Как этнические диаспоры боролись за место под солнцем американской экономики

Россия никак не может решить, что дает экономике этническая миграция – необходимые рабочие руки или лишние рты. Как следствие миграционная политика России противоречива и непоследовательна. Впрочем, в США над аналогичным вопросом размышляют уже свыше 200 лет и тоже не могут найти однозначный ответ.

В истории американского бизнеса нашлось место дискриминации, но не по расовому признаку, а по принципу, так сказать, «дедовщины»: тот, кто прибыл в страну раньше и успел ассимилироваться, ставил палки в колеса новым переселенцам. Однако некоторые этнические бизнес-сообщества формировались в США почти бесконфликтно. Нацменьшинства разрабатывали новые рынки, не пытаясь поделить уже существующие. Так, еврейские эмигранты из Польши и России создали в Штатах индустрию готовой одежды. Именно в этой отрасли они с легкостью находили себе работу. Еврейская диаспора создала с нуля и полностью контролировала вплоть до 1940-х годов также и голливудскую киноиндустрию.

Не стремились к захвату уже существующих рынков и китайцы. Они принимали законы эволюционного развития диаспор и понимали, что средний класс в общине переселенцев может появиться лишь во втором поколении. Китайцы открывали прачечные и национальные фаст-фуды, откладывая из скромных прибылей деньги на колледж для детей. Сегодня китайская диаспора – рекордсмен среди этнических общин США по числу мультимиллионеров.

Кто ответил за Варфоломеевскую ночь

Впрочем, не все диаспоры стремились создать новые ниши. Были и те, кто желал поделить существующие рынки или плотно «присосаться» к бюджету. Разумеется, это порождало конфликты.

К концу XVIII века территория Северной Америки была освоена едва ли на 10%, а сельское хозяйство и города развивались вяло именно из-за нехватки рабочей силы. Тем не менее ранее прибывшие колонисты – в основном протестанты англо-саксонского происхождения – уже успели почувствовать себя коренным населением и энергично защищали «свою землю» от мигрантов-католиков из Ирландии.

Под давлением протестантского большинства администрация вводила квоты для иммигрантов из Ирландии. Католики селились в мрачных портовых бараках, обязаны были регулярно проходить унизительную процедуру перерегистрации, а об их трудоустройстве на предприятиях протестантов не могло быть и речи.

Дискриминация католиков обусловливалась более не межконфессиональными, а историческими противоречиями. Религиозные войны в Старом Свете давно отгремели. Кроме того, поселенцы-протестанты, достигшие определенного уровня респектабельности, испытывали обыкновенную брезгливость к голодным и грязным толпам новых иммигрантов.

Плата за вход

Все изменилось после Войны за независимость – ирландские католики рьяно сражались против британских колониальных войск. Армия Вашингтона почти на 100% была сформирована из ирландцев, а террористическая группа «Сыны свободы», до войны именовавшаяся «Клубом св. Патрика» и наводившая ужас на протестантские кварталы, громила английские корабли и казармы. Вскоре после подписания Декларации независимости ирландские активисты основали «Таммани-холл» – штаб-квартиру демократической партии США, которая провела через конгресс отмену ограничений на католическую иммиграцию. И уже к началу 40-х годов XIX века из нацменьшинства ирландцы превратились в титульную этногруппу, что обеспечило успех на выборах политикам-демократам.

Экономическое благополучие ирландцев опиралось исключительно на политическое влияние Таммани-холл. Они оказались неважными бизнесменами и не приняли почти никакого участия в промышленном буме XIX века. Большинство переселенцев либо занимались сельским хозяйством, либо шли на государственную службу. Однако эти ресурсы оказались не беспредельны, а волна ирландской иммиграции не спадала. Со временем выходцы из Ирландии начали проявлять интерес к подрядному строительству и другим отраслям, где имелась возможность использовать политический ресурс для получения выгодных заказов.

Евроремонт

Этот рынок с начала 1870-х годов контролировался итальянской диаспорой, и уступать его добровольно она не собиралась. Однако 97% итальянских переселенцев не владели ни английским языком, ни профессиональными навыками, востребованными в промышленности.

Община сводила концы с концами благодаря расцвету дорожного и городского строительства. Образованные итальянцы (их стали называть «падроне») организовывали соотечественников в гастарбайтерские бригады и находили для них строительные заказы, за которые чиновники получали огромные «откаты» за счет средств, сэкономленных на оплате труда.

Борьба с падронизмом и коррупцией в системе муниципального строительства, развернутая конгрессменами-демократами, странным образом совпала с ростом безработицы в ирландской общине. «Таммани-холл» выступил с инициативой объединения итальянских гастарбайтеров в легальные профсоюзы с прозрачной бухгалтерией и достойным уровнем оплаты труда.

