Аналитический клуб

Наиболее заметным событием в политической области было образование государств общеиндийского характера, а в области идеологии — оформление буддизма. В основе этих событий лежали не столь заметные на первый взгляд сдвиги в сфере материального производства и социальных отношений.

Выяснение их составляет труднейшую задачу для историка, так как ни одна из равных по значению древних цивилизаций не оставила после себя столь скудных источников для изучения.

Для рассматриваемого периода появляются, правда, данные эпиграфики и нумизматики (и те и другие, впрочем, немногочисленны), свидетельства античных писателей. Но огромная по объему религиозная и полурелигиозная литература содержит очень немного исторических данных и все еще часто датируется очень приблизительно; отсутствуют исторические хроники, политические и хозяйственные документы дворцовых и частных архивов, точно датированные памятники действующего законодательства и т.д. Эти невыгодные для древнеиндийской историографии условия надо постоянно иметь в виду.

К середине I тысячелетия до н.э. подвижность населения — следствие освоения долины Ганга — прекращается и сменяется состоянием относительной стабильности. В это время в Северной Индии насчитывалось несколько десятков небольших и до 16 более крупных государств. В борьбе за преобладание наибольшее значение приобрели Кошала (в современном штате Уттар Прадеш) со столицей сначала в Айодхье, а затем в Шравасти, и Магадха (в южной части современного штата Бихар) со столицей сначала в Раджагрихе (совр. Раджгир), затем в Паталипутре (ныне Патна). Между ними в основном и развернулась борьба за политическую гегемонию. В начале V в. до н.э. при магадхском царе Аджаташатру она закончилась победой Магадхи, постепенно усиливавшейся все более и более и в IV в. до н.э. ставшей ядром империи Нандов, объединившей все государства долины Ганга и, возможно, часть Южной Индии в одно политическое целое.

Сведения об империи Нандов не только скудны, но и сбивчивы. А между тем она представляет собой, вероятно, интереснейшее явление в древнеиндийской истории. Все более поздние источники с редким единодушием отзываются о царствовавшей в ней династии с ненавистью и презрением, причисляют ее к шудрам (т.е. представителям самого «низкого» общественного слоя), а её основателя Уграсену Нанду называют сыном цирюльника. Около 345 г. до н.э. он сверг царя Магадхи и воцарился сам. Такое чрезвычайное при существовавшей в то время социально-психологической атмосфере событие не могло остаться простым эпизодом придворной хроники, и Уграсена встретился с сильнейшим противодействием в кругах господствующей знати; это видно из того, что о нем осталось воспоминание как о яром враге и истребителе кшатриев (родовитой знати). Вместе с тем ясно, что Уграсена должен был не только обладать выдающимися качествами государственного деятеля, но и опираться на какие-то оппозиционные господствующей знати общественные слои, иначе ему не удалось бы долго продержаться. А он не только продержался, но и подчинил военным путем огромную территорию в долине Ганга, создал государство, на которое не решились напасть в 327 г. до н.э. даже войска Александра Македонского, победоносно промаршировавшие до этого по всему Ближнему и Среднему Востоку. Но никаких данных, которые бы позволили представить картину происходивших событий и судить об их социальном характере, в нашем распоряжении нет.

Северо-Западная Индия на протяжении VI — IV вв. до н.э. состояла из большого числа мелких государств. Территории к западу от Инда в конце VI в. до н.э. вошли в состав империи Ахеменидов. Возможно, что власть персидских царей распространялась и на какие-то территории к востоку от Инда, но как далеко в глубь страны, это даже приблизительно указать невозможно.

Александр Македонский после разрушения империи Ахеменидов и отпадения бывших индийских сатрапий этой империи в 327 г. до н.э. вторгся в глубь страны. Некоторые из расположенных здесь государств подчинились добровольно, другие же оказали ожесточенное сопротивление. Хорошо известно, какой трудной для Александра оказалась, например, его победа над одним из пенджабских царьков — Порой. Обескураженные этим сопротивлением и трудностями похода, воины Александра отказались последовать за ним, когда он вознамерился напасть на империю Нандов, о могуществе которой греко-македонцы были много наслышаны; им было известно, что на левом берегу Ганга их ожидает армия в 200 тыс. воинов пехоты, 80 тыс. всадников, 8 тыс. колесниц и 6 тыс. слонов, т. е. более чем десятикратно превышающая войско Пора.

