***
Арнольду Тойнби
Миг вечно склонен спорить с постоянством.
Закат ярится, часа ждет восход.
Живя мгновеньем и дыша пространством
Сошлись Левиафан и Бегемот.
Проходит миг всевластия заката,
Минует ночь – и власть возмет рассвет,
Сквозь круговерть ухода и возврата
На каждый вызов будет дан ответ.
1982
***
Мы в мир пришли, чтоб поглядеть на солнце,
На тьму ночей.
И удивленно мы глядим в оконце
Бегущих дней.
Вот устремляем мы свой взгляд на звезды,
На свод небес,
И мечутся надломленные грезы,
Как в бурю лес.
Спустившись с башни из слоновой кости,
Мы в мир идем,
Но тщетно все: мы в этом мире гости,
Мы здесь поем.
Нам говорят – продать мы не умеем
Свои стихи,
Нам пробуют одеть хомут на шею
Из чепухи.
Мы вновь уходим в мир уединенья,
И только там,
Мы дарим гений, силу, вдохновенье,
Своим стихам.
Успеем мы лишь поглядеть на солнце,
На тьму ночей…
Дано до смерти нам глядеть в оконце
Грядущих дней.
1982
***
Прислушайтесь,
на минуточку,
мистер Рейган!
Этого требует вечность,
истекающая в моих словах.
Слава политиков – всего лишь мгновенье.
Сколько президентов США осталось в веках?
Вы хотите попасть на скрижали истории,
Сыграв,
конечно,
эффектную роль,
И Вам наплевать
на обычное горе
обычные слезы,
обычную боль,
обычных жизней
простую обыденность
обычные чувства
обычных людей
Для Вас они -
придаток Вами сыгранных и виденных
генералов, министров и королей.
Вам слава Гитлера не дает покоя,
Ваше имя
для Вас
также звучно, как Наполеон,
а хочется Вам
оставить по себе такое,
чтобы помнили вечно,
как страшный
или кровавый
сон
Вы вечно смотритесь
в зеркало истории
но зеркало,
поверьте,
не фотопортрет.
До Вас в это зеркало смотрелись многие
Вы всех их знаете?
Ах, значит, нет?
Помнят людей по их вечным твореньям,
Не по орнаменту орденских лент,
Может, лишь в этом стихотвореньи
Ваше бессмертие,
Господин Президент!
Вот Вас фотографируют журналистов тучи,
Вы,
расплывшись в улыбке,
замираете на момент.
А все же
в роли ковбоя Вы были лучше,
чем в роли Герострата,
Господин Президент!
В Вашей власти
Себя прославить
мировым пожаром
что Вам он – это грек,
Только кому оставлять эту память,
если не выживет
ни один человек?
Вы думаете,
что лучше Вас помнить будут
после подлости этих угрозами пронизанных лет?
На Ваше счастье правду о Вас забудут,
Как неприятный, омерзительный сон
или бред.
Люди страдают,
Люди боятся,
Людям неуютно,
Когда у власти Вы.
Вас теперь уже больше страшатся,
чем угрозы далекой Москвы.
Москва далеко,
она пока ни словом,
ни делом не причинила
американцам зла,
А Вы – Вы близко,
Вы прямо дома,
и с Вами – безработица,
и мракобесья мгла.
Вы надеетесь,
что безотказен блеф шантажиста,
Вы привычно пугаете:
сдавайтесь или вместе умрем,
Но вдруг найдется
в России кто-то,
для кого желание выжить
не тоже самое,
что согласие жить потом Вашим рабом?
Вдруг не сдадутся?
Вдруг ответят?
Вдруг остались мужчины
и в моей стране?
Тогда Ваш блеф – последний на свете
Память о нем
сгорит во всеобщем огне
Вы,
конечно,
думаете отсидеться в убежище.
А если не успеете,
В этот самый момент?
Вас огонь охватит,
болью режущей
и испепелит,
Господин Президент!
Вы пугаете ужасом
первого удара?
Разве второй не будет страшней?
