Мы до сих пор живём под впечатлением оптимистического мифа о прогрессе, созданного усилиями рационалистов и просветителей XVIII столетия. Либералы, социалисты, коммунисты последующих веков также внесли значительный вклад в развитие и укоренение этого мифа. Длительное время у него было кое-какое историческое обоснование. Сам факт растущего влияния названных политических направлений мог расцениваться их представителями как несомненное свидетельство социального прогресса европейской цивилизации. Немалое значение имели и другие тенденции — распространение образования и научных знаний с элитарных слоёв населения на массу народа, ускоренное развитие технологий, их растущее значение в жизни людей, впечатляющие научно-технические достижения XIX-ХХ вв. Короче говоря, реальность научно-технического подъёма, оказывавшего влияние на самые разные стороны общественной жизни, могла восприниматься как иллюстрация и наглядное доказательство мифа о прогрессе.

Но наряду с этим всегда имела место обратная тенденция, которая в последние десятилетия явно становится доминирующей. Накапливалась и к настоящему времени накопилась некая критическая масса негативной реакции на научно-технический прогресс. Это заметно и в художественном творчестве, и в деятельности масс-медиа, и в других сферах общественного сознания. Антисциентизм становится преобладающей парадигмой массового сознания. Причём это не связано напрямую с господством той или иной политической доктрины.

Индустрия художественных фильмов давно и активно использует сюжеты, убеждающие в разрушительном воздействии научно-технического прогресса. Фильмы-катастрофы и фильмы-ужастики про последствия экспериментов каких-либо незадачливых или просто злодейски настроенных учёных наполняют экраны телевизоров и рынки видеопродукции. Положительный образ ученого, созданный традициями западноевропейской и русской научной фантастики, почти полностью исчез из нынешнего mass-art.

Разного рода экологические движения во многом представляют ту же тенденцию. "Зелёные" выражают не только и не столько законную обеспокоенность людей ухудшающимся состоянием окружающей среды, сколько подспудный, инстинктивный страх нового, приобретший характер массовой фобии и в этом качестве оказывающий отрицательное явление на развитие цивилизации. Чтобы увидеть это, достаточно обратиться к наиболее распространённым темам выступлений "зелёных", к излюбленным объектам их нападок.

Одним из таких объектов являются генномодифицированные растения. Давно подсчитано, что аграрные ресурсы Земли, при использовании традиционного земледелия и традиционных сельхозкультур, даже с интенсивным применением удобрений (последние, кстати, тоже вызывают нарекания ревнителей "природной чистоты"), способны прокормить в длительной перспективе от 10 до 100 миллионов человек (по разным оценкам). Таким образом, сохранение экологически чистого сельского хозяйства должно, через несколько веков, обречь на вымирание свыше 95% населения Земли. Создание генномодифицированных культур, конечно, не панацея, но оно позволяет существенно повысить продуктивность земной экосферы и обеспечить продуктами питания намного большее число людей, что ныне и происходит, правда, пока ещё недостаточно интенсивно. Сельское хозяйство неизбежно должно будет стать одной из самых наукоёмких и высокотехнологичных отраслей индустрии, иначе человечеству придется включать жесткий режим самоуничтожения. И только такое развитие аграрной отрасли способно уберечь экосферу от деградации.

Всеобщее помешательство на проблемах личной безопасности и личного здоровья, как гипертрофированное следствие идеи "прав человека", лежит в основе современного антисциентизма. Негативные последствия этой тенденции сказываются и в экономике. Когда несколько лет назад авария на скоростной железной дороге в Японии побудила власти этой страны на несколько дней приостановить эксплуатацию данного типа магистралей, невынужденный простой, вызванный шоком, обернулся многомиллиардными убытками. Аналогичный случай во Франции привёл правительство этой страны к решению прекратить строительство новых подобных линий, хотя развитие сети сверхскоростных железных дорог прежде являлось для Франции приоритетным.

