Социальный кризис, социальные преобразования, социальные революции

Недолгое счастье среднего класса

“Пряник” светлого будущего

“Средний класс”. Этот термин приобрел в постсоветское время почти магическое значение, выполняя роль “пряника”, призванного подсластить шоковые удары кнутом реформ. Это то светлое будущее, которое обещают россиянам политтехнологи и идеологи прекрасного нового посткоммунистического мира. Намекается, что основная масса населения пополнит ряды среднего класса; есть даже издания — от гламурных до претендующих на аналитичность, — “позиционирующие” себя как издания для и от имени среднего класса РФ. Правда, на поверку оказывается, что класс этот, несмотря на бодрую статистику зарплат и потребления, почти не виден. Нет, конечно, в каждом обществе есть середина, определяемая по закону средних цифр, но далеко не всякая середина — средний класс. И то, что могло стать средним классом в РФ, на самом деле опускали (убивали) уже дважды — в 1992 и 1998 годах. И я согласен с теми, кто предполагает, что в ближайшие полтора-два года российский средненький, ну очень средненький класс, который, однако, правдами и неправдами поднабрал жирок за последние девять лет, могут вновь тряхнуть, хотя бы потому, что трясти больше некого. Так что перспективы среднего класса в РФ не впечатляют. Нам, правда, все время говорят, что если Россия продолжит движение по пути либеральных реформ, то у нас обязательно возникнет многочисленный и процветающий средний класс, как на Западе. Нам до сих пор очень часто изображают Запад как рай для среднего класса. Так ли это?


Триумф “славного тридцатилетия”

В ядре капиталистической системы средний класс начал формироваться во второй половине XIX века. Однако первое столетие его существования едва ли можно назвать счастливым: “общественный пирог” был относительно невелик, а капитализм — довольно брутальным. Жизнь среднего представителя среднего класса протекала в борьбе с себе подобными — чтобы не скатиться вниз, и с теми, кто давил снизу — чтобы заблокировать им путь наверх, поскольку общественная жизнь — это игра с нулевой суммой. О том, как средние классы могут биться за свое положение, столкнувшись с угрозой пролетаризации, свидетельствуют фашистская революция в Италии и национал-социалистическая революция в Германии. Постепенно положение средних классов Запада улучшалось, но очень постепенно. Качественные изменения произошли после Второй мировой войны, в 1945—1975 годах. Французы называют этот отрезок “les trentes glorieuses” — “славное тридцатилетие”, и оно действительно было таким, причем не только во Франции, но и в других странах Запада.

Послевоенное тридцатилетие стало триумфом среднего класса и того, что называют welfare state — “государство всеобщего благосостояния” (более точный перевод: “государство всеобщего социального обеспечения”). Главных причин триумфа две — экономическая и политическая.

Послевоенное тридцатилетие совпало с “повышательной волной” Кондратьевского цикла, то есть с подъемом, ростом мировой экономики с 1945-го по 1968—1973 годы. Однако эта “повышательная волна” фантастически превзошла все предыдущие периоды роста и экспансии мировой экономики (1780—1815, 1848—1873, 1896—1920 годы). “Славное тридцатилетие” продемонстрировало беспрецедентные результаты: в этот период было произведено такое же количество товаров и услуг, как за предыдущие 150 лет. Разумеется, одной из причин стали колоссальные разрушения времен Второй мировой войны.

Резко увеличившийся “общественный пирог” на послевоенном Западе обеспечил верхушке западных стран и капсистеме в целом тот “фонд”, из которого теоретически можно было отстегнуть кое-что среднему классу, повысив его благосостояние, да и экономические резоны для этого были: благосостояние увеличивает спрос и, таким образом, стимулирует развитие экономики. Однако капитализм не филантропическая организация и просто так ничье благосостояние, тем более такого относительно массового слоя, как средний класс, обеспечивать не будет. “Железная пята” вынуждена была смягчиться и пойти на существенное улучшение положения среднего (и части рабочего) класса, ее заставили это сделать некие обстоятельства, причем обстоятельства эти были внеположены капитализму. Речь идет о наличии в мире системного капитализма социалистического лагеря.

Само существование СССР, его бурное экономическое развитие, даже у западных политиков второй половины 1950—1960-х годов создававшее впечатление, что СССР обгонит США, эгалитарный социальный строй, наконец, способность материально поддерживать антикапиталистическое движение во всем мире, включая коммунистические, социалистические и рабочие партии на самом Западе (это по-сталински: бить врага на его территории), все это вынуждало буржуинов замирять свои рабочий и средний классы, откупаться от них. От рабочего класса — чтобы не бунтовал, от среднего класса — чтобы заинтересованно выполнял функцию социального буфера, тампона между буржуазией и пролетариатом.

Средством подкормки-замирения стало welfare state, которое посредством системы налогообложения перераспределяло часть средств (в абсолютном измерении весьма значительную) от буржуазии среднему и в меньшей степени рабочему классам. В результате на Западе уже к середине 1960-х годов оформился многочисленный и довольно зажиточный средний класс.

