13:27 09 ноября 2005
Александр Дугин: «Западная цивилизация», «глобализация», «политкорректность», «либерализм», «права человека», - мы должны забыть весь этот опасный бред

Александр Гельевич, события последних дней во Франции не могут не беспокоить. Сейчас проблема уже начала распространятся на соседние с Францией страны. Особенно тревожно это выглядит, если учитывать, что в чем-то та социально-этническая структура, которая есть во Франции, свойственна и России. Каков Ваш взгляд на проблемы Европы, и возможно ли повторение подобного на российской почве?

Проблемы Европы имеют множество аспектов.

Во-первых, существует глобально порочное либеральное представление о человеке, как об индивидууме. Основная проблема Европы заключается в ее политической антропологии, приравнивающей человека к индивидууму и рассматривающей человека в концепции Локка как чистый лист бумаги, на который все наносится путем социального воспитания. Тем самым полностью игнорируется этническая, религиозная, культурная, расовая и другая идентичность, которая рассматривается, как нечто второстепенное. Соответственно, на этой политической антропологии основана структура общества, и вводится главенствующее понятие «гражданина», которое является политическим выражением всей этой антропологии.

Гражданин – это индивидуум, получивший ряд бумаг и удостоверений для проживания в той или иной стране, в том или ином обществе. Эта концепция гражданина или гражданского общества, антропологическая концепция, основанная на индивидуализме, рано или поздно дает фундаментальный сбой.

Она дает его сейчас. Именно это происходит во Франции, и начинает происходит в других странах Европы. Это абсолютно ложное учение, которое ничего хорошего не несет и сейчас оно воочию демонстрирует свою несостоятельность и никчемность. Согласно этой модели политической антропологии любой человек любого цвета кожи, любой культуры, любого языка, попадая в западное общество становится рядовым элементом этого общества, точно таким же, как и все остальные. И вся законодательная база европейских стран связана с этой политической антропологией. То есть все претензии предъявляются к индивидууму как к гражданину, как к некоей атомарной личности в отрыве от того, что это за гражданин, какую религию он исповедует, к какому этносу он принадлежит. Французское представление о национальности – это представление о гражданстве, то есть, африканец, араб, русский, кто угодно, все будут «французы», их nationalite будет «francais» -- в паспорте и в жизни. Таково представление о политической антропологии.

Но это так только для западного общества. А для «незападного» -- например для восточного – не так. По природе не так. В теории получается, что когда представители арабского мира, африканского мира, китайского мира, японского мира попадают в эти европейские условия, они становятся французскими гражданами, становятся «французами» с юридической точки зрения, безупречными французами, абсолютными французами, которых никак нельзя отличить от другого француза, например, который испокон веков жил во Франции. Между ними нет ни малейшего формального юридического различия – так строится западное общество. Но они, конечно же, никакими «французами» в культурном, историческом, психологическом, ментальном смысле не становятся, они остаются мусульманами, или африканцами, китайцами и так далее. И ведут они себя, как мусульмане, африканцы, китайцы и т.д. И живут они по законам своей культурной идентичности, а не по законам общеевропейского гражданского общества. Поскольку культурная идентичность, религиозная идентичность намного серьезней, фундаментальней и глубже, чем нормативы и коды гражданского общества. Европейское право, основанное на игнорировании этой идентичности, сейчас сталкивается с тем, что оно рушится, подвергается эрозии в своих корнях. Поскольку скопилась критическая масса приезжих из других стран, которые никак не интегрируются в европейское общество, или интегрируются, но очень поверхностно. Сохраняя свою культурную идентичность, они оказываются неуправляемыми в этой ситуации. И создают анклавы самобытного существования, которому легко наплевать на все неформальные социальные императивы, поскольку они отражают опыт коренных французов, французы их и соблюдают, а, например, арабы– нет. Ведь помимо формального требования всегда еще существуют неформальные, исторические элементы права, устоев, нравов. Настоящие коренные французы помимо социальной модели модель, которую они проговорили, описали в формальных кодексах, несут в себе и неформальную сторону, которая гораздо шире. А вот арабы совершенно не несут этой неформальной части, поскольку их исторический опыт, устои – иные. И вот когда критическая масса этих инокультурных элементов достигает определенного пика, происходит сбой всей системы.

