Культурные противоречия Запада и Востока и конфликты на их основе

Война судного дня

     1. 10 жарких дней в мае

     13-го мая 1967 года правительство Египта получило официальное уведомление правительства СССР о том, что израильские войска готовят нападение на Сирию, и что на северной границе Израиля с этой целью сконцентрировано от 11 до 13 израильских бригад.
     Сообщение это было сделано в Москве, в личной беседе Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н.В.Подгорного с главой египетской парламентской делегации в СССР, Анваром Садатом.
     Это же сообщение ранее было доведено до сведения Премьер-министра Израиля, Леви Эшкола, послом СССР Д.С.Чувакиным, и тоже в личной беседе.

     Эшкол ответил послу, что его источники информации, скорее всего, не совсем верны. Он предложил ему совместную поездку на север, чтобы посол смог лично убедиться в том, что никакой концентрации израильских войск там нет.
     Так как поездка могла быть проделана буквально за пару часов, а спрятать 30-40 тысяч человек и 3-4 тысячи машин на пространстве шириной в 20 км было бы просто невозможно, предложение выглядело убедительно.
     Однако Д.С.Чувакин не зря служил в МИДе СССР с 1938 года - чуть ли не 30 лет. Совершенно невозмутимо он ответил, что его дело состоит не в том, чтобы проверять сообщения его правительства, а в том, чтобы доводить их до сведения израильского Премьер-министра - после чего прервал беседу и откланялся.
     Разговор был неприятным. На сирийской границе в первые месяцы 1967 года действительно происходили инциденты - один за другим. "Федаины", идущие из Сирии, устраивали нападения на дорогах, ставили мины. Были жертвы. Обстрелы пограничных киббуцев с Голанских Высот шли на такой регулярной основе, что в дело пришлось вводить авиацию. 7-ого апреля сирийцы тоже задействовали свои МиГи, но неудачно. В воздушном бою над Голанами они потеряли несколько самолетов.

Голанское плато

     Так что напряжение существовало, в этом посол был прав.
     Поэтому Эшкол предложил начальнику Генерального Штаба Израиля - им в ту пору был Ицхак Рабин - сократить военный парад, который должен был состояться в День Независимости, 15-го мая, до абсолютного минимума.

     14-го мая египетские войска начали продвижение на Синай, в направлении к египетско-израильской границе. Колонны военной техники - в два часа дня и парадным строем - прошли через улицы Каира, прямо под окнами американского посольства.
     В тот же день начальник Генерального Штаба египетской армии, генерал Махмуд Фавзи, вылетел в Дамаск для установления должной координации между армиями Египта и Сирии.
     Большой тревоги это в Израиле не вызвало. Начальник военной разведки Израиля, генерал Ярив, уведомил Премьер-министра, что речь идет, скорее всего, о демонстрации - наподобие той, которую египетская армия уже проводила в 1960 году, и тоже в поддержку Сирии.
     Вероятность возникновения войны он рассматривал как низкую - по прогнозу разведки, пик готовности египетской армии должен был прийтись на конец 1970 года, после завершения программы военных поставок из СССР.
     К тому же, трудно было вообразить, что Египет начнет что-то серьезное до достижения приемлемого урегулирования в Йемене.

     Там шла война, в которую Египет был вовлечен самым осязательным образом - не только политически. 8 египетских бригад вели в Йемене боевые действия, египетская авиация бомбила позиции йеменских роялистов, используя даже химическое оружие.
     15-го мая в Израиле состоялся необыкновенно скромный военный парад, в котором - против обычая - не участвовали ни танки, ни самолеты, a просто прошли строем несколько пехотных частей.
     Обстановка как-то не располагала к праздничным торжествам.
    Отсутствие военной техники на параде, однако, было очень даже замечено арабской прессой - хотя интерпретировано это наблюдение было совсем нe так, как надеялся Эшкол.
     Арабские газеты пришли к единодушному мнению - все, что может стрелять, уже стоит на сирийской границе.

     Уже во время церемонии парада Эшкол получил записку из военного ведомства - число египетских войск на Синае выросло с 30-и тысяч до 60-и, и продолжало возрастать.
     После совещания в министерстве обороны было решено начать частичную мобилизацию.

М. Даян, Д. Элазар и Л. Эшкол на Голанских высотах. Июнь 1967 г.

