатрапами, пеха и династами — с другой, происходили и в других странах. В таких случаях Ахемениды нередко поддерживали граждаиско-храмовыс общины, как это имело место в Палестине, куда Артаксеркс I направил некоего Нехемию.

Потомок знатного иерусалимского нежреческого рода и «виночерпий» царя, гибкий и энергичный государственный деятель, Нехемия вполне соответствовал возложенной на него задаче. Он прибыл в Иерусалим в 445 г. до н.э. в качестве официально назначенного царем предводителя гражданско-храмовой общины в Иудее, которая в это время была выделена в самостоятельную провинцию йехуд, возглавляемую собственным пеха.

Перед угрозой вооруженного конфликта с враждебной коалицией Нехемия приступил к строительству оборонительной стены в Иерусалиме. Для обеспечения безопасности строителей стены, членов различных бст-аботов, Нехемия организовал отряды ополченцев из общинников, которые составляли ядро военной организации гражданско-храмовой общины. После завершения строительства стены Нехемия переселил в Иерусалим каждого десятого члена общины, и этот многолюдный (окало 15 тыс. жителей), хорошо укрепленный город с храмом Яхве стал центром общинного самоуправления. Аппарат самоуправления граждаиско-храмовой общины состоял из пеха и должностных лиц, из коих одни были «главы» бет-аботов, другие — жрецы храма. В экстренных случаях созывалось собрание членов общипы (кахал), например для решения острого вопроса о долгах.

Размах ростовщичества в общине привел к тому, что обедневшие общинники вынуждены были, как они говорили, «отдавать сыновей наших и дочерей наших в рабов... а поля наши и виноградники наши — у других» («Книга Нехемии»), т.е. в руках богатых семей бет-абота. Это могло стать опасным для окруженной врагами общины, и Нехемия прибег к древнему закону о периодической отмене долгов и возвращении имущества должника, прежде всего захваченных земель. Это мероприятие на время приостановило концентрацию земли и укрепило относительную сплоченность общины, отраженную в принятых установлениях. Эти установления, основанные на законах «Пятикнижия», требовали строгого соблюдения субботнего дня, обязательных приношений в храм (десятина, первинки и др.), обособления членов общины от окружавших народностей. Этим завершилось оформление палестинской гражданско-храмовой общины.

Социально-политический организм, основным стержнем которого был храм Яхве, должен был возглавляться жрецом Яхве. Так было принято в других гражданско-храмовых общинах, возглавляемых жрецами, например в Пессинунте, Зеле, Ольбе и других общинах Малой Азии; в конце V в. до н.э. это было введено и в палестинской общине, во главе которой встали иерусалимские первосвященники, а в IV в. до н.э., по всей вероятности, им были переданы полномочия пеха провинции Йехуд. На протяжении двух веков Ахемениды по большей части оказывали палестинской общипе поддержку, что не исключало существенных колебаний и перерывов в этой политике. Одновременно они сохранили и даже усилили свой контроль.

Таково было отношение персидских царей и ко многим другим гражданско-храмовым общинам. Хотя среди администрации (особенно в сатрапиях и провинциях) существовало мнение, что образование таких общин подрывает целостность державы, Ахемениды, по-видимому, все же склонялись к тому, чтобы считать их более надежной опорой своей власти, чем стремившихся к независимости сатрапов и дипастов. Рожденные всем ходом социально-экономического и политического развития, гражданско-храмовые общины были необходимым структурным элементом мировой державы и именно поэтому продолжали существовать в эллинистическое время.

Новые явления в культурной жизни Передней Азии VI—IV вв. до н. э.

Новые явления в культурной жизни ахеменидской Передней Азии были обусловлены всей совокупностью социально-экономического и политического развития, но особенно значительную роль сыграли четыре фактора: вхождение в состав мировой державы, наличие самоуправляющихся гражданско-храмовых общин, оживленные миграционные процессы, породившие небывалое этническое смешение, и активный синтез культуры во всех сферах жизни.