То, что сегодня происходит в Европе – это фундаментальный сбой всей европейской политической антропологии. Это ее конец. Выйти из этого момента путем утихомиривания разбушевавшихся арабов невозможно. Произошел сбой на уровне парадигмы. Так же, как у нас в конце 1980- начале 1990-х гг., в конце советской власти, вдруг стало ясно, что советская парадигма более не действует, она не действует – и все. Ее можно штопать, пытаться сохранить изо всех сил, но ей по большому счету пришел конец. Вот так же, на наших глазах в сегодняшней Европе приходит конец западноевропейской политической антропологии. На поверхности снова появляются те факторы, которые были запрятаны глубоко и давно. Снова на поверхность всплывает, то, что считалось преодоленным, забытым, уничтоженным еще на заре Нового времени – фактор этноса, фактор культуры, фактор религии. В светской Франции этнос и религия могут существовать только как индивидуальное предпочтение гражданина, без какого бы то ни было коллективного и социального измерения. Как социального явления, как коллективной идентичности религии не существует. И вся французская история последних столетий – это триумф lacite, «светскости».

И вдруг не всплеск своей собственной религии, не католичество и не протестантизм, а именно – наличие исламской миграции, возвращает Францию к тому состоянию, которое французы уже давно пережили и преодолели, плюнули и забыли – к фактору религиозной идентичности. Это началось с запрета ношения платков в школе девочкам мусульманкам. И уже в этом скандале французы поняли, что что-то страшное происходит в их парадигме, потому что большое количество их граждан просто плюют на ментальность, на культурные формы и на светские нормы коренных французов, не собираются их соблюдать.

Политическая антропология светской Европы трещит по швам, и вообще говоря, это ее конец. Соответственно, Европа должна перейти к другим формам, к другой политической антропологии, а к какой - пока непонятно. Потому что в последние десятилетия, за последние полвека, европейская идентичность оттачивалась как раз через критику других форм политической антропологии, в частности, этнической, приравнивая ее к печальному опыту национал-социализма. Сейчас та же самая этническая идентичность предъявлена Европе, но уже не на основе своего национализма, а на основании модели поведения иммигрантов, которые не учли опыт «денацификации», которые его не прошли, для них он является чуждым. По сути дела именно они, иммигранты, могут обвинить европейские государства в «национал-социализме», хотя сами эти государства спят и видят, чтобы избавиться от последних элементов того, что хоть как-то отдаленно напоминает европейский, собственный коренной национализм, который полностью дискредитирован, очернен и осужден в Европе. Теперь же Европа столкнулась с национализмом среди иммигрантов, который не «демонизируется» автоматически обращением к гитлеровскому опыту. Вот тут-то и возникает абсолютный крах европейской парадигмы.

Иными словами, я думаю, что пришел конец Европы, на наших глазах, быстрее, чем многие ожидали, и именно той Европы, которую мы знали последние столетия. И какой будет новая Европа и будет ли она вообще, решится теперь заново. На наших глазах будет происходить что-то невероятное. Удар нанесен в центр системы, как в свое время удар по СССР был нанесен по компартии, которая стала от страха жечь свои партбилеты. Точно так же удар сейчас нанесен по основе европейского самосознания. Это святая святых европейской идентичности – и вдруг оказывается, что это нездоровый субъект, что он умирает. Европа сегодня умирает.

А нам это последний знак. Слава Богу, что мы не такая европейская страна, как Франция или Германия. И сейчас наше отставание от Европы – это наше главное преимущество. Безусловно, если мы пойдем по европейскому пути, то мы очень быстро придем к схожей ситуации. Но в том-то и дело, что для России еще не поздно правильно расшифровать этот урок. Надо плюнуть на Запад, надо сказать – «какое счастье, что мы не проделали еще несколько шагов в этом направлении». Надо забыть об этом кошмарном сне, который называется «западная цивилизация», «глобализация», «политкорректность», «либерализм», «права человека», это надо забыть, весь этот страшный бред. Надо строить нашу российскую государственность, надо экзальтировать нашу национальную идентичность, не то, чтобы поднимать молодежь на правые марши, надо поднимать всю страну, всю нацию на то, чтобы немедленно укреплять нашу собственную этническую, этнокультурную идентичность, православную и русскую, если мы хотим сохраниться от этой эрозии. Нам необходимо просто вводить нормы этнокультурной гигиены. Немедленно, именно исходя из опыта Европы, поскольку опыт Европы – это конец Европы.