Разве серый пепел
рыжего пожара
не покроет всю
планету людей?
Людям свойственно
всегда бояться смерти
гораздо больше,
чем поражений, например.
Людям страшно,
когда гибнут дети,
на глазах у старых матерей.
Людям страшно,
когда рядом с домом,
рядом с фермой
в глубине Дакот
Рыжий смерч огня пройдется
с громом,
все испепеляя
смерч пройдет.
Пойдут ракеты
сыпаться сотнями
на светлый Париж
и на дымный Нью-Йорк,
На муравейником разползшийся Токио,
на тихую Прагу,
на город на мой.
Вы так хотите,
чтоб клочьями дыма,
в небо взметалась,
горелая сталь,
белые камни усталого Рима,
желтая
пляс Шарль де Голль Этуаль?
Чтоб взорвалось само небо Европы,
Лондонский розово-серый туман,
чтобы,
как свечи,
текли небоскребы,
паром взлетал к небесам Мичиган?
Вы так хотите,
но я не желаю,
и потому -
стоп,
послушайте -
в этот самый момент,
в вечном огне полыхать заклинаю,
суку,
Вас породившую,
Господин Президент!
Чтобы из пламени,
истошным криком,
приходила
богом проклятая ведьма
в сон,
которым Вы будете грезить наяву,
Чтобы Вашу душу
резкой болью
она сверлила -
той болью,
которой Вы шантажируете сейчас Москву.
Вы чувствуете -
явь уже заволокло дымами,
отключаетесь?
чем запахло?
Пришел момент.
Чтобы это навечно
теперь было с Вами,
вот Вам моя пентаграмма,
Господин Президент!
1982
***
Надо быть смелым, смелым, смелым,
Смело любить, ненавидеть, мечтать.
Надо делом, делом, делом,
На слова подлецов отвечать.
Надо быть юным, юным, юным,
Взглядами, сердцем, силой, душой,
Надо быть умным, умным, умным,
Надо мечтою взлетать над Землей.
Надо влюбляться, влюбляться, влюбляться,
В омут любви уходить с головой,
Надо смеяться, смеяться, смеяться,
Над возмущенным пугливым ханжой.
Надо быть смелым, смелым, смелым,
Надо уметь, надо делать и знать.
Надо делом, делом, делом,
В этом мире себя показать.
1982
***
Я боюсь
Я сегодня боюсь,
Этот страх
болью зреет во мне.
И бескрылый лапчатый гусь
Почему-то летал
Во сне
Я бояться давно отвык
Страх свой я не дарил врагу,
Но теперь я боюсь – хоть в крик
Тонкой вены в моем мозгу.
Годы, серые годы пройдут,
И наш путь будет в них сокрыт,
Как отметиной, каждый сосуд,
Будет коркой внутри покрыт.
В звездный час, когда вкус и цвет
Эта тусклая жизнь обретет,
Вена тонкая скажет “нет”,
И течение дней прервет.
Только трещинка в вене одной,
Из нее крови вытечет грамм,
И оранжевой пеленой
Мир навеки закроется нам.
Нашей памяти жидкий огонь
Бурой крови затушит поток
Не приснится нам розовый конь
И залитый сиренью восток.
Черно-белый привычный цвет,
Серым сменится навсегда,
И на сереньком фоне лет,
Будут серенькие года.
Наступает в жизни момент,
(А у всех у нас он впереди),
Когда мысль, будто ты – человек,
Вдруг оставить пора позади.
Но не все доживают так:
Может, путь мой прервет кинжал?
Может даст избавление враг:
Кто-то ведь и от пуль умирал…
Мы так молоды в этот час
И не хочется помнить нам:
Ожидают инсульты нас
К сорока тревожным годам.
Потому я сегодня боюсь,
Потому зреет страх во мне.
Потому и бескрылый гусь,
Для чего-то летал во сне.
Потому-то в моих глазах
Страх, что я не дарил врагу.
Потому-то мне снится в снах
Вена бурая в сером мозгу.
1982
____________________________
(С) Евгений Гильбо, 1982