В 325 г. до н.э. Александр ушел из Индии, оставив в завоеванной части страны подчиненных правителей и греко-македонские гарнизоны.

Империя Муарьев.

Пребывание захватчиков на индийской земле оказалось недолговечным: уже в 317 г. до н.э. последний их отряд покинул страну. Причиной этого были как войны между полководцами Александра после его смерти, так и борьба индийцев против иноземных завоевателей.

Возглавил эту борьбу Чандрагупта Маурья. По некоторым сведениям, он был родом из шудр, но большинство источников указывают, что он происходил из родовитых кшатриев. В молодости Чандрагупта служил Нандам, по рассорился с царем и вынужден был бежать на северо-запад страны. Здесь он примкнул к Александру, уговаривал его вторгнуться в долину Ганга и обещал легкий успех, так как царь — низкого происхождения и подданные не поддержат его. Но попытка расправиться с противником чужими руками не удалась, так как Александр не решился продолжать поход дальше на восток.

После смерти Александра и последовавшего затем замешательства в его империи Чандрагупта добился изгнания греко-македонцев из страны и укрепился на северо-западе так, что смог возобновить борьбу с Пандами. На этот раз она была успешной: царствовавший тогда сын Уграсены Дхана Нанда был около 317 г. до н.э. свергнут, и Чандрагупта воцарился в Паталипутре. На всех этапах бурной карьеры Чандрагупты его верным сподвижником и советником был брахман Чанакья, ярый враг Нандов. О Чанакье в преданиях осталась память как о хитроумном политике, поэтому ему (под именем Каутилья) приписывалось составление известнейшего сочинения «Артхашастра» — «Наука о политике».

Несмотря на то что о Чандрагупте сохранилось множество преданий, точно известен только один факт его 24-летнего царствования. Около 305 г. до н.э. произошло военное столкновение между ним и Селевком I Никатором, вторгшимся в Индию. Повидимому, перевес остался на стороне Чандрагупты, так как Селевк в обмен на 500 слонов вынужден был уступить противнику значительные территории современных Афганистана и Ирана; Чандрагупта получил также в жены дочь Селевка. После этого ко двору Чаидрагупты прибыл от Селевка посол Мегасфеи, оставивший описание Индии, до нас не дошедшее, но хорошо известное по обширным цитатам в сочинениях других античных писателей.

После 25-летнего царствования сына Чандрагупты Биндусары (293—268 гг. до н.э.), о котором почти ничего не известно, воцарился его сын Ашока (268 г. до н.э.), при котором империя Маурьев достигла наибольшего расцвета.

Империя Маурьев в царствование Ашоки охватывала почти весь Индийский субконтинент, за исключением крайнего юга Декана, а также значительные территории к западу от Индии. Эта империя была создана, по-видимому, в основном воинскими трудами его отца п деда, так как от правления самого Ашоки известно только о завоевании им на восьмом году царствования Калинги (совр. Орисса). Главной задачей, стоявшей перед ним, было не дальнейшее расширение пределов и без того огромной империи, а внутреннее ее укрепление, сплочение в единое целое большого числа народов, различавшихся по языку, культуре и уровню социального и экономического развития.

Самой настоятельной была потребность в организации управления. Вся империя была разбита на пять основных областей — паместничеств, управлявшихся обычно членами царского дома: Магадха с долиной Ганга, находившаяся под непосредственным управлением из Паталипутры, северо-запад с центром в г. Таксиле, запад (г. Уджияни), Калинга (г. Тосали) и юг (г. Сувариагири). Наместничества делились на более мелкие административные единицы. Сам царь и высшие сановники систематически объезжали провинции с инспекционными целями.

Насущно необходимым было создание идеологической основы империи. На ее территории существовало множество племенных религий, что создавало между правительством и подданными и между самими подданными многочисленные общественные и культурные перегородки.