Закрытие атомных электростанций, чего так настойчиво добиваются "зелёные", приведёт, например, к краху экономики той же Франции, где больше половины электроэнергии производится на АЭС. Кстати, атомная энергетика гораздо меньше влияет на окружающую среду, чем какая-либо другая, если, конечно, реакторы не взрываются. Но здесь дело уже лишь в компетентности строителей и персонала, а не в АЭС по их сути. Однако страх перед техногенными катастрофами АЭС, этакий "чернобыльский синдром" грозит в перспективе подорвать эту наиболее перспективную и экологически чистую отрасль энергетики.

Культ безопасности, стремление любой ценой (именно так!) обезопасить жизнь и здоровье абстрактного человека, наделённого "правами и свободами", от любых возможных и невозможных воздействий, парадоксальным образом происходит на фоне деградации медицинской отрасли. Современная медицина и фармацевтика нацелены не на профилактику и лечение заболеваний, а лишь на борьбу с симптомами болезней. Последнее экономически объяснил ещё Шарль Фурье в 1-й половине XIX века. Врач в обществе, основанном на капиталистической конкуренции и духе наживы, просто не может не мечтать о том, чтобы болезней и больных было как можно больше.

Регресс мысли в истории — явление нередкое. Спустя девять веков после того, как Аристарх Самосский измерил расстояние от Земли до Луны и обосновал гелиоцентрическую картину мира, а Эратосфен из Кирены определил длину земного меридиана, Козьма Индикоплов поместил плоскую квадратную Землю в центр мироздания. Архимедов винт и паровую машину Герона пришлось вновь изобретать почти через две тысячи лет. Факт высадки человека на Луну стали отрицать уже по прошествии четверти века после события.

Великое заметно лишь издалека. Современники не обратили внимания на то, что где-то на рубеже 60-70-х годов ХХ века научно-технический прогресс в ряде отраслей заметно застопорился, и цивилизация плавно, но неуклонно перешла к иному состоянию, которое мы, воспитанные в духе оптимистического мифа, до сих пор отказываемся воспринимаем как реальность. Между тем, рационалистическая и сциентистская парадигма общественного сознания, характерная для европейской цивилизации с эпохи Возрождения, явно уступает место какой-то иной. Мы стоим уже не на пороге, а в начале серьёзных цивилизационных изменений, но какими они будут — нам пока ещё недостаточно ясно.

Может показаться, что заметки о конце прогресса навеяны тяжелой обстановкой в России. Однако то, о чём здесь пишется, есть явление общемировое, и России оно коснулось постольку, поскольку Россия была (а в известной мере остается и до сих пор) одной из передовых стран в плане научно-технического потенциала.

Западный мир, шедший в авангарде научно-технического прогресса, превратился в его тормоз. Его удовлетворяет нынешнее положение вещей. Крупный финансово-промышленный капитал стремится к тотальному контролю над распространением новых технологий, видя в их свободном появлении и росте естественную угрозу своему господству. Каждое новое изобретение объявляется монополией той или иной компании, которая не спешит его внедрять, ибо её вполне устраивает достигнутый уровень производства. Российские НИИ, лишенные финансирования, ставятся под иностранный надзор, а русские ученые вынуждены продавать свои разработки за границу, где за них платят лишь для того, чтобы они не стали достоянием России.

Капиталистическая система в XXI веке допускает только дозированный прогресс. Именно этим можно объяснить полный упадок отраслей, связанных с развитием перспективных энергетических технологий, и гипертрофированное развитие "индустрии потребления", куда следует отнести и значительную часть информационных технологий, служащих для большинства людей лишь средством удовлетворения прихотей. Антиутопия братьев Стругацких, изображённая в "Хищных вещах века", стала пророчеством, исполнившимся в глобальном масштабе. Всё больше людей стремятся жить в виртуальном, а не реальном мире.

