Это, видимо, знак смутных времен - 4 мая в прокат по всему миру вышел фильм Ридли Скотта (Ridley Scott) 'Царство небесное', который открывает нам религиозный и воинственный мир крестовых походов. Это было столкновение цивилизаций, историческое землетрясение, основополагающее противостояние. Жан-Клод Гильбо (Jean-Claude Guillebaud), автор книги и документального фильма на эту тему, уводит нас по следам 'озаренных Господом' крестоносцев. Воспоминание об этой эпопее, начавшейся в Клермон-Ферране и прокатившейся с грохотом и яростью через Стамбул и Бейрут, до самого Иерусалима, до сих пор оказывает определенное влияние на современную геополитическую ситуацию.

Произнеся 27 ноября 1095 г. в Клермоне всего три слова - 'Этого хочет Бог', - папа Урбан II положил начало одному из самых необыкновенных событий во всей западной истории. Мы намеренно используем здесь такое сильное определение. Ведь на самом деле эпопея крестовых походов длилась 4 века. Она состояла из 8 следовавших друг за другом экспедиций и по-настоящему завершилась лишь в январе 1492 г. с завоеванием мусульманского королевства Гранада, в Испании. Но исторический след, оставленный этими событиями, останется еще надолго. Некоторые историки считают крестовые походы приключением, открывшим для христианского Запада другие миры, а иные видят в них прообраз колониальных захватов и военной дикости. Они никогда не переставали, даже тысячелетие спустя, тревожить людскую память. Не только нашу, но и еврейскую, мусульманскую, православную и армянскую.

От Саладина к Саддаму Хусейну

Это старая история, но крестовые походы оставили свой след и в современности. Спустя девять веков ссылка на эти христианские экспедиции играет значительную роль в символике конфликтов на Ближнем Востоке, Балканах или в славянском мире. Приведем несколько примеров. Перед тем, как выстрелить в папу Иоанна Павла II 13 мая 1981 на площади Святого Петра, турок Али Агджа в одном из писем рассказал о своих мотивах: 'Я решил убить Иоанна Павла II, верховного главнокомандующего крестоносцев'. Это не был бред сумасшедшего. Вновь и вновь разжигаемый костер ближневосточного конфликта в основном до сих пор подпитывается этим воспоминанием. В мусульманском восприятии крестовые походы остаются первоначальной точкой разрыва, раной, которая так и не зажила и которая до сих пор оправдывает в глазах фундаменталистов все формы джихада.

Современные арабские правители, будь то Гамаль Абдель Насер, Хафез Асад, Муамар Каддафи или Саддам Хусейн, питают одновременно горькие и славные воспоминания о крестовых походах, и самым благодатным из них для мусульман была битва при Хаттине (1187 г.), в результате которой французы были изгнаны из Иерусалима. Два из трех подразделений Армии освобождения Организации Освобождения Палестины носят имена, напоминающие о решающей победе мусульман - Хаттин и Айн Джалут.

Что же касается государства Израиль, то оно до сих пор отождествляется в арабском воображении с 'западной' колонией, франкскими королевствами, основанным крестоносцами. Почти все они (кроме Триполи) просуществовали не больше века. Исламистская пропаганда не устает повторять, что Израиль не избежит такой же судьбы, а в арабском мире рано или поздно появится новый Саладин, Салах-аль-Дин из исторических летописей, которому удалось объединить воинов Ислама. Насер сравнивал себя с Саладином. Хафез Асад тоже. Только забывчивых не насмешило поспешное принятие на себя Саддамом Хусейном роли нового Саладина, поднявшего народ против Запада в войнах 1991 г. в Персидском заливе и 2003 г. в Ираке.

Маленький арабский мир очень легко воспринял эту символику, ведь чтобы оправдать вступление США в войну отец и сын Буши также говорили о Боге, молитве и крестовом походе. Но подобные воспоминания также живут в сердцах православных русских или сербских христиан, которые по малейшему поводу вспоминают взятие и разграбление Константинополя в 1204 г. крестоносцами-католиками. Или в душе христиан Востока, неопределенный статус которых был с 1975 по 1992 гг. одним из центральных вопросов нескончаемой войны в Ливане. Их изоляция началась когда-то с союза с крестоносцами. В 2005 г. их до сих пор в этом упрекают.

Этого хочет Бог!