Нужна была религия, более соответствующая новым общественным и политическим условиям, способная стать единой для разноплеменного населения огромной страны. Лучше всего для этого подходил буддизм. Ашока, религиозная политика которого нам хорошо известна благодаря многочисленным надписям, оставленным им на колоннах и скалах, сумел оцепить его. Он сам принял буддизм и государственной поддержкой, щедрыми дарами буддийской общине и строительством культовых сооружений способствовал его распространению. Государство впервые при Ашоке начало устанавливать контроль за духовной жизнью своих подданных.

Государственная и религиозная политика Ашоки встречала постоянное сопротивление со стороны местных сепаратистов и брахманского жречества. Особенно обострилось положение в последние годы жизни Ашоки; возможно даже, что он был отстранен от фактической власти. После его смерти (231 г. до н.э.) начались ослабление и распад империи, ускорившийся благодаря нападениям со стороны Греко-Бактрийского царства. Около 180 г. до н.э. последний представитель династии Маурьев был свергнут и убит своим военачальником Пушьямитрой, основавшим новую династию Шупгов. В это время власть царей Магадхи распространялась, видимо, только на долину Ганга и на земли, непосредственно примыкавшие к ней с юга.

Государству Шупгов пришлось неоднократно и не всегда удачно воевать с греко-бактрийцами и индийскими государствами на западе, возглавлявшимися греческими динасхами.

В 68 г. до н.э. в Магадхе произошла очередная смена династии: к власти пришли Канвы, о 45-летнем правлении которых почти ничего не известно.

Образование и полуторавековое существование первого всеиндийского государства Маурьев имело огромное значение. Было достигнуто (хотя и насильственным путем) политическое объединение самых различных по этнической принадлежности, языку, уровню развития, характеру производства и формам культуры народностей и племен. Это способствовало общему экономическому развитию, сближению составных частей империи, обмену культурными достижениями.

Индия все это время не подвергалась вражеским нашествиям. Установлены были внешние торговые и политические отношения со странами Средиземноморья.

Южная Индия.

Вплоть до начала нашей эры Южная Индия (полуостровная часть страны) заметно отставала от Северной. Это было следствием менее благоприятных условий для занятия земледелием и для внутренних связей, большей удаленности от других центров древних цивилизаций. В последние века до нашей эры положение начинает меняться.

Распространение железных орудий труда позволило местному населению преодолеть трудности в освоении новых земель, добыче полезных ископаемых, развитии морских промыслов и установить морские связи с другими странами (Африкой, Цейлоном, Юго-Восточной Азией). Пребывание большей части Южной Индии в составе империи Маурьев также способствовало усвоению местным населением передового северо-индийского опыта.

Уже в период Маурьев известно о существовании на крайнем юге нескольких государств (Керала, Чола, Пандья), отстоявших свою независимость, что свидетельствовало об их достаточной зрелости.

После же распада империи на территориях, принадлежавших ей ранее в Южной Индии, также образовались самостоятельные государства, причем некоторые настолько сильные, что сами совершали завоевательские походы в Северную Индию (Калинга, государство Сатаваханов).

Хозяйство и общественные отношения.

Рассматриваемый период отмечен прогрессом во всех областях экономики. В сельском хозяйстве происходило освоение новых земель, развитие искусственного орошения, расширение набора возделываемых культур. Известно о существовании крупных хозяйств — царя, знати и богачей — в многие сотни гектаров, с тысячами голов скота, с большим числом подневольных работников. Основной задачей животноводства становится выращивание рабочего скота.

Лесные и морские промыслы остаются уделом отсталых окраинных племен. От этого периода мы уже располагаем некоторыми данными, чтобы судить о формах земельной собственности. Соответственно уровням развития отдельных обществ формы эти были неодинаковы — от первобытных коллективных до вполне развитых частновладельческих. Но даже в самых передовых обществах, где существовали не только владение и пользование землей, но и все основные формы отчуждения земли (дарение, продажа, передача по наследству), государство сохраняло право собственности на необрабатываемую землю, на полезные ископаемые и на клады, а община — на пастбища и пустоши. Кроме того, и государство и община сохраняли право на контроль за всеми земельными сделками.

