Английский философ Френсис Бэкон изрек когда-то уже кажущееся нам банальным выражение «Знание – сила». Однако в контексте перехода мировой экономики к новой, основанной на знаниях модели этот афоризм приобретает новый смысл: все больше растут и приобретают влияние те индустрии, которые занимаются производством не товаров, а услуг. Именно последние стали главным объектом купли-продажи в постиндустриальном обществе. А главным производственным ресурсом на наших глазах становятся информация и знания.

Мы задались целью сделать ряд публикаций, в которых описывались бы своего рода «кейсы» того, как страны переходят в новую, постиндустриальную экономическую формацию и благодаря этому приобретают новую силу и влияние на мировой арене. Как идет процесс этого перехода на уровне государств, что им в этом способствует и что мешает. Начать обзор мы решили с Великобритании, которую многие считают флагманом экономики знаний. Так ли это?

«Хитрая экономика»

«Когда я ездил сдавать экзамены по MBA в Великобританию, – говорит исполнительный директор SAP СНГ Борис Вольпе , – я часто обращал внимание, что там нигде не видно вообще никаких производственных мощностей. Читаешь газету – там с радостью пишут: наконец-то закрылся последний завод компании XYZ, последняя шахта закрыта навсегда. И думаешь при этом: почему же они так хорошо живут, если у них все закрывается? А ровно потому, что Британия сегодня представляет из себя очень «хитрую» экономику, фактически это постиндустриальная экономика номер один в мире».

И действительно, хотя Великобритания не является мировым лидером постиндустриальной экономики по доле услуг в ВВП (в США на сферу услуг приходится 80% ВВП по состоянию на 2002 год, тогда как в Великобритании – около 72%), однако США, являясь крупнейшими в мире экспортерами по объему интеллектуального продукта всех видов, все же имеют колоссальный торговый дефицит и внешний долг, причина которого в сложившейся структуре потребления. Британия же не имеет ни того ни другого. 26% экспорта Британии составляют высокотехнологичные товары.

«Не Америка, не Германия, не Франция и не Китай, – уверен Борис Вольпе, - а именно Британия – это лучший образец новой экономики, страна, где природных ресурсов очень мало, а последняя шахта закрыта еще при Маргарет Тэтчер . Что продает Британия внутри и снаружи? Сервис, консалтинг, банковские услуги, образование, искусство, дизайн – прекрасные вещи. Ни одна из них не отравляет экологию. Большая часть из них не зависит от экономических циклов, потому что стратегии всегда хорошо покупают. К примеру, если компания развивается, ей нужны стратегии развития; если страдает от кризиса, ей нужны стратегии по выходу из кризиса. Но такой тип экономики требует огромного объема знаний, и они оплачиваются лучше, чем работа лопатой. Свои интеллектуальные продукты, knowledge, они обменивают на энергоносители и продукты материального производства с большой выгодой для себя, не находясь при этом в зависимости от энергоносителей.

При этом чем дальше Британия переходит к экономике знаний от экономики производства и логистики, в целом – от материальной, реальной (tangible) экономики, тем меньше эта модель напоминает классический «марксовский» или «смит-рикардовский» капитализм. Все циклы фактически сглаживаются, в том числе в рамках каждой отрасли, в том числе в рамках макроэкономики, потому что сервисы, которые процветают в ходе развития мировой экономики, потом компенсируются другими, которые расцветают в эпоху заката. Благодаря этому для меня Британия сегодня является живым примером постиндустриального общества».

Незакатившаяся империя

На примере нашей страны мы знаем, что история империи, пережившей распад, – это история унижения, тем более обидного для самосознания ее бывших граждан, чем большим было ее могущество. Однако Великобритания на протяжении XIX–XX веков, на пике могущества включавшая 1/4 часть земного шара, сумела избежать катастроф после распада империи и потери того статуса, которым она обладала на международной арене ранее. Конечно, привыкание к новой реальности не было безболезненным. Тем более интересен опыт трансформации Соединенного Королевства в государство с современной и сильной экономикой.