Но вернемся в точку отсчета: ей стала воинственная проповедь папы Урбана II, произнесенная в ноябре 1095 г. перед тринадцатью архиепископами, двумястами двадцатью пятью епископами, четырьмя сотнями аббатов и несколькими тысячами простых христиан, собравшимися в Клермоне на специальный консилиум. Почему папа призвал их к святой войне? Он говорит о преследованиях, которым подвергаются тысячи паломников в Святой земле. Преследования, участились в XI в. с появлением в тех краях войск фатимидского халифа Аль-Хаким би-Амр Алла, который был кем-то вроде мусульманского Нерона и прославился тем, что стер с лица земли Гроб Господень. Эти преследования не были выдуманными, как утверждают светские историки. В 1064 г. на 7 тысяч паломников, которых вел епископ Бамбергский Гюнтер, напали бедуины. Паломники не собирались сопротивляться, и многие сотни из них были истреблены. Эти преследования возобновились после того, как в 1071 г. турки-сельджуки под предводительством генерала Азица завоевали Иерусалим и перебили часть его жителей.

Другой повод, на этот раз геополитического порядка: осада турками-сельджуками Константинопольской империи ('ваших восточных братьев', - говорит папа Урбан II). Папа уверяет, что византийский император призывает христиан с Запада прийти ему на помощь. Он обещает прощение грехов тем, кто положит свою жизнь в 'борьбе с неверными' или погибнет в пути. Он призывает рыцарей и тех, кто был 'наемниками за презренную монету' немедленно встать в ряды воинов Господа. И он заключает свою речь этими знаменитыми словами, которые тут же подхватит толпа и еще не раз они обойдут весь христианский мир - 'Этого хочет Бог!'

К этим благим мотивам добавляются другие, менее благородные. Во-первых, желание удалить из королевства воинственных сыновей и рыцарей, которые, ведя бесконечные схватки, сеют там нестабильность и насилие. Для этих 'вояк' крестовый поход будет избавлением. С более глобальной точки зрения конец XI в. был периодом, когда христианская Европа уже пережила голод, в ней вновь начался демографический рост, она обладала избытком мощи. Крестовые походы были первой инициативой Запада, который решил вырваться из своих границ.

Лишь одна вещь не была предусмотрена никем, даже папой Урбаном II: его воззвание вызовет широчайший резонанс по всей Европе. Феномен, который сейчас мы можем назвать популяризацией.

'Обездоленные'

В своей клермонской проповеди папа назначил официальное начало крестового похода на 15 августа следующего года (1096), чтобы было время на подготовку 4 корпусов армии, которые, отправившись в путь по разным дорогам, должны были встретиться в Константинополе, чтобы составить там 'Войско Господа нашего', мощную армию франков.

Но слух о походе расходится по всей Европе и, не дожидаясь назначенной даты, бесчисленные толпы народа начинают движение уже весной 1096 г. Их ведут разгоряченные проповедники, скитавшиеся тогда по городам и весям. Во многом они были похожи на сегодняшних телеевангелистов. Один из них вошел в легенду - это Отшельник Петр, который путешествовал босиком, на осле, в льняной тунике с капюшоном, выдавал замуж проституток и проповедовал согласие. И, несмотря на все это, он повел за собой толпы к Иерусалиму.

На самом деле, тот наивный поход в Святую землю стал первым в истории выходом на сцену Истории анонимных народных масс, призванных играть свою роль в обществе и в церкви. Именно этим 'юродивым' удалось призвать франкских баронов к своему долгу. Деревенские нищие, крепостные, которым было обещано освобождение, целыми семьями отправлялись в путь вместе со своими быками, к ним присоединялись висельники, негодяи и проститутки. Любой знак свыше мог зажечь их души.

Десятки тысяч мужчин, женщин и детей, наскоро нашив кресты на свои лохмотья, отправились на Восток, хотя с трудом представляли себе, в какой стороне он находится, и иногда путали его с небесным Иерусалимом. Без подготовки. Без пропитания. Иногда не имея ни малейшего представления о пути, который им предстоит пройти. Народный эпос, 'Песня тщедушных' рассказала жалкую эпопею этих неорганизованных и вскорости уничтоженных толп.