Важнейшим свидетельством технического прогресса является развитие ремесла. Имеется много данных о высоком уровне развития черной и цветной металлургии, кузнечном, оружейном и ювелирном деле, хлопкоткачестве, резьбе по дереву, камню и кости, гончарном деле, парфюмерии и пр. В каждой деревне было несколько ремесленников, удовлетворявших скромные потребности односельчан в промышленных изделиях, но основными центрами сосредоточения ремесла, особенно по производству сложных и высококачественных изделий и предметов роскоши, были города. Здесь ремесленники расселялись по специальностям и имели свои союзы — шрени, представительствовавшие перед властями и защищавшие ремесленников от произвола. Немало крупных мастерских, в которых были заняты и подневольные труженики, и наемные работники, принадлежало царю (верфи, прядильные, оружейные, ювелирные).

Развитие материального производства и специализация его приводили к росту торговли. Наметилась также естественная областная специализация: Магадха славилась своим рисом и металлами, северо-запад страны — ячменем и лошадьми, юг — драгоценными камнями, жемчугом и пряностями, запад — хлопком и хлопковыми тканями; хлопкоткачеством отличались и некоторые города вне этой области — Варанаси, Матхура и др. Купцы были людьми богатыми и уважаемыми; как и ремесленники, они объединялись в шрени.

Государство получало немалые доходы от торговли и потому способствовало ей поддержанием порядка на рынке, контролем над мерами и торговыми сделками, прокладкой дорог. Государи сами были крупными купцами, и торговля некоторыми товарами была их монополией. Продолжала расширяться торговля со странами Юго-Восточной Азии, Аравией, Ираном.

Развитие торговли привело к расширению монетного обращеция. На это указывают находки кладов, содержащих иногда тысячи монет.

Наиболее распространенной была денежная единица пана, по весу и составу сильно различавшаяся в разных государствах и в разное время.

На северо-западе страны имели хождение и иностранные монеты — персидские, греческие, греко-бактрийские.

Имеется много данных о ростовщичестве. Минимальным долговым ростом были 15% в год, при этом, чем ниже была Варна должника, тем выше можно было брать процент, вплоть до 60% с шудры. Но и эта цифра могла значительно вырасти, если давалась ссуда натурой, а не деньгами, если она не была обеспечена залогом и т.д. Долговое закабаление могло повлечь за собой частичное или полное лишение должника свободы.

От времени упадка индской цивилизации до середины I тысячелетия до н.э. мы не знаем ни одного города, хотя бы отдаленно напоминающего Мохенджо-Даро или Хараппу. Но с этого времени начинается новый расцвет городов. Античные нисатели удивлялись огромному числу городов в Индии, называя иногда неправдоподобные цифры. Многие города вырастали из сел, особенно удобно расположенных с точки зрения путей сообщения, безопасности, наличия природных ресурсов (воды, руд, гончарных глин, древесины и т. д.). Другие основывались государством и были первоначально опорными пунктами, крепостями, административными центрами.

Многие из этих городов существуют и теперь, иногда под другими или сильно измененными названиями — Индрапрастха (совр. Дели), Паталипутра (Патна), Шакала (Сиалкот), Пурушапура (Пешавар), а иногда под теми же или только немного изменившимися — Варанаси, Каушамби, Насик, Матхура и др. Среди иих были и очень большие. Так, судя по тому, что рассказывают греки о столице Магадхи Паталинутре, ее площадь должна была составлять 25—30 кв. км и, следовательно, население могло доходить до 1 млн. человек. Организационная структура городов и возможная степень их автономии не выяснены.

Как и во всякой другой стране, рабство в древней Индии имело свои особенности, но принципиальные его положения были характерны и для Индии. Индийский даса был рабом в самом точном смысле этого слова: он был чужой собственностью, не имел права на результаты своего труда, хозяин мог казнить его по своему произволу; рабов, как и всякое другое движимое имущество, продавали, покупали, передавали по наследству, дарили, проигрывали, закладывали. От скота, как «четвероногих», рабы отличались только как «двуногие». Хозяин имел безусловное право на потомство рабыни, независимо от того, кто был фактическим отцом. Разнообразные жизненные обстоятельства вносили коррективы в эти основные положения: иногда рабов привлекали в качестве свидетелей в суде, им часто разрешалось накоплять материальные средства, необходимые для уплаты выкупа, положение рабов значительно разнилось в зависимости от обстоятельств порабощения и др. Но все это имело место и в других странах. Наиболее важной особенностью древнеиндийского рабства были различия в положении рабов и в условиях их освобождения, зависевшие от их сословно-кастового положения до потери ими свободы.