Эту идею поддержали некоторые «падроне», заработавшие значительные капиталы на нелегальном посредничестве и стремившиеся их инвестировать вне итальянской общины. Статус профсоюзных лидеров открывал им дорогу в «большой мир», позволял устанавливать связи в политике и бизнесе.

В первые годы XX века началась организация легальных итальянских профсоюзов, хотя большинство участников этого процесса понимали, что затея обречена на провал. Формально профсоюзы были созданы, но их лидеры решали личные задачи – делали политическую карьеру и создавали предприятия, ориентированные на работу вне общины.

Назад в гетто

В результате проиграли все. Итальянских строителей немедленно выжили из отрасли ирландские профсоюзы и компании, связанные с «Таммани-холлом». В итальянских гетто царили нищета и разруха. Молодежь сбивалась в уличные шайки – «общества перекрестков», – которые рэкетировали пиццерии и овощные лавки.

Надежды «падроне» прорваться в истеблишмент тоже не оправдались: в политике и большом бизнесе все места были заняты ирландскими католиками и протестантами англо-саксами. Часть бывших «падроне» заняли должности в муниципалитетах и организовали локальные монополии. Так, в Нью-Йорке с начала XX века итальянские кланы контролировали транспортные перевозки, вывоз мусора, а позже и строительство метрополитена. Некоторые вернулись в гетто и, взяв под контроль «общества перекрестков», создали этнокриминальные группировки, из которых позже возникла «Коза Ностра».

Разноцветные банки

В начале 1930-х годов итальянские кредитно-сберегательные банки вытеснили из нью-йоркского Гарлема банковские организации, принадлежавшие афро-американским бизнесменам. В обществе еще свежа была память о подвигах Аль Капоне, считавшего, что в деловых отношениях «мудрое слово и пистолет лучше, чем просто мудрое слово». Пресса подняла шум: тема мафиозной атаки на Гарлем напрашивалась сама собой.

Однако специальная правительственная комиссия установила, что итальянские банкиры закрепились в Гарлеме в результате честной конкурентной борьбы. Финансисты-негры слишком навязчиво демонстрировали соседям свое личное благополучие. Итальянцы же вели себя скромно, денег на ветер не бросали и свято блюли семейные ценности. После «черного четверга» 1929 года гарлемские вкладчики перевели счета в итальянские банки, казавшиеся более надежными.

Хотя скандал не состоялся, широкую общественность удивил уже тот факт, что в стране существуют негритянские банки. Пошатнулся сложившийся еще в годы Гражданской войны стереотип о том, что афро-американцы полностью лишены деловых качеств и способны лишь «сесть на шею» трудолюбивых жителей Севера.

Гости с юга

После Гражданской войны, действительно, 2,5 миллиона чернокожих безработных приехали в Чикаго, Нью-Йорк и другие города промышленного Севера. Однако такого количества вакансий для неквалифицированных рабочих здесь не существовало, а создавать собственные предприятия беженцы не могли, поскольку не имели ни начального капитала, ни предпринимательского опыта.

Они селились «поближе к своим» – в районах с высокой долей цветного населения, моментально превращая их в трущобы. Белые семьи бежали от такого соседства. Затем из этих кварталов съезжали социализированные «северные» афро-американцы.

Чтобы остановить падение цен на недвижимость, местные маклеры, домовладельцы и представители администрации начали вступать в дискриминационные «соглашения о добровольных ограничениях», которые запрещали продавать и сдавать в аренду негритянским семьям недвижимость в респектабельных районах.

Вскоре обнаружилось, что расовая сегрегация позволяет еще и извлекать сверхприбыли. Например, в чикагском негритянском гетто Саутсайде из-за очень высокой плотности населения арендные ставки и стоимость коммунальных услуг были на 40 – 45% выше, чем в белых кварталах. Это только усиливало межэтническую враждебность и провоцировало расовые волнения.

«Черный» доллар

В 1895 году на хлопковой выставке в Атланте негритянский проповедник Букер Тальяферро Вашингтон выступил с программой экономической ассимиляции афро-американцев. «Эта страна требует, чтобы каждая раса измеряла себя по американскому стандарту, а стандарт этот – успех в бизнесе». Вашингтон призывал негров не тратить время на борьбу с дискриминацией, а делать деньги, используя расовую сплоченность и отсутствие конкуренции на негритянских рынках со стороны крупных монополий. «Мы должны создать великую «черную» бизнес-империю, и только тогда Америка признает нас полноценными людьми».

