Споры вокруг победы: вклад СССР и Запада в победу над нацистской Германией Евгений Аронов
07.07.2005

Кто внес какой вклад в победу над нацистской Германией во Второй мировой войне? Вопрос этот по сей день не утратил ни своей политической актуальности, ни эмоциональной остроты, причем в России, кажется, даже больше, чем на Западе. Но эмоции эмоциями, а какие у этой темы любопытные научные ракурсы? Русская служба «Голоса Америки» обратилась за ответом к известному американскому историку, ведущему сотруднику Гуверовского института в Калифорнии Виктору Дэвису Хансону.

Евгений Аронов: Мне представляется, что западные историки не столь захвачены сравнениями относительного вклада в победу Запада и СССР, как их российские коллеги. Верно ли это?

Виктор Дэвис Хансон: Отчасти верно. Но вот недавно английский журналист Макс Хастингс, большой любитель эпатажа, написал книгу «Армагеддон» о кампаниях 1944-45 годов на всех европейских театрах военных действий, в которой доказывает, что роль СССР в победе была более весомой, чем роль Запада, по той причине, что потери Германии в живой силе и технике на Востоке составили порядка двух третей от суммарных. Правда, большинство историков на Западе этим показателем не ограничиваются…

Е.О.: На что же смотрят большинство историков на Западе?

В.Д.Х.: Это все очень непросто. В целом это выглядит так: вклады СССР и союзников в победу – не взаимоисключающие, а взаимодополняющие. Советская армия измотала немецкую армию в войне на суше, сняв тем самым большое бремя с союзников. В свою очередь союзники воевали на очень разных театрах: надводном и подводном на Атлантике, в воздушном над Германией, на суше в Северной Африке, Сицилии, Италии, затем в Нормандии и на юге Франции. Обучение, боевое оснащение и снабжение столь разных видов войск требовало мощной организации и огромных ресурсов, людских и материальных. Не думаю, что Советская Армия могла бы в 1944-м осуществить операцию типа высадки в Нормандии или воевать с Германией в воздухе или на море.

Помимо этого, в СССР с Запада шли поставки по линии ленд-лиза, в количественном и качественном отношении очень важные для Советской Армии и для советской военной промышленности. Поражает, помимо всего прочего, сама география ленд-лиза, простиравшаяся от Тихого океана до Ирана и Мурманска…

Е.А.: И это не говоря уже о параллельной войне с Японией, в которую СССР не хотел вступать до завершения боевых действий на Западе. Союзники после Перл-Харбора сковали на Тихом океане все японские силы, сняв с СССР заботы о своем дальневосточном тыле.

В.Д.Х.: Абсолютно верно. Более того, важность вклада в победу, скажем, англо-американской стратегической авиации измеряется не только прямым уроном, нанесенном германской промышленности, транспорту и всем системам жизнеобеспечения общества, но и тем, что на противодействие бомбардировкам Германия отвлекала большие ресурсы, которые могли быть использованы в сухопутных операциях.

Е.О.: Да, сложность в том, с какими мерками подходить к составляющим общей победы. Как известно, у немецких военачальников тоже не было ясности в том, удары какого из соперников были самыми болезненными…

В.Д.Х.: Мы как-то забываем, что из всех великих держав-участниц Второй мировой только СССР воевал на один фронт, все остальные – как минимум на два. В принципе я сомневаюсь, чтобы СССР мог справиться с Германией один на один. Я не утверждаю и обратного – что СССР в одиночку обязательно проиграл бы, но вполне допускаю какой-нибудь третий вариант – патовый. Союзники же, на мой взгляд, одолели бы Германию и в единоборстве, но это потребовало бы дополнительных жертв величиной в несколько миллионов солдатских жизней…

Е.О.: …А также, возможно, атомной бомбардировки Берлина. Доктор Хансон, мне давно кажется сомнительной сама идея измерения вклада сторон в победу только с точки зрения затрат, то есть людских и материальных потерь: дескать, кто больше потерял, тот больше и внес. Затраты – это ведь еще не есть результаты: эффект даже от больших потерь может быть несоизмеримо мал…

В.Д.Х.: Замечание разумное, но затратному методу трудно противопоставить что-нибудь убедительное. Вермахт представлял собой в 1941-42 годах военную машину чудовищной силы, отлаженную, отлично оснащенную, с большими людскими и материальными резервами, которые нацистский режим мог сравнительно легко мобилизовать на неопределенный срок. Без больших жертв, без затрат остановить такую машину было нереально. И поскольку только у Советского Союза была сухопутная граница с рейхом, то на него поначалу и пришлась основная тяжесть удара. И даже если исключить фактор внезапности и оперативно-тактические просчеты советского командования в первые два года войны, потери СССР все равно были бы огромны.