Самым обильным и постоянным источником рабов стало, видимо, естественное воспроизводство, т.е. рождение рабов рабынями. Такие рабы были и самыми удобными, так как с детства привыкали к рабской доле.

Обращение в рабство военнопленных и захваченной победителем лагерной прислуги, захват рабов противника, а иногда и мирного населения имели место на протяжении всего периода древности. Обычным явлением стало порабощение за долги, продажа и дарение самого себя или продажа и дарение детей и иных свободных родственников. В рабство обращали также за некоторые преступления.

Имелись факты похищения людей с целью обращения в рабство, проигрыш свободным самого себя.

Рабский труд использовался в различных сферах хозяйства в неравной мере. Это зависело от специфики производства, от численности рабов, от прочности государственного аппарата и его карательных органов и многого другого. Как правило, труд рабов хозяева старались использовать на таких работах, которые обеспечивали постоянную занятость, простоту контроля, а также на тех, для которых трудно было найти свободных работников (особо тяжелые и опасные работы, ритуально нечистые и т. д.). Этим условиям более всего удовлетворяли работы при доме — молотьба, очистка зерна и хлопка, изготовление муки, доставка воды, уход за скотом, прядение, ткачество, плетение и др. По той же причине сложности контроля труд рабов на полевых работах использовался в мелких хозяйствах значительно реже, чем в крупных; в последних же при перечислении используемых работников первыми неизменно называются рабы.

Специфическим рабским трудом считалось и исполнение обязанностей домашней прислуги. Почти каждая даже не очень состоятельная семья имела слуг-рабов, а дома богачей кишели ими — гаремная прислуга, носильщики паланкинов, посыльные, привратники, сторожа, уборщики и т.д. Обладание такими слугами считалось необходимым и с точки зрения социального престижа.

Наличие рабовладельческих отношений не исключало существования других форм эксплуатации (арендные отношения, ростовщическая кабала, наемный труд в его специфической для древности форме), как и общественных отношений, вовсе не основанных на эксплуатации. Все они испытывали влияние рабства, обеспечивавшего необходимую при том уровне развития производительных сил максимальную зависимость эксплуатируемого от эксплуататора. Все отношения в обществе определялись наличием рабства, тем, что утвердилась эксплуатация человека человеком в самой её примитивной и хищнической форме.

Личность человека стала товаром, даже младшие члены семьи являлись объектом торговых сделок. Соответственно менялась государственность за счет усиления карательных функций, идеология — за счет освящения власти эксплуататоров.

Рабы и рабовладельцы были двумя полюсами, определявшими социальную структуру древнеиндийского общества. Между ними располагались, тяготея к тому или другому, остальные социальные слои. Так, труженики, потерявшие экономическую самостоятельность или гражданские права и вынужденные работать на других, неизбежно образовывали промежуточные общественные прослойки, в той или иной мере примыкающие к классу рабов.

Всякое рабовладельческое хозяйство стремилось иметь столько рабов, сколько оно могло использовать постоянно. Но потребность в рабочей силе часто менялась (особенно в земледелии от сезона к сезону), поэтому рабовладельцы были заинтересованы в наличии в обществе каких-то постоянных резервов дешевой рабочей силы, которую можно было бы использовать тогда, когда в ней есть необходимость, и отпускать ее, когда она не нужна. Соответственно и содержать таких работников можно было только в период работы, а когда они не заняты, то должны были бы заботиться о себе сами.

В древней Индии такие работники назывались кармакарами. К ним причислялись все, нанимавшиеся на определенный срок — батраки, поденщики, бродячие ремесленники, даже художники и лекари. Часть домашних слуг (не рабы) также считались кармакарами. Наряду с рабами кармакары широко использовались как в царских хозяйствах (земледельческих и ремесленных), так и в частных — и крупных и мелких.