Взгляды Букера на решение расовых проблем разделяли федеральное правительство и деловая элита. Президент Теодор Рузвельт назначил его своим советником, а стальной магнат Эндрю Карнеги пожертвовал $600 000 на создание сети негритянских бизнес-школ. Вашингтон основал промышленный университет для афро-американцев в Алабаме, выпускники которого устраивались на госслужбу или создавали компании под патронажем Национальной лиги негритянского предпринимательства.

Хотя в основном афро-американцы создавали предприятия сферы услуг с микроскопическим оборотом, встречались и настоящие капиталистические монстры – например, страховая компания North Carolina life insurance (капитал в $136 млн) и Independence bank of Chicago (капитал – $56 млн). Они развивались за счет того, что «белые» банки и страховые компании не обслуживали цветное население.

Новый Моисей

Первая мировая война создала дефицит рабочей силы. В 1918 году сотни тысяч белых американцев отправились на фронт, и корпорации стали нанимать на их места чернокожих. Это и похоронило проекты Букера Вашингтона. Будущая негритянская буржуазия, бросив свои жалкие парикмахерские и лавки, выстроилась в очереди у дверей кадровиков. В города промышленного Севера вновь устремились мигранты с Юга, а вслед за ними еще и черные беженцы с Ямайки.

Когда американские солдаты вернулись с фронта, вокруг их рабочих мест развернулся торг: профсоюзы настаивали на увольнении черных штрейкбрехеров, работодатели требовали за это 20 – 30-процентного сокращения фондов оплаты труда. В итоге уровень безработицы повысился и среди белых, и среди черных.

Вскоре в США появился новый афро-американский «бизнес-пророк» – ямайский предприниматель Маркус Гарви, более известный как основатель культа растафари. Гарви убеждал чернокожих в том, что они принадлежат к избранному народу и должны отправиться в Африку, обетованною им богом Джа, – там не нужно работать, бананы сами падают с пальм.

Чтобы доставлять «собратьев» в Африку, «гуру» основал судоходную компанию «Black star» и начал распространять среди чернокожих ее акции. В 1925 году биржевая комиссия провела тематическую проверку ее эмитента и, не обнаружив в активах никаких плавсредств, кроме персональной яхты президента компании, возбудила против Гарви дело о мошенничестве. Он был выслан из страны, но на родную Ямайку вернулся миллионером и национальным героем.

Последняя утопия

Еще одна попытка построения негритянского капитализма была предпринята в конце 1960-х годов администрацией Ричарда Никсона. В негритянских гетто из-за нищеты и безысходности вновь начались расовые волнения, возникли ультрарадикальные группы борцов за права черного меньшинства. Знаменитые «Черные пантеры» днем регулировали уличное движение в Гарлеме, а по ночам охотились на белых полицейских и сотрудников компаний, проводивших политику расовой дискриминации.

В 1965 году в негритянском гетто Уотс в Лос-Анджелесе марш активистов негритянского движения перерос в настоящий расовый бунт. Несколько недель афро-американцы громили город и сражались с полицией. Они успокоились лишь после того, как при поддержке городских властей несколько черных бизнесменов учредили в Уотсе строительную компанию и открыли 800 вакансий.

В 1969 году повторение бунтов ожидалось в большинстве крупных городов США – 11 из 26 негритянских банков закончили год с большими убытками и пригрозили сократить инвестиции в этнический бизнес, если правительство не окажет им поддержки. Администрация зарезервировала около $950 млн налоговых освобождений и льготных кредитов для негритянских предприятий.

На призыв Никсона поддержать этническое бизнес-сообщество откликнулись директора нескольких крупных американских корпораций. Они пообещали по окончании эксперимента поглотить наиболее успешные негритянские компании и ввести их руководителей в советы директоров.

Действительно, в 1972 году в правления General Motors, IBM, Chase Manhattan bank были приглашены афро-американские бизнесмены и общественные активисты. В AT&T даже появился черный президент Джером Холланд. Но позже выяснилось, что против всех этих корпораций Сенатская комиссия по расследованию фактов трудовой дискриминации готовила серьезные обвинения. Например, AT&T в 1960-х годах экономила до $2 млрд в год, нанимая на работу негритянских телефонисток, готовых получать за свой труд немыслимые гроши.

Что же касается программ правительственной поддержки, то о них довольно жестко высказалась New York Times: «Учитывая, что 55% этнических предприятий, получивших правительственную помощь, обанкротились или были поглощены в течение года, поддержка черного предпринимательства стала хорошим бизнесом для белых джентльменов, распределяющих дотации… Накануне президентских выборов программа превратилась в инструмент подкупа небелого электората, который не получил ничего, кроме пустых надежд».