Разумеется, буржуазия включила перераспределительный механизм не по доброте душевной. Welfare state — это явное отклонение от логики развития и природы капитализма, которое лишь в малой степени может быть объяснено заботой о создании спроса и потребителей массовой продукции. Главное в другом — в наличии системного антикапитализма (исторического коммунизма) в виде СССР. В ходе “холодной войны”, глобального противостояния СССР, в схватке двух глобальных проектов буржуины в страхе перед “тайным ходом”, “по которому как у вас кликнут, так у нас откликаются” (читай сказку о Мальчише-Кибальчише), вынуждены были откупаться от средних и рабочих классов, замирять их (налоги на капитал, высокие зарплаты, пенсии, пособия и т. п.). Таким образом, само существование СССР, антикапиталистической системы заставляло капсистему в самом ее ядре нарушать классовую, капиталистическую логику, рядиться в квазисоциалистические одежды.

К середине 1960-х годов средний класс Запада не только обрел экономическую мощь, но стал серьезной политической силой, материализовавшейся в левых и левоцентричных партиях, что тоже не могло не беспокоить истеблишмент.


Недолго музыка играла для “государства всеобщего благоденствия”

Начало 1970-х стало переломным во многих отношениях. Во-первых, “понижательная волна” Кондратьевского цикла пошла вниз, начался мировой экономический спад, причем произошло это быстро и резко — c США. 15 августа 1971 года (впервые с 1894 года) США фиксируют торговый дефицит, Никсон объявляет об отказе Америки от Бреттонвудских соглашений и о прекращении обмена доллара на золото; на следующий день закрываются все европейские рынки валюты. В 1973 году США девальвируют доллар на 10 процентов. В том же году начинается нефтяной кризис, мир вступает в эпоху затяжной мировой рецессии. В 1975—1976 годах весь мир охватывает инфляция. Послевоенному процветанию приходит конец.

Во-вторых, на рубеже 1960—1970-х годов welfare state с его огромным бюрократическим аппаратом подошло к пределу своей административно-политической эффективности.

Наконец, в-третьих, и это самое главное, разбухший средний класс стал слишком тяжелым бременем для капиталистической системы (даже в относительно благополучном ядре), и мировой экономический спад вкупе с неэффективностью и затратностью welfare state еще более обострял эту ситуацию. Численность среднего класса, помноженная на уровень его благосостояния, вышла за рамки возможностей, которые могла обеспечить капсистема без серьезных изменений своей природы и без существенного дальнейшего перераспределения в ущерб верхушке. Не меньшую, а быть может, и большую угрозу для нее представляли и политические притязания среднего класса. В этой ситуации хозяева капсистемы прекратили отступление, перегруппировались и начали социальное контрнаступление. Идейно-теоретическим обоснованием этого контрнаступления стал крайне важный и откровенно циничный документ “Кризис демократии”, написанный в 1975 году “тремя мудрецами” — С. Хантингтоном, М. Крозье и Дз. Ватануки — по заказу созданной в 1973 году Трехсторонней комиссии (“закулиса” нового типа, чьей задачей было в качестве “доброго следователя” душить СССР в объятиях).

В докладе четко фиксируются угрозы положению правящего слоя — прежде всего то, что против него начинают работать демократия и welfare state (государство всеобщего социального обеспечения), оформившиеся в послевоенный период. Под кризисом демократии имелся в виду не кризис демократии вообще, а такое развитие демократии, которое невыгодно верхушке.

В докладе утверждалось, что развитие демократии на Западе ведет к уменьшению власти правительств, что различные группы, пользуясь демократией, начали борьбу за такие права и привилегии, на которые ранее никогда не претендовали, и эти “эксцессы демократии” являются вызовом существующей системе правления. Угроза демократическому правлению в США носит не внешний характер, писали авторы, ее источник — “внутренняя динамика самой демократии в высокообразованном, мобильном обществе, характеризующемся высокой степенью (политического. — А. Ф.) участия”. Вывод: необходимо способствовать невовлеченности (noninvolvement) масс в политику, развитию определенной апатии, умерить демократию, исходя из того, что она лишь способ организации власти, причем вовсе не универсальный: “Во многих случаях необходимость в экспертном знании, превосходстве в положении и ранге (seniority), опыте и особых способностях могут перевешивать притязания демократии как способа конституирования власти”.


“Кризис демократии” — манифест контрнаступления верхушки капсистемы

Однако ослабление демократии в интересах западной верхушки было нелегкой социальной и политической задачей. Кто был становым хребтом западной демократии, которую надо было умерить? Средний класс и активная верхняя часть рабочего класса. По ним-то и был нанесен первый удар. В 1979 году в Великобритании и в 1981 году в США приходят к власти рыночные фундаменталисты Тэтчер и Рейган. Они отражают существенное изменение социального лица самой “железной пяты”: на место отрядов “старой” буржуазии и бюрократии, связанных с государственно-монополистическим капитализмом (ГМК), приходит молодая хищная фракция корпоратократии, напрямую связанная с транснациональными корпорациями, боровшаяся за место под солнцем с 1940—1950-х годов и наконец добившаяся успеха (в немалой степени этому способствовало поражение США во Вьетнаме).