Логично, что эти 'народные крестовые походы' несли в себе зародыш бунта. В воспоминаниях эти беспорядки часто путают с официальными крестовыми походами, и их официальным предводителям (которые отправятся в путь многими месяцами позже) ошибочно приписывают безумства, в которых не было на самом деле их вины. Эти безумства идут гораздо дальше простых перехлестов: систематические погромы, которые чинились немецкими бандами, истребление евреев, проживавших вдоль Рейна и Дуная, грабежи в Венгрии или на Балканах. Когда официальные мощные армии выйдут на дорогу к Иерусалиму, воспоминания об убийствах и крови будут преследовать их.

Это Византия!

Из примерно ста пятидесяти тысяч человек - рыцарей, пехотинцев, церковников, женщин и слуг, вышедших из Европы летом 1096 г. только десяток тысяч дойдет через три года, к 7 июня 1099 г., до стен Иерусалима. На своей дороге франкской армии придется пережить разные приключения, в том числе и всяческие ужасы. Самое удивительное - то, что каждый из этих эпизодов будет вписан - по-разному, но на века - в память Европы и Востока.

Первый эпизод - культурного и политического свойства. Когда грубые и неотесанные франкские воины подошли к стенам Константинополя, они увидели великолепный город, который на два века опережал в своем развитии их родную Европу. Их оцепенение и восторг описаны во всех хрониках того времени - 'Это Византия!', - восклицали они. Крестоносцы увидели в городе невиданный доселе размах, с которым строились дворцы, статуи из порфира и золота, великолепие колонн и византийских церквей, огромные площади, вымощенные мрамором, широкие улицы, на которых выстроились в ряд многоэтажные лавочки. Романский ипподром на 30 000 мест, возвышавшийся над Мраморным морем. И толпы слуг на улицах, странных животных - верблюдов, слонов, которых ведут рабы, 'черные, как грех'. . . И византийский собор Святой Софии с огромным куполом и алтарями, отделанными слоновой костью, золотом и драгоценными камнями. . .

Блеск Константинополя и его контраст с архаизмом Запада отражают всю историю первого христианского тысячелетия. Этот мегаполис торговцев и священников, город, сверкающий и жестокий как цирковые игры, которые были в нем широко распространены, эта столица, хитрая, как дворцовые интриги, мистическая и томная, как сам Восток - это все христианство, которое на пять веков укрылось за этими стенами и спаслось от варварских набегов и упадка. Это наследство Афин и Рима, которое было защищено здесь от любых опасностей.

Непростая встреча императора Константинополя и этих воинов, которых он призвал на помощь, продолжится чередой недоразумений. Когда франки немного освоились, в них проснулось недоверие к этим 'женственным грекам', которые хотят их использовать. Византийцы же опасаются грубой силы этих кельтов, с помощью которых они хотят отвоевать потерянные территории. В конце концов, победит сила, и византийцы будут вытеснены из города. Между двумя христианскими мирами, латинским и православным, будет посеяно недоразумение, злоба, недоверие, которые живы до сих пор.

Чума у Антиохии

Следующие эпизоды будут скорее военными и кровавыми. Сначала крестоносцы выиграли два крупных сражения. Первое в мае 1097 г. в Никее (сейчас это турецкий город Изник), который они отобрали у сельджуков после смертоносной осады, а второе - в июле у Дорилеи (в Анатолии), где тяжелые эскадроны франков в кованых доспехах сначала попали в затруднительное положение после стремительного натиска турецких всадников, которые сотнями гибли под дождем из стрел крестоносцев Готфрида Бульонского. Победа, в конце концов, окажется за крестоносцами, но ценой тяжелых потерь. Лучники, всадники и другие воины сельджуков отступили. Свидетельство летописца-крестоносца: 'Мы погнались за ними, убивая их целый день, и нам досталась крупная добыча - золото, серебро, лошади, ослы, верблюды, овцы, быки и много других вещей, названия которым мы не знали'.