Господство одних людей над другими всегда основывается на доступе к материальным благам (куда относится и информация). Транснациональный капитал объективно не заинтересован в нивелировке жизненного уровня населения планеты по западному стандарту (хотя и в состоянии был бы сделать это), ибо это значило бы лишить власти самого себя. Именно поэтому капитализм тормозит прогресс материального производства в жизненно важных для человечества сферах в гораздо большей степени, чем во времена Маркса. Экономические диспропорции между группами стран и группами населения в отдельных странах будут искусственно сохраняться и поддерживаться всей мощью международных финансово-промышленных кругов. К кормушке никогда не подпустят всех на равных условиях.

Современный антитехницизм, проявляющий себя во многих сферах общественного сознания и исходящий от наиболее благополучных стран в мире, опасен в первую очередь для нас. Запад (в лице США или единой Европы — для нас безразлично) может сохранить свое глобальное доминирование, довольствуясь достигнутым уровнем развития технологий. Россия же сможет вернуть себе роль одного из мировых лидеров только (помимо всего прочего) существенно повысив свою материальную мощь, восстановив хотя бы то соотношение сил с Западом, которое существовало до Горбачева. А это невозможно будет сделать вне научно-технического прогресса. Следовательно, русская идея в XXI веке должна включать в себя весомую технократическую компоненту.

Российский традиционализм в лице его многих представителей никогда не был чужд идее научно-технического прогресса. Конечно, можно вспомнить К.Леонтьева, отрицательно относившегося даже к строительству железных дорог. Но ведь был и граф С.С.Уваров, министр народного просвещения при Николае I, автор концепции "официальной народности", видевший одну из основных задач российской государставенной власти в её просветительской миссии, в насаждении знаний и в поднятии технического уровня державы. Его современники — славянофилы — при всём отрицательном отношении к политическим и социальным преобразованиям Петра I, не могли отвергать положительного значения его просветительской деятельности, организации учебных и научных заведений, а также создания российской промышленности. Многие консервативные представители русской общественной мысли и Российского государства, именно в силу своей приверженности идее самобытности России, сознавали, что эту самобытность Россия может отстоять, только будучи сильной. А без развития науки, без внедрения передовых технологий в промышленность, без ускоренного индустриального развития это неосуществимо.

Не следует полагать, что победа США в холодной войне была предрешена их материальной мощью. Создание новых энергетических технологий (в чем России принадлежал приоритет) поколебало традиционные понятия о материальном потенциале. СССР проиграл соперничество не в материальной, а в цивилизационной сфере, приняв американские "правила игры", поставив, в определенный момент исторического развития, создание общества потребления (хотя и на социалистический манер) во главу угла своей политики. И именно на этом пути мы не выдержали конкуренции с Соединёнными Штатами.

Когда 24-й съезд КПСС в 1971 г. провозгласил целью коммунистического строительства "максимальное удовлетворение растущих материальных и духовных потребностей людей" (сначала — материальных, то есть типичное общество потребления), а отнюдь не создание гармоничных общественных отношений (как коммунизм был изначально воспринят русским народом), это стало безоговорочной капитуляцией советской идеологии перед буржуазной. Печальный финал Советского государства был, таким образом, запрограммирован.

При господствующей ориентации на западные ценности Россия не сможет жить не то, что богаче Америки и Западной Европы, но и приблизительно так же. В рамках мировой капиталистической системы это невозможно. Существуя в чужой культурно-исторической парадигме, мы не сможем подняться выше того уровня, на который нам позволят встать. Играя по чужим правилам, мы всегда будем проигрывать. Кто не успел — тот опоздал. Россия опоздала стать великой капиталистической державой ещё в XVIII-XIX столетиях. Наши надежды — только вне этой системы.

Может быть, именно Россия, демонстрировавшая на протяжении большей части ХХ века невиданный научно-технический взлёт и экономический подъём, в XXI веке вновь будет призвана преодолеть стагнацию буржуазного мира и обеспечить стабильный рост производительных сил на базе новых технологий. Материальное благополучие России должно измеряться не количеством нефтедолларов и колбасы, а уникальной ракетной техникой, термоядерными реакторами, энергосберегающим использованием ресурсов. Только новый научно-технический прорыв сможет дать России шанс, несмотря на её природную обделённость, жить лучше и богаче Запада не только в духовном отношении.