Это все будет погашено, рано или поздно все это остановится, но для политологов, для людей, которые понимают в вопросах политической философии – это знак, в котором невозможно ошибиться. Мы пережили кризис советской системы, и тот, кто был в это время в зрелом уме помнит, как это происходило, это бесценный и страшный опыт падения цивилизации. То, что происходит сейчас в Европе – это падение цивилизации. И нам нужно немедленно плюнуть на Запад, плюнуть самым серьезным образом, погнать в шею в пригороды Парижа остатки наших атлантистов, правозащитников, либералов и западников, пусть они там рассуждают о «правах человека», и о том, «кому в России наступают на горло». И конечно, надо снять последнее табу на национальное возрождение в России. Немедленно снять табу, поскольку до сих пор перед любым проявлением русского национализма ставятся препоны, происходит его демонизация, раздается вой, писк, визг, лай, смрад, начинается паника в верхах, бьется в истерике пресса. Это видно на примере «Правого марша» 4 ноября, который был очень корректный, тихий и скромный, по сравнению с аналогичными европейскими маршами, с тем, что происходит в Германии или Голландии, когда десятки тысяч людей с перегретым этническим чувством высыпают на улицы и громят все на своем пути. Поэтому тот визг и тот шок, в которые поверг наш скромный «Правый марш» 4 ноября власти и СМИ – это абсолютно неадекватная реакция на фоне того, что происходит во Франции.

Во Франции соблюдали права человека, заглушали свою собственную этническую идентичность. Дособлюдались и дозаглушались. То, что происходит во Франции, означает гражданскую войну. Они получили то, что заслуживают. И мы получим то же, если сделаем хотя бы еще один шаг в сторону Европы, в сторону Запада. Это начнется и у нас.

Конечно, тут приложила руку и Америка, которая мстит Европе за ее колеблющуюся позицию в отношении поддержки их авантюр. Америка влияет на это. Но и у нас она будет влиять! Вы что, думаете, что наши диаспоры, наши этнические группы, которыми пропитаны наши города и поселки, они что, так уже имунны для влияния американских фондов, НПО и правозащитных групп и грантов? Ничего подобного, они так же подконтрольны им, там давно отлажены механизмы манипуляции.

Поэтому нам все это угрожает в неменьшей степени, и последний звонок для российской государственности раздался: можно скорчить либеральную мину, общедемократическую рожу, мол, все обойдется. Не обойдется. Нам необходимо пересмотреть свое отношение к этнической проблеме в России.

Но альтернатива этому западному типу цивилизации, этническое, религиозное самосознание – не есть ли это возвращение в средневековье?

Да, есть – и пожалуйста! Кризис современного западного общества, исчерпанность парадигмы Просвещения и есть приглашение к возврату в Средневековье. Да, нам нужно строить новое Средневековье, модерн свою повестку дня исчерпал. Парадигма модерна отходит в прошлое. Безвозратно. А разве не к Средневековью мы возвращаемся после краха советской системы?! Разве не к Средневековью взывает повышение роли церкви в нашем обществе, повышение национальной идеи?! Мы стремительно выходим из парадигмы модерна, но именно парадигма модерна в свое время дала свою пристрастную и чисто негативную оценку Средневековья, как «дикости», «варварства», «тьмы», «мрака». Но это было ни что иное, как политическая пропаганда, «черный пиар». Средневековье подверглось черному пиару в эпоху Возрождения и особенно – в эпоху Просвещения. Но на самом деле, Средневековье, если смотреть другими глазами – это блестящий, прекрасный золотой век мировой культуры, это самобытный уникальный расцвет традиционной политической антропологии. Это вера, это подвиг, это сила, это великие люди, это прекрасные дамы, это удивительные приключения. Средневековье – это золотой век человечества, такой красоты искусства, такого напряжения человеческого духа, такой широты подвигов и действий, такого напряжения человеческой драмы и полноты духа, как в Средневековье, такого расцвета религии и духовной культуры не знала, пожалуй, ни одна другая эпоха. И поэтому – возврат в Средневековье это прекрасно! На самом деле, в современном мире будет либо возврат к Средневековью добровольный, сознательный и причем к своему Средневековью, либо мы попадем в чужое Средневековье, например, в исламское Средневековье. Это очень близко к реальности. Вопрос не в том – к Средневековью или нет, ответ только один – к Средневековью – да, конец модерну – да. Но к какому Средневековью – к своему или к чужому? Именно в этом вопрос для России.