Кармакары не были рабами, так как они работали по соглашению в течение определенного срока и плату получали соответственно предварительной договоренности. Однако их работа на других была следствием не только их доброй воли, и даже не только результатом бедности, но и внеэкономического принуждения, прежде всего сословно-экономической регламентации, предопределявшей, что они обязаны работать на других в соответствии со своим социальным статусом и не могут претендовать на большее. Поэтому при некотором внешнем сходстве с пролетариями капиталистического общества их нельзя считать свободными продавцами своей рабочей силы.

Действительные отношения между работодателями и кармакарами определялись в конечном счете ведущей формой эксплуатации — рабовладельческой. Поскольку рабство являлось для древней эпохи наиболее полной и эффективной формой использования зависимости, хозяева стремились хотя бы частично приравнять наемных работников к рабам.

И те и другие представлялись работодателям общей массой зависимых людей, только одних они купили на срок, а других навсегда. На работе и в обыденной жизни их зачастую не отделяли друг от друга, и кармакары считались почти таким же имуществом хозяина, как и рабы. Так же как и рабы, кармакары в период действия соглашения могли быть подвергнуты физическим наказаниям вплоть до калечения.

Отдельные группы кармакаров сильно отличались друг от друга. Одни (например, отрабатывающие долг, постоянные батраки) были ближе по своему фактическому положению к рабам, другие (подмастерья, бродячие ремесленники, краткосрочные наемники) — дальше, но обо всех можно сказать, что если они рабами еще не стали, то вполне свободными их тоже считать нельзя. Сильно усложняло социальную структуру наличие традиционных форм зависимости (патронат, старшие и младшие в роде, коренное и пришлое население), ещё мало изученных.

Характерным для общественного строя Индии было существование на протяжении всего периода древности многочисленного слоя общинного крестьянства. Это был слой свободных тружеников, не подвергающихся эксплуатации, так как они обладали всеми основными средствами производства.

В наиболее развитых частях Индии пахотная земля была частной собственностью, хотя община и контролировала её использование и отчуждение. Хозяйствование велось, как правило, силами одной семьи, однако при тогдашнем уровне технической вооруженности и в специфических природных условиях Индии этим семьям необходимо было постоянно поддерживать производственные связи.

Борьба с наводнением и засухой, расчистка пашен, охрана людей и посевов, строительство дорог — все это требовало коллективных усилий.

Особенность общины как производственного коллектива заключалась и в том, что в нее входили также некоторые неземледельцы, обслуживающие общие и частные нужды общинников,— горшечники, кузнецы, плотники, мусорщики, сторожа и др. Это делало общину самостоятельным экономическим организмом, мало подверженным воздействию со стороны.

Вместе с тем она представляла собой автономную гражданскую организацию со своей деревенской сходкой, старостой, писцом, жрецом-астрологом, руководившим общинным культом. Большинство судебных дел, возникавших в общине, разрешалось третейским разбирательством — собранием общинников или старостой; только самые серьезные преступления рассматривались в царском суде. Государство использовало общинную администрацию как низшее звено налогового аппарата, возлагая на неё сбор налогов. Деревни часто были укрепленными: их окружала прочная ограда, а общинники всегда были готовы отразить нападения разбойников и мародеров.

Общины были мало связаны с политической жизнью своего государства. Изолированность общины и различие между городом и деревней в политическом отношении отмечены и греком Мегасфеном (передано Страбоном): «Земледельцы освобождаются от военной службы, их работы не нарушаются ничем; они не ходят в город, не занимаются никакими другими делами, не песут никаких общественных обязанностей».

Замкнутая и устойчивая община оказывала замедляющее действие на развитие общества; пережитки общинной собственности на землю задерживали становление частной земельной собственности, имущественную и общественную дифференциацию. Будучи автономным общественным организмом, община препятствовала росту межрайонного разделения труда, товарного производства и торговли. Густая сеть обычаев и традиций опутывала труженика, обусловливая косность и технический застой.

Община при всей своей прочности не была неизменной. На неё воздействовали рабство, сословпо-кастовое деление, частнособственнические устремления, рабовладельческая идеология. В разных частях страны это воздействие было неодинаковым. В наиболее развитых государствах община стала сама выступать как коллективный эксплуататор по отношению к своим рабам и слугам и превращаться в коллектив мелких рабовладельцев.