«Британии понадобилось не менее 300 лет, чтобы достичь сегодняшнего положения, – говорит Энтони Гилберт, бывший директор по стратегическому кадровому развитию британского сотового оператора Vodafone. – Это не было решением «сверху», результатом административной политики. Да, Лондон сегодня – это глобальное «место встречи» международных компаний. В особенно удачном положении оказался юг Англии. Это мировой центр для очень большого количества компаний, которые принадлежат экономике знаний. Множество крупнейших мировых корпораций, далеко не только британских, имеют здесь свои штаб-квартиры или офисы. Взять, к примеру, кадровый консалтинг: крупнейшие в мире офисы хэдхантинговых компаний – Spencer Stuart , Egon Zehnder , Russell Reynolds Associates – расположены здесь. Страховые компании – немецкие, американские и т. д. - проводят в Лондоне очень крупные операции. Естественно, в офисах глобальных игроков работают далеко не только британцы. Люди из абсолютно разных стран собрались здесь вместе, и это, безусловно, большая удача для столицы. Тем более, что для всех отраслей, основанных на продаже услуг и знаний, необходимо интенсивное налаживание деловых связей».

Культурное разнообразие, равно как и терпимость, приверженность принципу fair play ("честной игры") – качества, давно закрепленные за деловой культурой Британии и помогающие ей теперь в новой экономической ситуации, - как ни странно, были выкованы именно в имперский период истории страны. Ведя активную геополитическую деятельность, в том числе и войны, Соединенное Королевство перенимало у своих европейских соседей все полезное. «У итальянцев мы научились бухгалтерскому делу, у датчан переняли форму собственности (предприятия с ограниченной ответственностью) и конституционный строй, когда король почти отстранен от управления государством. Это правовая система, которая имеет в своей основе фактически президентское правление, но независимая от личности главы государства. Все это послужило, в конечном счете, появлению среды, благоприятной для процветания индустрии знаний и услуг», - считает Гилберт.

«Сравните с Силиконовой долиной, которая своим успехом обязана естественным образом сложившейся годами инфраструктуре, – продолжает бывший топ-менеджер Vodafone, – там есть все, что нужно для создания компании с нуля: венчурный капитал, юристы, эксперты, патентные бюро, вплоть до образовательной системы, которая привыкла взаимодействовать с частным сектором. Многие пытались, но мало кому удалось создать полноценные аналоги Силиконовой долины в разных частях мира – слишком многие факторы должны для этого сочетаться. Страховой рынок в Англии обязан своему зарождению и процветанию существовавшим в Лондоне морским биржам. Достаточно вспомнить морское страховое объединение Lloyds ».

Английский язык и английское образование как стратегические товары

Как когда-то Римская империя объединила покоренные ею народы в единое культурное пространство при помощи латинского языка, так и Британская империя, а позднее экономическая мощь США сделали английский язык международным для глобального мира. «В этом смысле нам просто повезло», - говорит Гилберт. В результате одно только преподавание английского языка во всем мире – это уже сам по себе объемный и прибыльный рынок, и Великобритания с ее развитой сетью школ английского языка занимает на этом рынке лидирующее место.

Но, пожалуй, главная причина конкурентного преимущества Британии на мировом рынке знаний, ее «билет» в knowledge-based economy, – исторически сильная университетская система. «Выпускники британских высших учебных заведений востребованы во всем мире», – говорит Морис Диммок, директор британской консалтинговой компании Qisan, специализирующейся в сфере образования. «Груз» образовательных традиций, по его мнению, не помешал образованию и науке Британии быть современными и конкурентоспособными: «60% ученых, работающих в программе NASA, – это выпускники британских университетов. Британские химики, биотехнологи и другие ученые зачастую, не получив желаемой позиции в самой Великобритании, ищут работу за рубежом. И работая по всему миру, они делают рекламу образовательной системе Британии. Многие университеты адаптируют свои образовательные программы к потребностям бизнеса. При этом страна поддерживает высокий образовательный уровень: по статистике, недавно озвученной премьер-министром, 50% молодых людей в Британии поступают в университеты».