После растянувшегося на долгие месяцы похода через Анатолию и горы Таурус, мучимых голодом, истощенных жарой и болезнями, крестоносцев ждали у стен Антиохии еще более смертоносные испытания. Город, к которому они подошли к осени, был самой замечательной из всех крепостей Востока и Малой Азии. По словам византийцев, эта неприступная громада была построена ими незадолго до конца первого тысячелетия. Крестоносцы стояли, ошеломленные размахом ее укреплений - десятикилометровой стеной с 450 башнями, высокой цитаделью на востоке. Осада крепости длилась 8 месяцев (с 20 октября 1097 о 18 июня 1098 гг.). Армии франков уничтожает голод, турецкие контратаки, а потом и чума. Летописи говорят нам о массовых побоищах, горах трупов, военных хитростях и шпионах, строительстве франкских крепостей. . . Одна эта осада была нескончаемым средневековым романом. Положение франков настолько осложнилось, что грозило провалом всего крестового похода. Город был взят в последний момент благодаря предательству одного из его обитателей, некого Фируза, мастера доспехов, обманутого женой и сжигаемого жаждой мести. Он открыл ночью одну из дверей города осаждавшим. Восточный адюльтер помог крестоносцам избежать разгрома. . .

Крестоносцы-каннибалы

Остатки франкской армии вновь пустились в путь, и в следующем, 1098 году на территории современной Сирии произошло событие, о котором чаще всего рассказывали, вспоминали, передавали эти рассказы из уст в уста, слагали стихи на протяжении всего средневековья и до самого Возрождения. Это было в городе Маарат-аль-Нуман, который выдержал первую атаку. 12 декабря город, наконец, был взят, а крестоносцы истребили тысячи турков и его жителей. Это новое завоевание и раздел добычи разожгли споры между сеньорами, многие из которых были больше озабочены созданием своих собственных королевств, чем освобождением Иерусалима. Они спорили за право владеть городом. И тогда разразился разрушительный и беспощадный гнев бедноты. Религиозный гнев. Той самой изголодавшейся бедноты, которая бродила по улицам Маарата и на которую никто не обращал внимания. Нищие и полубезумные бродяги подняли страшное восстание. Оно длилось несколько дней. Восстание сумасшедших? Не совсем. Чтобы вернуть баронов на путь Иерусалима, паломники начали методично уничтожать только что завоеванный город. Разобрали укрепления, сожгли дома, разрушили стены. . . Нужно было уничтожить все, что привлекало алчных сеньоров.

В конце концов, беднота добилась своего. Этот первый крестовый поход, в отличие от последовавших за ним, сохранил свое скорее мистическое, чем колониальное измерение. Но тогда случилось то, что до сих пор наполняет ужасом весь Восток. В аду Маарата, в плену у страха, голода и жажды, в то время, когда бароны делили добычу, бедняки и их секты поддались запрещенному повсюду искушению: каннибализму. Трупы сарацинов, валявшиеся в канавах, были разрезаны и жадно съедены. Историк Рауль де Кан писал: 'Наши варили взрослых неверных в котлах. Они насаживали детей на колья и жарили их'. Этот эпизод посеял ужас во всем исламском мире, многие арабские города сдавались после этого без сопротивления. И хотя это преступление в истории крестовых походов было не таким уж значительным, теперь оно четко ассоциируется с ними.

Кровавое побоище в Иерусалиме

Последняя крупная битва была при Иерусалиме и о ней тоже вспоминают до сих пор. После месячной осады в июле 1099 г. Святой город был взят. Рассеявшись в городе, пьяные от страха и накопившегося ожидания, крестоносцы преследуют и убивают мусульман и евреев, которые были в то время союзниками. Сначала в переулках города, а потом в мечети Аль-Акса или в храме Соломона. 'Город представлял собой настолько ужасающее зрелище и мученичество врагов, что сами победители были полны ужаса и отвращения', - пишет Гийом де Тир. Знаменитый 'неизвестный летописец', латинский текст которого остается самым достоверным источником, использует образ, который останется в истории. Он пишет, что в мечети Аль-Акса 'наши шли по щиколотку в крови'. Другие историки того времени говорят о горах трупов, которые 'целую неделю' горели под стенами города. Сколько было убитых? 70 000, говорят арабские историки. Невероятная цифра. Может быть, 20 000. . .

Некоторые франкские бароны, Танкред или Реймон де Сен-Жиль, попытались предотвратить побоище. Напрасно. По вечерам пьяные франкские дикари устремлялись к Гробу Господню и 'простирались там ниц, скрестив руки'. В одном из склепов и сегодня можно увидеть кресты, которые были тогда высечены в камне. Да, вера может лишить рассудка. Сегодня Иерусалим знает это лучше любого другого города в мире.

("Le Figaro", Франция)