     Утром 16-го мая индийский генерал, командующий войсками ООН на Синае, получил уведомление от генерала Фавзи с просьбой убрать его части с египетско-израильской границы, чтобы " ... не препятствовать действиям египетской армии в том случае, если Израиль предпримет агрессию против какой-либо арабской страны ...".
     Просьба эта была немедленно доведена до сведения самого Генерального Секретаря ООН, бирманского дипломата У Тана, который вполне педантично ответил, что просьба одного генерала к другому не может быть основой для каких-либо действий со стороны ООН - но добавил, что если он получит эту просьбу в должной форме, то он ее исполнит.

     Его желание было немедленно удовлетворено - министр иностранных дел Египта Махмуд Риад в любезном письме на имя Генерального Секретаря уведомил его, что правительство Египта приняло решение "... о прекращении деятельности войск ООН как на территории Египта, так и в полосе Газы ...".
     Дальше случилось нечто, что не имело - и не имеет по сей день - никаких аналогов в истории международных организаций.
     Без всяких консультаций с кем бы то ни было У Тан согласился выполнить запрос правительства Египта.
     Это в высшей степени драматическое решение было принято с неслыханной, поистине космической скоростью - ответ был доставлен египетскому правительству через 75 минут после получения его просьбы.
     Абба Эбан, министр иностранных дел Израиля в тот период, в своих мемуарах выражает полное изумление тому, что ООН, известная своим бюрократизмом и медлительностью, оказалась способна к таким стремительным действиям.

Абба Эбан

     Складывается, однако, впечатление, что удивлялся он зря - этот экспромт выглядел очень уж хорошо подготовленным.
     В самом деле, попробуйте представить себе, что важный - даже чрезвычайно важный - документ должен быть прочитан, должен быть осмыслен, ответ на него должен быть сформулирован, он, наконец, должен быть отпечатан (сразу, без черновика?), и даже должен быть доставлен адресату - и все это за 75 минут?
     Эбан почему-то жалуется, что ни с Израилем, ни с государствами, которые поставляли свои контингенты в войска ООН на Синае, никак не проконсультировались.
     С некоторыми странами совещания, несомненно, состоялись.
     Индия, например - а также и Югославия - не только моментально выразили полное согласие на вывод своих частей, но даже и начали осуществлять этот вывод без всяких задержек, даже не получив на этот счет никаких - по крайней мере официальных - инструкций из Секретариата ООН.

     Так что то, что с Израилем не посоветовались - это как раз понятно.
     Вот что абсолютно непонятно - это то, что У Тан не собрал Совет Безопасности, не известил без промедления Генеральную Ассамблею, не поговорил ни с одним из послов стран, имеющих постоянное представительство в Совете Безопасности - и, кстати, имеющих там право вето.
     Что еще более интересно - ни одна из этих держав не пожелала выступить с инициативой созыва сессии Совета Безопасности, на что они имели неотъемлемое право.
     Действия Генерального Секретаря критиковали только США и Канада - и то частным образом.
     Это объясняли впоследствии тем, что западные страны сочувствовали Израилю, но полагали, что в Генеральной Ассамблее азиатские и африканские страны автоматически поддержат Египет - как видного члена Движения Неприсоединения.
     Конфронтации же хотелось избежать.
     А Совет Безопасности был блокирован Советским Союзом, который уже выразил мнение, что "… никакого кризиса нет, а в обострении обстановки виноваты израильские провокации …".

     Эбан с большой гордостью приводит свои слова из речи, произнесенной им впоследствии, в которой он остроумно сравнил действия войск ООН с "... пожарной бригадой, отозванной именно в тот момент, когда появились первые следы дыма ...".
     Пожалуй, ему следовало бы скорее жаловаться не на "пожарников", а на саму "управу муниципалитета" - но конечно, это было бы совершенно недипломатично.
     17-го мая 2 египетских МиГа пролетели над территорией Израиля - с востока (из Иордании) на запад. Их полет прошел точно над израильским ядерным центром в Димоне.
     Перехватить их не успели.
     У Тан выразил желание посетить Каир, с целью "... ознакомиться с ситуацией на месте...".
     Почему он решил поехать туда после своего столь знаменитого, и столь же необъяснимого решения - а не до того, например, - это тоже осталось необъясненным.