Going global

Надо сказать, что «экономика знаний» не провозглашена главной идеей развития Британии. Более того, сам этот термин мало кому знаком даже среди тех, кто занят в отраслях, относящихся к данной экономике. Во всяком случае, большинство англичан из соответствующих компаний, к которым мы обращались за комментарием, были несколько озадачены термином и предпочитали не брать на себя риск рассуждать на столь глобальную тему. Тем более, мало кто из них стремится мыслить национальными категориями – гораздо больше все понимают важность положения страны на глобальной арене. «Британия никогда не сможет стать сильнейшей экономикой мира. Но она обладает достаточным экономическим весом для того, чтобы гарантировать вполне завидное качество жизни своим жителям и процветание своим компаниям, если сделает ставку на растущую глобализацию», – пишет газета The Sunday Times .

Лондон не входит ни в один из существующих валютных блоков (зон), однако он является крупнейшим центром биржевой торговли. Здесь проводят IPO большинство компаний мира, в том числе российские. Казалось бы, всем должна быть очевидна выгода этого положения, однако ряд британских СМИ отражает появившееся в обществе опасение по поводу растущего влияния иностранцев в Британии. «Недавно было продемонстрировано, как не нужно управлять современной глобализованной экономикой и как Лондон может извлечь из этого выгоду, – пишет автор The Sunday Times, выступая против усиливающихся охранительных тенденций. – Речь идет о "беженцах Сокса", то есть американских компаниях, размещающих свои акции в Лондоне, чтобы не сталкиваться с обременительным законом Сарбейнса - Оксли, принятого после краха Enron . С учетом выгод, которые этот процесс принес Британии, важно подчеркнуть, что ускорить сдвиги в корпоративном управлении зарубежных компаний помогает работа с компаниями, а не их изоляция».

Тем не менее, в новом мире уже определились новые экономические лидеры будущего: Китай и Индия, причем последняя гораздо ближе к модели экономики знаний, будучи признанным мировым центром оффшорного программирования. Использует ли Британия свое преимущество в Индии как бывшая метрополия? Ведь США стремятся именно Индию привлечь на свою сторону в качестве союзника против Китая. «Британское правительство и британские компании по-разному подходят к этому вопросу. Английским компаниям нет никакого дела до индийской политики, – считает Гилберт. – Работая с индийскими партнерами и открывая в этой стране свои офисы, британский бизнес не ставит себе геополитических задач вроде "заполучить в Индии союзника". Здесь есть другая проблема: Индия не так быстро развивается, как могла бы. Там до сих пор силен государственный контроль, который только тормозит развитие. Главное преимущество Индии – хорошее знание английского языка – практически сводится на нет зарегулированностью экономики, высокой инфляцией, недостатками трудового законодательства, которое очень недружелюбно к работодателю, недостатками образовательной инфраструктуры, нехваткой квалифицированных кадров и коррумпированностью чиновников. Это порождает огромные трудности для иностранного бизнеса. Некоторые британские и европейские компании, основавшие в Индии call-центры, недавно перенесли их обратно в Британию и континентальную Европу из-за возникших трудностей, связанных с невозможностью контролировать работу предприятий. Самый последний пример из той же области – продажные индийские чиновники торговали конфиденциальной банковской информацией и крали деньги со счетов».

Государственное регулирование: «меньше идиотизма»

Как бы то ни было, удачное положение в глобальной экономике еще не гарантирует стране выгодного положения в экономике знаний. Великобритания могла бы, наверное, оставаться глобальной индустриальной державой, какой она, по сути, была до середины XX века, с той лишь разницей, что конкурировать теперь ей пришлось бы с Китаем. Какова роль государственной политики в трансформация экономики из индустриальной в экономику, где более 70% ВВП принадлежит сфере услуг? И с другой стороны, как этому способствовала самоорганизация частного бизнеса?