У нас есть свое Средневековье, блистательное Средневековье московского царства Ивана Грозного, опричнины, доктрины Москвы – третьего Рима, симфонии властей и переноса православной миссии спасения мира от византийской империи на Москву. Это наше Средневековье, к нему и надо возвращаться, иначе мы окажемся где-то на периферии халифата или просто в глобальной помойке, потому что в противном случае нам уготовано место в отбросовых формах Средневековья в качестве порабощенных народов, свалки отходов, полуобитаемых пустынь с одичалыми аборигенами… Либо свое свободное Нео-Средневековье с новой русской империей, либо мы будем просто отбросами чужого Средневековья.

Например, американского Средневековья – потому что Америка тоже строит свое Средневековье, которого, кстати, у этой страны никогда не было, поэтому для них это впервые. Америка возникла уже после Средневековья, а сегодня американцы строят мировую империю, которая вполне напоминает средневековые крестовые походы, о чем и говорит Джордж Буш. Эти ребята строят свое Средневековье, и в нем нам уделена далеко не первая роль. Вообще, альтернативы Средневековью нет, возврат к Средневековью – это и есть смысл постмодерна, это отмена, преодоление и исчерпание парадигмы модерна со всеми ее прелестями. И то, что происходит сегодня во Франции – это последняя точка в конце модерна. Это не столкновение цивилизаций – это конец одной из цивилизаций, это конец современной западной цивилизации. Ее больше нет, она еще, конечно, агонизирует, но по-моему, скоро последними носителями химеры этого модерна станут постаревшие сотрудники советских НИИ, которые в юности кипятили чай в колбах и до сих пор голосуют за анахронического петрушку – Явлинского. Это и есть модерн, а больше нет никакого серьезного модерна, все давно уже в Средневековье.

А то, что сейчас происходит, - это не начало третьей мировой? Сейчас высказываются и такие мысли.

Нет, третья мировая предполагает какие-то субъекты. Ведь это не ислам восстал, не европейский и не мировой, а просто идет эрозия, разложение современной западной цивилизации, стремительное разложение, такое же как стремительное разложение советской системы. Это не война, здесь нет субъектов. Ислам - не субъект, он просто подхватывает то, что плохо лежит. Это живая, гибкая передаточная среда, по которой могут идти геополитические токи совершенно разной направленности. Он сам не генерирует свой ток, это система, которая в рамках современно мира, пользуясь его слабостью, не разлагается так же быстро, как остальные его модули, и в этой среде могут происходить самые разнообразные, веселые, грустные, жестокие, террористические токи. Но сам по себе ислам не обладает повесткой дня, не является субъектом, не является агрессивной, набирающей рост цивилизацией, хотя разрозненные элементы этого есть. Он интегрирован одной своей частью в этот разлагающийся модерн, но он куда более стойкий, чем этот модерн. Вот и все. Ислам не выдвигает повестку дня, просто через ислам движутся эти колебания, которые добивают падающую западноевропейскую систему. Я думаю, что третья мировая война может начаться, и где-то, наверное, она начнется, а может быть, не начнется, но пока это близко не лежало.

Нельзя назвать любой конфликт мировой войной, я против этих формул. Было 2 мировые войны в XX веке, и они характерны для ХХ века, а мы живем в XXI веке, сейчас уже не будет мировых войн, сейчас будет что-то другое – постмировые войны или глобальные гражданские войны, причем тоже с многообразными неопределенными участниками, где отдельные страны будут выполнять роль повстанческих армий с полевыми командирами, такие «князья войны». Я думаю, что мы закончили ХХ век, мы закончили модерн, мировые войны – это свойство модерна. А мы живем в постмодерне, значит, у нас будут поствойны или постмировые. Поэтому 3-я или 15-ая – это неправильно, есть 1-ая мировая и 2-ая мировая, и больше нет никаких мировых войн. ХХ век закончился без 3-ей мировой – значит, ее и не наступит.

Я думаю, что сейчас будет эпоха новых крестовых походов, новых колонизаций, новых пиратов. Обратите внимание – совсем недавно у берегов Кении подвергся нападению пиратов американский круизный корабль. Настоящие пираты с Калашниковыми, обстреливающие американцев с гамбургерами в зубах, – вот оно, Средневековье. В Средневековье не было мировых войн – были крестовые походы, были захваты и развалы империй, были варвары. И то, что происходит в Париже – это восстание варваров. Это бунты варваров внутри разлагающейся вялой системы. И европейская цивилизация, которая считала себя цивилизацией модерна, оказалась ничем иным как догнивающей империей. Парадигмы меняются мгновенно, одно моргание глаза – и мы находимся в ином пространстве То, что сегодня происходит в Европе – тому подтверждение.

9 ноября 2005