Хотя господствующие классы и государство стремились к поддержанию системы варн в неизменном состоянии, варны изменялись и приспосабливались к новым условиям. Основные принципы сохранились: наличие четырех варн, неравенство их прав и обязанностей, принадлежность к варнам по рождению, существование важных ограничений в общении между ними. Однако со временем все большее значение для оценки общественной значимости человека приобретает его фактическое положение и особенно богатство.

Это особенно заметно в частом отходе от традиционных занятий. Определяющим для брахмана остается исполнение жреческих обязанностей, но теперь все чаще встречаются брахманы земледельцы, пастухи, ремесленники, знахари, лекари и даже слуги. Только брахманы-жрецы оставались освобожденными от налогов, остальные их платили. Другие древние привилегии (освобождение от смертной казни и телесных наказаний, закабаления за долги) на брахманов-нежрецов также распространялись все в меньшей мере, и они в конце концов теряли свой брахманский статус.

В Индии ещё не было храмов и храмовых хозяйств, отсутствовала организация брахманов даже в местном масштабе. Следовательно, отсутствовали экономические и политические предпосылки для их главенства в древнеиндийском обществе, хотя варна брахманов и считалась высшей. Но брахманы как идеологи господствующего класса, хранители и толкователи древних традиций, исполнители культовых действий продолжали занимать важное место.

Кшатрии по своей духовной чистоте считались второй варной, но военная, политическая и экономическая власть находилась в их руках. Все же и здесь можно обнаружить изменения. Многие кшатрийские роды слабели, и члены их становились гаремными стражниками, телохранителями вельмож, а некоторые торговцами и ремесленниками. Родовитую знать зачастую оттесняет служилая. Это особенно видно па примере выдвижения царских династий из других варн, например шудрянской Нандов и брахманской Канвов.

Процесс расслоения затронул и варку вайшьев. Разбогатевшие вайшьи (особенно из купцов) занимают места в государственном аппарате как торговые агенты царя, сборщики пошлин, служащие в царском хозяйстве и казначействе и т.д. Такие вайшьи пробивались в верхи рабовладельческого общества; большинство же их, как занятые физическим трудом и составлявшие основное податное сословие, все более сближались с шудрами, общественный статус которых постепенно повышался.

Равноправия шудры не добились. Для них оставались ограничения в выборе профессии и места жительства, более строгие наказания по суду, они подвергались ограничениям в религиозной обрядности. И все же, хотя авторы законоведческих трактатов всячески старались подчеркнуть приниженность шудр, фактическое положение их изменилось, и прежде всего потому, что они составляли основное производительное население растущих городов. Имеется немало примеров того, что состоятельные шудры нанимали слуг из дваждырожденных и даже брахманов. Если появляются даже царские династии из шудр, то тем чаще должны были встречаться факты занятия шудрами и менее заметного, хотя и немыслимого ранее общественного положения.

Недаром во многих версиях мифа «О четырех веках» с горечью констатируется (впрочем, с явным намерением сгустить краски), что в последний грешный век Кали главными становятся шудры.

Культура.

Значительные изменения произошли в области идеологии. Со времени смерти Будды в начале V в. до н.э. буддизм успел претерпеть значительные изменения. По преданию, первый буддийский собор состоялся еще при жизни учеников Будды, причем были сформулированы устав монашеской общины (сангхи) и канон, преподанный в форме бесед Будды, однако неясно, были ли устав и канон уже записаны или только заучивались наизусть. Во всяком случае, устные толкования очень долго сохраняли значение. Самый древний и дошедший в наиболее полном виде из нескольких существовавших буддийских канонов, почитаемый наиболее ортодоксальным южным течением «Тхеравада», был записан лишь в I в. до н. э., причем уже не па родном древнеиндийском диалекте самого Сиддхартхи Гаутамы, а на более позднем языке пали. Сохранились — в санскритском оригинале, а чаще в переводе на тибетский, китайский и другие языки — отрывки из другого канона или канонов.