Как известно, Маргарет Тэтчер, несмотря на сопротивление профсоюзов, проводила курс на деиндустриализацию и создание нишевой экономики. Но нет свидетельств тому, чтобы она употребляла такие понятия, как «экономика, базирующаяся на знаниях», и формулировала соответствующие стратегические цели развития страны. «Такой задачи не было, – говорит Энтони Гилберт, – скорее всего, об этом в правительстве вообще не думали, это произошло само собой. Маргарет Тэтчер не инициировала деиндустриализацию – этот процесс начался еще в 1930-х годах, и правительство проводило его по принципу «медленно, но верно». А Тэтчер просто ускорила этот процесс. Отрасли старой экономики отмирали, и государство прекратило попытки поддержать их существование, а если и поддерживало, то недолго. Одновременно росли другие, новые отрасли – для них оказалась благоприятной налоговая среда, так как правительство не тратило все налоговые поступления на спасение угасающих отраслей. Но специально правительство не «растило» сервисные отрасли, даже не планировало это делать. Они выросли сами. Однако в этом процессе нам все же немало навредило открытие запасов нефти [в 1975 году Британия начала добычу нефти из шельфов Северного моря. – E-xecutive ]. К счастью, мы нашли ее не так много, как Россия».

«В течение того периода началось дробление и распад крупных организаций, – вспоминает Морис Диммок из Qisan. – Когда я только начинал работать в 1966 г., я проходил стажировку в Imperial Chemical Industries , пожалуй, на самом крупном химическом предприятии в мире на тот момент. На одной стороне реки у нас располагался завод ICI, а на другом – British Steel . Если вы попадали в ту или иную компанию, это была работа на всю жизнь. Через некоторое время я решил уйти и поступить в университет. В следующие годы эти предприятия были денационализированы и постепенно распались на небольшие частные компании, фабрики и заводы. British Steel больше нет, ICI уже не играет той роли, что раньше. Многие бывшие производственные площади заняты call-центрами, консалтинговыми компаниями, которые помогают развиваться малым предприятиям, образованным в результате дробления индустриальных гигантов».

Заслугой Тэтчер Диммок считает то, что она организовала программы life-long learning по перепрофилированию оказавшихся безработными сотрудников индустриальных предприятий, на которых их обучали "гибким" навыкам, так называемым transferrable skills, которые могли бы пригодиться им на новых рабочих местах преимущественно в сфере услуг. «Это тем более актуально, что люди больше не ходят, как в те времена, на одну и ту же работу в течение 40 лет, – говорит Диммок. – Я думаю, что наша модель экономики знаний выросла во многом именно оттуда».

Впрочем, Энтони Гилберт относится к образовательным программам правительства скептически: «Шахтеры не становятся банкирами. На масштабную отраслевую миграцию должно уйти как минимум поколение. Поэтому до сих пор можно наблюдать безработицу в сокращающейся британской индустриальной сфере. Это явление стараются не называть безработицей – к потерявшим работу относятся как к «временно не работающим в связи с отсутствием новых необходимых навыков», но на деле от них уже не ожидают, что они снова когда-нибудь будут работать. Подойдите к любому человеку на улице, спросите, учится ли он на программе life-long learning? И посмотрите на его реакцию. Скорее всего, он с удивлением спросит: «О чем вы?» Поэтому роль правительства главным образом заключается в том, чтобы создавать подходящую среду для развития компаний, а также привлекательную обстановку для иностранцев, чтобы те основывали в Британии подразделения своих компаний».

Либеральная схема, за которую ратует Энтони Гилберт, действует: за последние 25 лет английское правительство резко сократило свое присутствие в экономике. «Конечно, каждое правительство считает себя обязанным вмешиваться в экономические процессы. Лишь немногие государственные управленцы согласятся с тем, что чем меньше законов и правил, тем лучше. Всегда был и будет постоянный конфликт: то, что считает нужным делать правительство, почти всегда противоречит тому, что приносит пользу для бизнеса. Нельзя уповать на то, что чиновники станут помогать бизнесу, зато можно надеяться на то, что чиновники в твоей стране наломают меньше дров, чем где-то еще. Например, после дела Enron в Америке правительство увлеклось регулированием, был принят закон Сарбейнса - Оксли. Британский подход более спокойный: от бизнеса требуются просто честные и прозрачные данные о финансовом состоянии компании. Очень часто намерения правительств, в основе своей всегда благие, оборачиваются чем-то обратным ожидаемому. Поэтому Британия оказалась в выгодном положении благодаря тому, что по сравнению с другими странами здесь меньше идиотизма в принимаемых правительством решениях. Это наш шанс. Скрестим пальцы в надежде», - смеется Гилберт.