В предшествующие века основная часть носителей культуры — писцы и жрецы — была непосредственно связана с государственным сектором экономики. К VI — IV вв. до н.э. значительный отряд жрецов и иисцов вошел в состав гражданско-храмовых общин, выражая их интересы и чаяния. К этому времени среди носителей культуры увеличился удельный вес писцов, ие связанных ни с корпоративным жречеством, ни с государственной администрацией. Эти писцы были мепое консервативны, для них было характерно растущее осознание индивидуальности человека и его личной ответственности. Писцы были основными проводниками такого значительного явления культурной жизни VI — IV вв. до н.э., как превращение арамейского языка в официальный канцелярский язык мировой державы, па котором составлялись указы царей, деловые документы (например, наемников в Элефантине) и т.п. В некоторых странах арамейский язык стал разговорным языком, соперничая с местными языками и иногда, как во всей сатрапии Заречья и в Вавилонии, постепенно вытесняя их. Это нередко вызывало активное противодействие, например в палестинской общине, где подчеркнуто заботились о чистоте древнееврейского языка, или в Вавилонии, где в автономных гражданско-храмовых общинах продолжали читать и переписывать произведения на аккадском языке. В языковой сфере проявились две тенденции: универсалистская — тяготение к всеобщности и партикуляристская — стремление к обособленности и замкнутости. Эти две тенденции пронизывали всю культуру ахеменидской Передней Азии, проявляясь особенно отчетливо в религии.

В Передней Азии существовало великое множество религий различных уровней и форм: примитивные верования племен и олимпийская религия эллинов, сложные политеистические религии египтяп и вавилонян, монотеистический яхвизм иудеев и дуалистический зороастризм у персов. Ахемениды придерживались принципа терпимости к чужим религиям, что, как мы уже знаем, проявлялось в оказании государственной помощи культу Ахурамазды и эламского Хумбапа. храму египетского Амона и вавилонского Мардука, иерусалимского Яхве и олимпийского Аполлона, в принятии, например, утверждения, что Дарий I — царь, «рожденный (египетской!) богиней Нейт», которого «Нейт признала своим сыном».

Религиозная терпимость Ахеменидов содействовала повсеместному религиозному синкретизму.

Наглядный пример тому — малоазиатский культ Аполлона Лербенского, в котором олимпийский Аполлон слился с малоазийским Аттисом. В политеистических религиях синкретизм усиливал тенденцию к единобожию. В монотеистическом яхвизме, испытавшем воздействие дуалистического учения Заратуштры, появились очевидные универсалистские тепдепции в признании Яхве богом всех стран и всех людей: «Ко мне обратитесь и будете спасены, все концы земли... Перед много преклонится каждое колено, мною будет клясться всякий язык» («Второ-Исаня»). Своеобразным проявлением универсализма был термин «Бог небесный», упоминаемый в официальных эдиктах персидских властей, приведенных в ветхозаветной «Кпиге Ездры», Если для составителей эдиктов в царских канцеляриях Ахеменидов это был, скорее всего, иранский Ахурамазда, то и восприятии членов палестинской гражданско-храмовой общины ото, несомненно, был их Яхве. В этой универсалистской тенденции сказывалось влияние самого существования мировой державы и объединительных усилий Ахеменидов.

Но эта тенденция сосуществовала с партикуляристской, которая особенно заметна в гражданско-храмовых общинах. Партикуляризм, т.е. подчеркивание взаимосвязанности коллектива со своим божеством, признание исключительности данного коллектива, был необходимым порождением самой сущности гражданско-храмовой общины, непременным условием ее самоутверждения. Свой культ был идеологическим оправданием автономии общины, ее особых обычаев и даже особого языка. Поэтому члены храмового объединения Гиргалея (в Малой Азии) составляли посвятительные надписи по-гречески своим божествам Аполлону Лербенскому и Лето; поэтому в «Книге Ездры» после арамейского эдикта Артаксеркса I, в котором упоминается «Бог небесный», начинается древнееврейский текст: «Благословен Яхве, бог отцов наших», подчеркивавший связанность бога с еврейской общиной; поэтому члены общины Урука нарекали сыновей по имени местного бога А ну, сохраняли особую нотариально-правовую систему и вымерший за пределами городов аккадский язык.