Главными задачами первых президента и премьер-министра от корпоратократии были демонтаж части ГМКашного welfare state и наступление на средний и рабочий классы, чем и занимались Рейган и Тэтчер в 1980-е годы. Однако до тех пор пока существовал СССР, полностью развернуть такой курс “властелины колец” капсистемы не могли. Отсюда два следствия. Первое — курс на резкое ослабление СССР (в 1989—1990 годах он сменился курсом на расчленение и уничтожение СССР); с этой целью СССР заманили в Афганистан, за чем последовал новый резкий виток “холодной войны”. Второе — стремление добрать то, что нельзя было сразу отнять у средних классов ядра, у среднего класса периферии, уничтожив его как класс. В 1980-е годы с помощью проведенных МВФ структурных экономических реформ в Латинской Америке был почти полностью уничтожен латиноамериканский средний класс; досталось и среднему классу наиболее развитых стран Африки (Нигерия). Средства от экспроприации периферийных средних классов перекачивались на Запад, и это несколько тормозило наступление верхушки на западный средний класс.

Крушение СССР устранило тот фактор, который препятствовал полномасштабному наступлению “железной пяты” на средний класс ядра — теперь уже не надо никого замирять, можно разбойничать как на международной арене (Югославия, Ирак), так и внутри страны. Да и инструмент появился замечательный — глобализация по-американски.

Впрочем, первыми жертвами этого позднекапиталистического инструмента стали средние классы бывших социалистических стран. Если в 1989 году в Восточной Европе (включая европейскую часть СССР) за чертой бедности жили 14 миллионов человек, то в 1996 году — 169 миллионов. “Реформы” пустили под нож экс-социалистический средний класс, став его элементарной экспроприацией. Отчасти это ослабило давление “железной пяты” на средний класс, но только отчасти — буржуины брали реванш за десятилетия вынужденной “социальной диеты” по отношению к массам. Символично, что исторический ХХ век начинался книгой Х. Ортеги-И-Гассета “Восстание масс” (1929 год), а закончился книгой К. Лэша “Восстание элит”.

Глобализация стала мощнейшим оружием верхов против низов и середины. Наукоемкое производство, в отличие от индустриального, не требует значительных по численности рабочего и среднего классов, а, следовательно, с ними можно не церемониться не только по политическим, но и по экономическим соображениям — vae victis (лат. “горе побежденным”). Происходящее на Западе размывание, расслоение среднего класса приводит к возникновению упрощенной социальной структуры: богатое меньшинство, куда входит так называемый “новый средний класс”, и бедное большинство. Это уже нашло свое отражение в социологической теории “20:80”, где 20 процентов — это богатые, 80 процентов — бедные и никакого среднего класса. Разумеется, это еще не реальность, а тенденция, но тенденция очевидная, мощная и подтверждающаяся статистикой даже таких богатых стран, как США. В 2005 году по сравнению с 1975 годом только 20 процентов американцев увеличили свои доходы, у 80 процентов они уменьшились. Ясно, что в более бедных странах это соотношение уже не 20:80, а 10:90 или даже 5:95, а сам процесс разложения/уничтожения среднего класса идет намного быстрее — экс-советский средний класс был уничтожен за 6—7 лет.


“Железная пята” корпоратократии

Здесь необходимо подчеркнуть, что разложение среднего класса, ухудшение его позиций — это общемировой процесс, характерный для позднекапиталистического общества, вступающего в системный кризис. Первыми жертвами этого кризиса становятся средний класс и нация-государство в форме welfare state. Под социальным углом зрения в мировом масштабе последние 30 лет можно представить как социальную схватку “новой буржуазии” — корпоратократии (французский социолог Д. Дюкло называет этот слой “гипербуржуазией”, или “космократией”, подчеркивая ее паразитический характер и ориентацию на изъятие прибавочного продукта прежде всего у среднего класса) и средних классов, в которой эти последние потерпели поражение. У многих семей есть свои скелеты в шкафу. Поэтому рекомендуем посмотреть на инцест зрелых родственников, которые решили на старости лет попробовать в сексе все. Только у нас есть классная возможность смотреть русский инцест.

Счастливая жизнь среднего класса Запада оказалась весьма короткой, как у героя хемингуэевского рассказа Френсиса Макомбера. У нас горбачевщина, и особенно ельцинщина, были, помимо прочего, русским проявлением мировой борьбы, где часть номенклатуры в союзе с криминалитетом и иностранным капиталом социально разгромила средний класс, предварительно (в этом и была суть горбачевщины) заблокировав путь демократизации в интересах среднего класса, подменив его либерализацией. Ельцинщина выполнила задачу экономической экспроприации.

Все разговоры сегодня о светлом будущем среднего класса у нас или на Западе — это либо непроходимая глупость, либо заведомая и циничная ложь со вполне очевидными политическими целями. Спасение утопающих — есть дело самих утопающих, а как заметил известный социолог Б. Мур, революции чаще возникают не из победного клича восходящих классов, а из предсмертного рева обреченных классов, над которыми вот-вот должны сомкнуться волны прогресса. Ergo: долой прогресс глобалитарных режимов и их “шестерок”!