У Тан

     18-го мая египетские дипломаты посоветовали ему - видимо, в знак благодарности - отложить его визит до тех пор, пока он не получит официального приглашения.
     19-го мая посол Советского Союза в Израиле посетил министра Иностранных Дел Израиля Эбана по его просьбе. Он разъяснил министру, что все дело вовсе не в движении египетских войск на Синай, а "… в политике Израиля, непрерывно и без всякой нужды обострявшей и без того непростую обстановку …", и высказал смелое предположение, что "… мины на израильских дорогах, примыкающих к израильско-сирийской границе, на самом деле ставят агенты ЦРУ …"
     Эбан пишет в своих мемуарах, что советское посольство уведомило Москву о том, что правительство Эшкола неустойчиво, не располагает должным авторитетом для ведения войны, и вообще может пасть в любую минуту.
     Цена этой осведомленности была не слишком велика - 21-го мая совершенно такая же информация появилась в израильской газете "Йедиот Ахронот", с разъяснением, что оставшиеся не у дел (после неудачных для них выборов 1966 года) видные деятели Рабочей Партии Шимон Перес и Моше Даян уже ведут переговоры о создании нового правительства с лидером оппозиции Менахемом Бегином.
     Эшкола на посту Премьер-министра в этом случае должен был бы сменить Бен Гурион.
     Возникает, правда, вопрос - "Йедиот Ахронот" Эбан мог прочесть и без помощи советского посла, но вот откуда он знал о содержании советских телеграмм?

     Либо израильская разведка читала советскую дипломатическую переписку и даже не считала нужным это скрывать, либо - что более вероятно - посол Чувакин сказал министру еще что-то, что в протокол их разговора не заносилось. Например, он мог посоветовать правительству Израиля проявить больше уступчивости - ввиду ненадежности положения самого правительства ...
     Вечером 21-го мая Премьер-министр Эшкол выступил с речью, обращенной к нации. Речь эта была произнесена после совещания в министерстве обороны, где было принято мнение, что война, скорее всего, неизбежна. Тем не менее, Эшкол полагал, что надо сделать все возможное, чтобы ее избежать.
     Он был не одинок в этом мнении - Бен Гурион полагал, что ситуация очень опасна, что помощи ниоткуда не видно, и что виноват в этом Эшкол.

Бен Гурион

     Старик (Бен Гуриону исполнилось уже 81 год) был очень недоволен своим преемником. Огромная ответственность, лежащая на плечах Эшкола, усугублялась тем, что недоверие к его действиям испытывал далеко не только его ворчливый предшественник.

     Толковый агроном, очень дельный администратор, прекрасно проявивший себя на посту министра финансов, Эшкол в свои 72 года не имел ни военного опыта, ни ораторского дара, ни харизмы прирожденного лидера.
     Он произнес в Кнессете сдержанную, даже примирительную речь. Всеми силами он попытался как-то смягчить обстановку. Акабский пролив и доступ к Эйлату даже не были упомянуты - Эшкол хотел показать, что сама мысль о действиях Египта, направленных на возобновление блокады, так "… немыслима …", что даже не приходит ему в голову.
     22-го мая, в тот момент, когда У Тан, получивший, наконец, приглашение посетить Насера, должен был приземлиться в его столице, Радио Каира объявило о закрытии Акабского Пролива - "…для всех судов, направляющихся в израильский порт Эйлат…"
     Объявление блокады морского порта любой страны, согласно всем законам и прецедентам международного права, являлось актом войны.

     2. Ожидания, колебания, совещания и назначения.

     23-го мая в министерстве обороны Израиля состоялось экстренное совещание, проходившее в расширенном составе. В нем участвовали все министры, представители всех партий, входивших в правительственную коалицию, высшие чины армии и военной разведки, а также представители оппозиции.
     От недавнего оптимизма не осталось и следа.
     Глава Египта, Президент Гамаль Абдель Насер, последовал примеру Эшкола. Не в пример израильскому Премьеру, Президент Египта был блестящим оратором. Он произнес чрезвычайно впечатляющую речь, в которой, в частности, он сказал следующее:
     " … мы находимся в конфронтации с Израилем. Однако сейчас не 1956-ой год, когда Франция и Великобритания были на его стороне. Сейчас Израиль не поддержан ни одной европейской страной. В этот раз мы встретимся с Израилем лицом к лицу. Евреи угрожают нам войной. Я отвечаю им - "Ахлан ва-сахлан" - "Добро пожаловать" ..."