Е.О.: Первые два года войны… Вообще-то западные историки первыми двумя годами войны называют 1939-й – 1941-й, а в этом интервале потери в борьбе с нацизмом нес только Запад, а Советский Союз был формально нейтрален. Иными словами, первый фронт был открыт в сентябре тридцать девятого, а второй – только в июне сорок первого…

В.Д.Х.: О да, когда Сталин жаловался на затягивание союзниками открытия второго фронта во Франции, Черчилль ему напоминал: «Когда люфтваффе бомбила Лондон и Ковентри, вы снабжали Германию сырьем, использовавшимся в войне против Англии, то есть ваш вклад в победу над Германией надо было брать со знаком минус». Между тем Англия, невзирая ни на что, безотлагательно предложила Советскому Союзу помощь после нападения Германии и интенсифицировала бомбардировки рейха, чтобы хоть как-то облегчить положение Советской Армии.

Е.О.: Д-р Хансон, знакомы ли вы с какими-нибудь работами, в которых исследуется возможность краха Германии в 1945-46 годах – по аналогии с ее развалом в 1918 году исключительно под воздействием морской блокады и воздушных бомбардировок, без поражения сухопутных частей вермахта и без вторжения в рейх иностранных войск? То есть преимущественно силами Запада, нежели СССР?

В.Д.Х.: Нет, такие работы мне неизвестны. Есть, правда, интересные работы, свидетельствующие, что история сыграла с немцами злую шутку в том смысле, что если бы союзники вошли в Берлин в 1918 году (а это было вполне реально, учитывая фактический, хотя и невидимый невооруженным взглядом крах кайзеровской армии), то зловещий реваншистский миф о предательстве, о пресловутом «ударе в спину» как причине поражения в войне не зародился бы в Германии.

Е.А.: Д-р Хансон, вы разбирали гипотетические сценарии, в которых с Германией воюют не три, а только две крупные державы…

В.Д.Х.: Да, мне представляется, что Германия могла бы устоять в оборонительной войне против любых двух из трех противников, но наличие третьего исключало возможность пассивного сопротивления и делало необходимым ведение активной наступательной кампании, сопряженной с большими потерями и нацеленной на выведение третьего соперника из игры целиком и полностью. Подобную кампанию Германия была в состоянии вести только против СССР: ни Англию, ни Америку Третий рейх «убрать», что называется, не мог. В этом плане Советскому Союзу, если можно так выразиться, не повезло: он был слишком близок к Германии и казался ей тем противником, которого она в состоянии «убрать».

После декабря сорок первого, то есть после вступления в войну Америки, свобода стратегического маневра Германии свелась к нулю: она была обязана играть только на выигрыш на Востоке и победить не позднее, чем через полгода – девять месяцев. Это оказалось ей не по силам.

Е.О.: Вы также обратили внимание на то, что расстояние от Москвы до Берлина лишь немного превышает расстояние от Нормандии до Берлина…

В.Д.Х.: …И Советской Армии потребовалось четыре года, чтобы пройти этот путь, в то время, как союзники покрыли его за девять с половиной месяцев. И это при том, что все службы тыла были намного ближе к театру основных военных действий на Востоке, чем на Западе. Российские историки на это возразят, что причина медленного продвижения советской армии заключалась в присутствии на Востоке отборных дивизий СС в количестве, намного превышавшем их число на Западе. И так далее и тому подобное. Вопросы эти никогда не получат окончательного ответа – и не могут их получить.

Е.О.: Мне вспоминается афоризм, что настоящим испытанием патриота является способность жить без однозначного ответа на вопрос о месте его родины в истории… Тема, которую мы подняли сегодня, очень интересна, и мы к ней обязательно еще вернемся. Доктор Хансон, большое вам спасибо за беседу.