В начале IV в. до н.э. наметилось расхождение между более ортодоксальным, консервативно-философским буддизмом и откровенно религиозными течениями, где Будда представал уже в виде божества, причем не только исторический Сиддхартха Гаутама Будда, но мифические, предполагаемые Будды предшествовавших эпох, к каждому из которых можно было обращаться с молитвами за помощью. Оба течения созывали отдельные соборы, находилось и много «неорганизованных» устных толкователей учения.

Наряду с буддийскими существовали и другие вероучения, обещавшие путь к спасению. Некоторые, например учение Девадатты, откололись еще от первичного буддизма, другие существовали независимо и, может быть, раньше буддизма, например джайнизм. Джайны отвергали учение буддистов о вечной изменчивости бытия и считали материю неизменной, но, деля ее на «живую» (куда помимо органической жизни они включали огонь, воздух и т.п.) и «неживую», подобно буддистам, проповедовали ахинсу — запрет убивать живое. Одна из групп джайнов в своем крайнем аскетизме отвергала даже одежду; возможно, слух именно о ней дошел еще раньше времен Александра до греков, которые рассказывали о «нагомудрецах» (гимпософистах) Индии, отличных от брахманов. Существовали также другие учения наряду с традиционными культами ведической религии.

Именно буддизм, деятельно отрицавший этнические, сословные и родо-племенные различия, оказался наиболее приемлемой идеологической основой для империи, своим существованием разрушавшей традиционные перегородки. Наряду с беднотой и отверженными к буддизму уже с V в. до н.э. стали примыкать богачи и высшая знать.

Монашеские общины получали от них значительные земельные и денежные дарения (и на буддийских соборах принятие подаяний золотом тщетно провозглашали грехом). Ко времени создания империи Маурьев буддизм уже имел много сторонников. Ашока сам принял буддизм (повидимому, в более ортодоксальной, «южной» форме) и всячески содействовал его распространению. При нем же начинаются странствия буддийских проповедников за пределы державы Мауръев. Важным культурным достижением рассматриваемого периода стало широкое распространение грамотности, особенно среди горожан.

Точно датированные памятники письменности относятся к III в. до н.э., но она столь совершенна, что предполагает несколько веков предварительного развития. Попытки связать это письмо с письменностью Хараппы не удались: по-видимому, оно возникло вполне независимо. В то же время возникает письменная литература на разных языках. Записываются некоторые религиозные тексты (например, «Буддийский канон»), сборники правил обыденной жизни и нормы обычного права (дхармасутры), ставшие зачатками законоведческой литературы, сборники наставлений в политике, в частности основные части из дошедшей до нас «Артхашастры». Вследствие огромного значения, которое эта литература (особенно религиозная) приобрела, развилось языкознание. Труды древнеиндийских грамматиков Панини (V—IV вв. до н.э.) и Патанджали (II в. до н.э.) по своему научному уровню представляют собой такое высокое достижение, к какому не смогли приблизиться ученые ни в одной стране древнего мира.

К этому же времени можно отнести возникновение театра и драматургии. Известно о существовании профессиональных певцов, музыкантов, плясунов, актеров, организованных в постоянные труппы.

Из описаний греков мы знаем о существовании в период Маурьев величественных построек.

Но основным строительным материалом в долине Ганга было дерево, и поэтому памятников зодчества этого периода дошло немного (сохранились только каменные постройки). Таковы здания раннего периода г. Таксилы, древнейшие пещерные храмы (I в. до н.э.) в разных частях страны и пр. Создание памятных колони, иногда весом до 50 т. со сложными капителями (одна из них, на Сарпатхской колонне из г. Варанаси с изображением четырех львов, является гербом Индийской республики), резная ограда вокруг Большой ступы в г. Санчи и др. свидетельствуют о техническом и скульптурном мастерстве древнеиндийских ваятелей. В связи с развитием буддизма начинается строительство ступ — памятных сооружений курганного характера, предназначенных для храпения буддийских святынь.

По мере развития международных контактов в некоторых сферах культуры отмечается влияние соседей. Такие влияния исследователи находят в государственных институтах, письменности, скульптуре и др. Можно уверенно предполагать, что развитие материального производства привело к накоплению производственного опыта, познанию свойств материалов и пониманию природных явлений, но в какой мере они стали научными, судить трудно ввиду почти полного отсутствия данных.