Гамаль Абдель Насер

     Абба Эбан в своей книге "Свидетель и очевидец" ("Personal Witness") сообщает, что на совещании было принято единодушное решение - срочно отправить его за границу, для консультаций, чтобы "… искать поддержку международного сообщества в неожиданно разразившемся кризисе …".
     Его сообщение нуждается в попутном замечании - была большая вероятность, что вместо него с этой важной миссией будет отправлен другой эмиссар.
     Этот опытнейший дипломат, чрезвычайно образованный и очень остроумный человек, полиглот с тройной золотой медалью Кембриджа (он очень гордится этим отличием в своей автобиографии) не имел в своей стране и тени того влияния и авторитета, на которые он полагал себя вправе рассчитывать.
     Даже Эшкол, который назначил его министром иностранных дел Израиля и заместителем Премьер-министра, полагал, что его зам "...всегда готов заменить трудное решение блестящей речью ...", и определял Эбана - на своем родном идише, на котором до конца жизни предпочитал говорить в частном кругу - как "дер гелернер наар", что можно приблизительно перевести как "очень ученый дурак".

     Эбан знал о такой своей репутации, и она его несказанно обижала.
     Он боролся с ней как мог - например, приводил очень лестные отзывы из американской прессы о своем красноречии, в которых стиль его речей сравнивали со стилем Де Голля и Черчилля.
     Простая мысль - что есть очевидная разница между признанными лидерами, обладающими, вдобавок к своему огромному авторитету еще и ораторским даром, и человеком, наделенным этим даром, так сказать, в сугубо чистом виде, без всяких дополнительных примесей - почему-то эта мысль не приходила ему в голову.

     Как бы то ни было - 25-го мая Эбан улетел. Путь его лежал сначала в Париж, потом в Лондон, и, наконец, в самую важную из западных столиц - в Вашингтон. В 1957-м Франция обещала поддержку Израиля в случае повторной блокады Эйлата, а Англия и США в этом же году сделали заявления, сводящиеся к тому, что "… Акабский Пролив является международными водами…"
     Что означало, что этот район - не территориальные воды Египта. Следовательно, они не могут быть перекрыты Египтом без нарушения международного права.
     Эбан очень надеялся, что Англия и США усмотрят в такого рода действиях ущемление их собственных интересов - обе державы были сильно заинтересованы в поддержании принципа свободы судоходства.
     На поддержку Франции он больших надежд не питал - отношения с ней сильно охладились. Война в Алжире окончилась, нужда Франции в израильской дружбе сильно уменьшилась, теперь Де Голль искал сближения с арабским миром.
     Последнее время на срочные телеграммы из Израиля французский МИД просто не отвечал.

     26-го мая президент Египта выступил с очередной речью, обращенной к Пан-Арабской Федерации Профсоюзов.
     Он повторил свои предыдущие слова о том, что "…теперь не 1956 год, когда мы воевали не с Израилем, а с Англией и Францией...".
     И добавил нечто новое - " ...если война разразится, она будет тотальной и ее целью будет уничтожение Израиля ...".
     Он назвал также Соединенные Штаты "...главным врагом...", а Англию "...американским лакеем...".
     27-го мая Эбан вернулся домой. Результаты его поездки были неутешительны - хотя сам он, вопреки всякой очевидности, интерпретировал их очень положительно.
     На все его доводы, что "... в 1957-м вы нам обещали ...", во всех трех столицах ему отвечали "... да, но сейчас 1967-ой ...".

     Разница была в оттенках.
     Хуже всего прием был во Франции - де Голль требовал, чтобы Израиль ни в коем случае не предпринимал "... никаких односторонних действий...", утверждал, что "…кризис будет преодолен конференцией 4-х великих держав…', и, наконец, обронил очень многозначительное замечание - " ...Франция будет против того, кто выстрелит первым..." А так как Франция была главным поставщиком оружия в Израиль, слова эти следовало принимать очень серьезно.

Шарль де Голь

     Английский Премьер-министр Гарольд Вильсон в Лондоне говорил с Эбаном более дружески, но сообщил, что его страна "…старается сочетать размеры своей ответственности с размерами своих ресурсов, поэтому в одностороннем порядке ничего предпринимать не будет …"

Гарольд Вильсон

     Президент США Джонсон был не столь прямолинеен - в манере, которая составила бы честь дельфийскому оракулу, он говорил, что "...Израиль не останется одинок, если только не захочет остаться одиноким ..."