Противо- и взаимодействие универсализма и партикуляризма отчетливо прослеживается в традиционных жанрах самой богатой или лучше всего сохранившейся из литератур VI — IV вв. до н.э. — в ветхозаветной литературе палестинской гражданско-храмовой общины, где продолжалось создание религиозных псалмов и пророчеств, производились отбор и редактирование древних сказаний и законов, был составлен «Жреческий кодекс» и канон «Пятикпижпе» (книги «Бытия», «Исхода», «Левит», «Чисел» и «Второзакония»), вмененный теперь в религиозную догму всем членам общины. Во всех этих произведениях в бесконечных вариациях разрабатывалась старая тема о всемогуществе единого бога, его всеобъемлющем господстве над всеми людьми или избранной общиной, о полной подчиненности ему всех людей и особом его договоре с членами этой общины.

Аналогичные процессы происходили в той или иной форме повсюду: не случайно в гражданско-храмовой общине в Уруке вместо прежней богини-покровительницы Иштар выдвигается местный бог неба Ану, не имевший ранее большого значения в культе, но зато лепт отождествлявшийся с «Богом небесным» Ахеменидов. Эта тема звучала также в зародившейся в среде писцов Египта, Двуречья и Палестины II тысячелетия до н.э. так называемой литературе мудрости, которая стала очень популярной в VI — IV вв. до н.э. В то же время в произведениях этого жанра — первых шести главах ветхозаветной «Книги Даниила», в найденной в Египте, в г. Элефантине, но происходящей из Месопотамии арамейской книге «Премудрости Ахпкара» и других, учащих трудному искусству праведно жить, главный герой — это человек, и в них подчеркивается значимость правильных человеческих деяний: «И муж отличный, сердце которого полно добра, подобен луку, натянутому сильным человеком» («Ахикар»).

Признание значимости человека и его деяний, возможно, было обусловлено усилением роли индивидуума в социально-экономической жизни гражданско-храмовых общин и навеяно учением зороастризма о высоком назначении человека, призванного обеспечить победу божества добра и света. Это мы обнаруживаем также в ветхозаветных исторических произведениях VI — IV вв. до н. э. Гибель государства Давидидов и разрушение храма, зарождение пной формы государственности — все это заставляло пересмотреть сотворенную в первой половине I тысячелетия до н.э. картину исторических судеб парода. На рубеже V — IV вв. до н.э. создаются книги Эзры (Ездры) и Нехемии, повествующие о возникновении послепленной общины, пишется «Книга Паралипоменоп», в которой во многом по-новому излагается и оценивается история Давидидов. В этих произведениях, как и в исторических новеллах того времени (в ветхозаветных книгах «Руфь» и «Эсфирь», апокрифической книге «Юдифь»), подчеркиваются активность человека и значимость его деяний, что, конечно, не означает отрицания божественной воли и провидения. Такое понимание роли божества и человека в какой-то мере сближает эти ветхозаветные произведения с первыми трудами эллинских логографов.

«А финикияне эти, прибывшие в Элладу... принесли эллинам много паук и искусств и, между прочим, письменность»,— писал Геродот, выразив господствовавшее в Элладе признание великой роли восточной культуры в образовании эллинской. В VI — V вв. до н.э. восточная культура оказывала на эллинскую большее воздействие, чем последняя на восточную. Эллинское влияние более заметно в искусстве ахемспидской Передней Азии: оно сказывается в изображениях на малоазийских печатях V — IV вв. до н.э. и в скульптурах, украшавших дворцы Ахеменндов в Сузах и Персеполе, где эллинским было тяготение рельефов к объемности, широкое применение складок в изображении одежды. Однако и в изобразительном искусстве элинское влияние уступает «впутрлближневосточному», так что приходится признать преобладание «впутрпблпжпс-восточного» синтеза во всех сферах культуры предэллиниама.

Что такое пред эллинизм на Востоке? Это два века истории Передней Алии, когда складывались предпосылки эллинизма: интенсивная «внутриближневосточная» миграция и «внутриближневосточпый» культурный синтез, заметный подъем производства и относительное выравнивание уровней социально-экономического развития, расширение товарно-денежного хозяйства и активная урбанизация, преобладание в деревнях государственного, а в городах — частного сектора экономики, относительная политическая объеднненностъ и развитие самоуправляющихся граждапско-храмовык общин, взаимо- и противодействие универсализма и партикуляризма во многих сферах, культурной жизни, двойственность системы политического управления, сочетавшей центральную монархическую власть с автономией городских общин. В то же время гражданские общины оставались весьма разнотипными; они не нашли еще окончательных форм и не всегда были обеспечены отпроизвольного вмешательства в свои дела со стороны царской власти.