Президент США Джонсон

 

     Что это, собственно, означало?
     Во всяком случае, в каких-либо конкретных шагах, направленных на помощь Израилю - например, в ускорении поставок ранее обещанных, но задержанных самолетов "Скайхок" он отказал.
     Правда, американцы обещали "… рассмотреть вопрос об организации международной армады, которая под защитой американских военных судов прошла бы Акабским Проливом…" - это предприятие должно было называться "Регата", и именно это обещание и послужило основанием оптимистического отчета Эбана своему правительству.
     27-го мая У Тан, вернувшись из Египта, представил доклад Совету Безопасности ООН о положении на Ближнем Востоке.
     Он сказал, что " … как президент Египта Насер, так и министр иностранных дел д-р Махмуд Риад заверили его, что Египет не предпримет наступательных действий против Израиля, а главной целью является восстановление положения, которое существовало до 1956 года…".

     Произнесенную накануне тем же Насером речь - "…о тотальной войне, целью которой будет уничтожение Израиля…" - Генеральный Секретарь ООН не заметил - возможно, по причине вполне понятной у столь занятого человека рассеянности.
     Однако речь эта произвела совершенно иное впечатление и в Израиле, и в арабских странах - и там, и там ее восприняли совершенно серьезно.
     По Каиру и Дамаску шли ликующие демонстрации - огромные толпы народа несли плакаты, выражающие восторженную поддержку своих правительств. Газеты выходили с огромными заголовками "Конец Израилю!", и с рисунками, на которых изображался горящий Тель-Авив с залитыми кровью улицами и с грудами черепов в качестве переднего фона.
     В Израиле, как легко догадаться, настроение было обратным. Новорожденный Израиль был создан людьми, уцелевшими после крематориев и расстрельных рвов Катастрофы, в которой исчезло 6-и миллионное еврейское население Европы.

     Так что невмешательство наблюдающего за развитием конфликта мира задевало самые больные воспоминания - рассчитывать на "… справедливых мира сего …" было нечего.
     Действия же собственного правительства доверия публике не внушали.
     Последней соломинкой в этом смысле стало выступление Эшкола 28-го мая. Он приехал на радио сразу после бессонной ночи, проведенной на совещании в министерстве обороны, текст читал прямо с черновика, в результате говорил скомкано и невнятно. В довершение всего он сбился, никак не мог найти потерянную строчку, и - в открытом эфире - попросил своего помощника показать ему нужное место.
     30-го мая стало известно, что американский проект создания международной флотилии, которая под защитой американского флота пройдет Акабским Проливом, не может быть реализован.
     Ни одно из 80 государств, которым участие в этом предприятии предлагалось, к нему не присоединилось.
     Египет довел до сведения США, что по кораблям, пытающимся нарушить территориальные воды Египта, будут стрелять. Следовательно, попытка провести корабли через блокаду вела бы к возможной войне, на ведение которой не было ни готовых ресурсов, ни политической воли.
     В этот же день в Каир прилетел неожиданный гость - король Иордании Хуссейн. Приняли его по-братски, с распростертыми объятиями, хотя буквально за пару дней до визита Радио Каира называло короля не иначе как "...Хашимитской шлюхой..."

Король Хуссейн

     Король Хуссейн пришел к выводу, что война неизбежна, что его политическая позиция, сформулированная как "...сидеть на заборе и ждать исхода событий..." больше не обеспечивает безопасность ни его страны, ни ему лично, и что надо спешить присоединиться к победителю.
     Был немедленно заключен договор о дружбе и взаимопомощи, иорданская армия отдана под командование египетского генерала, а Ахмед Шукейри - глава палестинской политической организации, находящейся под контролем египетского правительства, заклятый враг короля Хуссейна - вылетел в Амман вместе с королем в качестве посланца доброй воли.
     Нечего и говорить, что свои радикальные анти-иорданские взгляды он с молниеносной скоростью изменил.
     Для Израиля это было огромным событием. Война на три фронта становилась совершенно осязаемой реальностью. Общественное мнение пришло к выводу, что "… надо что-то делать, и немедленно…".

     Несколько перефразируя Ленина, можно сказать, что в условиях израильской " … суматошной демократии …" - где в парламенте представлено десяток, а то и два партий, a ЦК этих партий насчитывают сотни, а то и тысячи членов - общественное мнение становится материальной силой.
     Вечером 1-го июня на пост министра обороны Израиля был назначен Моше Даян.

Моше Даян

     Даян был человек в Израиле известный, говорили про него разное.
   Например, утверждалось, что он хвастун, враль, позер и примадонна. Его считали неисправимым юбочником - и это утверждение делалось с полными на то основаниями.
     А еще он считался истинным автором победы в войне 1956 года.
     В том, что вот именно он - в отличие от Эшкола - будет готов действовать решительно - это у израильской публики не вызывало никакого сомнения. Назначение этого человека говорило о том, что периоду колебаний пришел конец.
     Абба Эбан пишет в своей книге "Свидетель и Очевидец", что он, Эбан, позвонил 1-ого июня начальнику Генерального Штаба Израиля генералу Рабину и его заместителю, начальнику службы военной разведки генералу Яриву, и сообщил им, что - по его мнению - "...можно начинать..."

     Он утверждает, что как оба генерала, так и Премьер-министр Эшкол "…выразили глубокое облегчение…" по этому поводу.
     Не ручаясь за генералов, скажем, что для постороннего наблюдателя слова Эбанa звучат несколько комично - он выглядит человеком, который с очень важным видом дает разрешение на отправление поезду, который уже пошел.
     Дипломатия кончилась, дальше должна была высказаться армия.

     3. Как построить армию при отсутствии всего, кроме крайней необходимости ее иметь ...

     Основы структур израильской армии были заложены под руководством генерала Игаля Ядина. В возрасте 32-х лет он оставил свою карьеру ученого-археолога и возглавил Генеральный Штаб израильской армии в Войне за Независимость.

Игаль Ядин

     Назначение это он получил не зря - храбрых молодых командиров в новорожденной израильской армии было немало, но Ядина выделял блестящий интеллект и огромные способности организатора.
     После окончания войны Генеральный Штаб занялся разработкой структуры будущей регулярной армии. Формы ее построения разрабатывал сам Ядин, приняв британскую модель за основу. В системе подготовки и мобилизации резервов немало было взято из опыта швейцарцев.
     Разработка же способа использования армии - доктрина действий - была поручена комитету под председательством полковника Хаима Ласкова.
     Доктрина исходила из невеселых геополитических реальностей.

     1.Израиль уступает соседям по населению и в предвидимом будущем всегда будет вынужден вести войну против численно превосходящего противника.
     2.Спор с соседями не состоит в несогласии по поводу границ, а в неприятии самого факта существования Израиля. Противники Израиля будут вести войну против него на уничтожение.
     3.Учитывая географические реальности, а также перевес противника в числе и в материале, Израиль в случае войны не может рассчитывать на победу посредством уничтожения врага. Реальной целью должно быть нанесение такого ущерба его вооруженным силам, которое вывело бы их из строя на максимально долгое время.
     4.Малая территория, очень изрезанные границы и близость населенных центров к линии фронтов лишает Израиль всякой стратегической глубины. В самой узкой зоне расстояние от границы до моря составляет всего 14 км. Никаких естественных барьеров для обороны не существует.
     5.Израиль не может вести долгую войну. Война делает необходимой мобилизацию такого огромного процента населения, что экономика через несколько недель просто перестанет функционировать.

     Единственным плюсом в этой мрачной картине являлось "...наличие внутренних операционных линий..."
     В переводе с профессионального военного жаргона на общечеловеческий язык это означало, что центральное положение страны давало возможность наносить удары по врагам по очереди - если действовать быстро.
     Прямым следствием 5-и базовых положений являлась необходимость в построении такой армии, которая могла бы переключаться с одного фронта на другой с максимально высокой скоростью и наносить противнику максимальный ущерб в минимальное время.
     Ничего даже отдаленно похожего израильская армия в 1949 году - и в несколько последующих лет - делать не умела.

     После демобилизации 1949 года девять из двенадцати имеющихся бригад были переведены в резерв, a в строю оставили только три - две пехотные, "Голани" и "Гивати" - и одну так называемую "бронетанковую" - 7-ю, состоявшую из одного танкового батальона и двух мотопехотных, посаженных на старенькие полугусеничные полутраки. Была еще разведкa на джипах с пулеметами.
     Первая рота танкового батальона состояла из "Шерманов", которыми она очень гордилась, потому что на них стояли хоть и старые, но зато одинаковые двигатели.
     И пушки тоже были одинаковые. Правда, они совершенно не годились для борьбы с другими танками. Это были 75-мм крупповские гаубицы времен Первой мировой войны, списанные в Швейцарии как утиль, и найденные неким израильским закупщиком оружия, обладавшим орлиным взором. Дело в том, что к пушкам этим имелись снаряды.
     Вторая рота не могла похвастаться подобной эффективностью. Ее вооружение тоже составляли "Шерманы", но зато они могли бы составить музей - на роту приходилось 5 разных типов танкa, которые отличались и трансмиссией, и двигателями, и пушками. Общим было только то, что к двигателям было очень мало запасных частей, а к пушкам - очень мало снарядов.

     К одному из танков - английской модификации под названием "Firefly" - снарядов не было вообще.
     Третья и четвертая рота имели только личный состав. Танков в них не было - роты были созданы, так сказать, авансом, с расчетом на будущее.
     Еще хуже дело было с экспертизой. Ни опытных танкистов, ни инструкторов не было. Бывший английский унтер-офицер Десмонд Рутледж был назначен Главным Инструктором Танковой Школы, в чинe майора - на библейском иврите чин этот назывался "старший сотник".
     Помимо некоторого опыта, он располагал неоценимым достоинством - он был единственным, кто мог свободно читать написанные по-английски брошюрки по техобслуживанию "Шермана".

     Прочиe инструкторы не то что английские печатные материалы не понимали - они с трудом объяснялись друг с другом, потому что далеко не все из них говорили на иврите, а все больше на русском или на чешском.
     Однако все это были очень неглупые люди, и они хотели учиться. Поскольку решительно все - и технику, и тактику, и методы стрельбы - им надо было изучать с нуля, они наделали много ошибок, но зато материал был усвоен прочно.
     Когда появилась возможность получать танки во Франции, их не стали покупать в готовом виде, а начали переделывать на свой лад. В частности, "Шерманы" не выбросили, а переоснастили, вооружив новой французской пушкой. Что было далеко не просто, потому что башня "Шермана" не была рассчитана на такие переделки.

Танк "Шерман" М-51 со 105-мм орудием

     Но подлинная революция в армии началась с 1953-его года, когда бразды правления принял новый, четвертый по счету начальник Генерального Штаба, Моше Даян.
     Она носила не столько технический, сколько организационный характер. В 1953 году генерал Даян мало что понимал в танках, но в войне он понимал хорошо.

     Фокус его внимания был направлен на людей. Исходя из принципа, что главное - обеспечить продвижение правильных командиров, а уж они обеспечат все остальное, он урезал "хвост" своей новой армии и резко усилил ее "зубы".
     Тыловые службы - такие, как пекарни и прачечные - были выведены из армейских структур. Их функции отданы на контракт в гражданский сектор.
     Бригады были сокращены (за счет тылов) с 6,000 тысяч человек до 3,500 тысяч, с сохранением числа боевых батальонов.
    Произошло резкое изменение в способе планирования операций - теперь ответственность за планирование переходила к исполнителю, центр просто ставил директиву и требовал отчета - или о достигнутом прогрессе, или о возникших проблемах. Самостоятельность и инициатива во всех подчиненных инстанциях всячески поощрялась.
     Методы ведения войны, разработанные для спецназа, переносились из маленьких элитных отрядов (в подразделении 101 майора Шарона вначале было только 45 человек) в батальон парашютистов, который, в свою очередь, с максимальной скоростью разворачивали в бригаду. Нетерпеливый Даян пытался всю армию перевести на подобную же основу - что, конечно, не удавалось.

     Но новые методы все же внедрялись, чему способствовало систематическое продвижение по службе толковых инициативных офицеров. Быстрый карьерный рост таких людей как Узи Наркисс, Ариель Шарон, Меир Амит - вещь общеизвестная.
     Менее известен случай с капитаном, командиром роты, который, попав в своем джипе под обстрел на границе с Газой, послал своего водителя вытаскивать застрявший и по-прежнему обстреливаемый джип, а сам отправился за подмогой.
     Даян выгнал капитана из армии - на что, кстати, не имел права.
     Начальник Генерального Штаба полагал, что в такой ситуации капитан должен был или бросить джип, или сам пойти вытаскивать машину - но ни в коем случае он не должен был отправлять на опасное дело свого подчиненного, сам при этом оставаясь в тылу.
     Арбитражная комиссия пришла к выводу, что наказание за непредусмотренное контрактом нарушение было слишком суровым, и капитана восстановили в чине - но не в должности. От обязанностей командира он был отстранен.
     Даян установил правила, которые остались в израильской армии на долгие годы после того, как сам он ушел в отставку.

     Все командиры - от сержанта до генерала - двигались по служебной лестнице, начиная с самой нижней ступеньки, в военные школы принимали только из рядов. Образование и социальное происхождение во внимание не принимались - только качества лидера. Это правило действовало до определенного предела - начиная с командиров батальонов, офицеров обязывали учиться, и им предоставляли для этого оплаченный отпуск.
     Образование совсем не обязательно было чисто военным - например, можно было взять курс философии, или системного управления - выбор был широким.
     Наконец, после 40 лет офицеры, как правило, выходили в отставку, получали свою военную пенсию, и переходили в резерв.
     Даян считал, что армии нужны молодые офицеры, более восприимчивые к свежим идеям, поэтому в регулярной армии генералов старше 45 просто не было - он сам ушел на "гражданку" в 43 года.
     Эта система прошла проверку войной 1956-ого года, и показала превосходные результаты. Несмотря на многие нехватки - например, армейские ботинки нашлись только на 30 тысяч человек, а явилось на службу по мобилизационному призыву втрое больше, верхней одежды было так мало, что солдаты отправлялись на фронт в собственных пальто - операционный план сработал без срывов.

     Передовые части сумели выйти в район Суэцкого Канала за 4-е дня, обогнав график. Неожиданности носили приятный характер - танки, на которые до войны возлагали скромные надежды, неожиданно показали себя очень хорошо, практически решив исход кампании. Даян сделал из этого немедленные выводы. Авиация по-прежнему получала примерно половину всех ассигнований на новую технику, но то, что шло в сухопутные силы, теперь имело отчетливый "танковый" приоритет.
     Он начал быстрое расширение сферы ответственности, предназначенной новому перспективному роду оружия. Пехотные бригады стали по мере поступления новой техники переводить в бронетанковые, а заведовать их техническим оснащением он назначил полковника Израэля Таля.
     Назначение это оказалось на редкость удачным. Полковник был человеком основательным. Он начал новую службу с того, что прошел предназначенный для лейтенантов курс "кандидата в командиры танка". Потом он занялся разработкой доктрины использования танков в конкретных условиях арабо-израильского конфликта - война 1956 года предоставила ему богатый материал для изучения.
     Выводы, к которым он пришел, носили несколько неожиданный характер. Вместо быстрых, стремительных французских танков АМХ-30, способных делать 80 км/час, он предпочел купить в Англии тяжелые неповоротливые "Центурионы", максимальная скорость которых был где-то в районе 30 км/час, и то по дороге, а не на пересеченной местности.
     У них была не слишком сильная пушка, слабый и легко воспламеняемый бензиновый двигатель, и капризный нрав - они требовали серьезного и непрерывного ухода.
     Тем не менее, Таль выбрал именно "Центурионы" - главным достоинством в его глазах была иx основательная броня.
     Все остальное он считал поправимым. Пушка была заменена превосходным английским 105 мм орудием, с большой дальнобойностью. Бензиновый двигатель заменен на американский дизель. Наконец, капризный нрав машины был преодолен выучкой и дисциплиной, которые он сумел укоренить в своих танкистах.

     Экипажи, которые поначалу рассматривали назначение в новые батальоны как наказание, стали просто гордиться тем, что у них в руках оказались лучшие танки армии.
     Через некоторое время появилась возможность раздобыть американские "Паттоны" - через Германию, где их снимали с вооружения бундесвера. Они были включены в такую же программу модернизации, как и "Центурионы". Даже старые "Шерманы" - и те были обновлены, на некоторые даже удалось поставить укороченную версию 105 мм пушки. К концу мая 1967 года Израиль имел в строю 8 танковых и 5 механизированных бригад - всего около 1,000 более или менее современных танков.
     Армия не имела многих вещей, которые иметь бы хотела. Не было бронетранспортеров для пехоты - на них не хватило средств, все закупки шли только на одно - на танки. Не хватало артиллерии. Не хватало транспорта - по мобилизационному плану предстояло реквизировать чуть ли не весь гражданский грузовой транспорт страны, в ход шли даже грузовички для доставки фруктов, с лысой резиной и без запасок. Стрелковое оружие в резервных пехотных частях включало в себя не только бельгийские 20-зарядные винтовки ФН, или автоматы "Узи", но и винтовки "98", где "98" обозначало "Маузер 1898" года, времени ДО Первой мировой войны.
     Тем не менее - вместе с территориальными частями - было мобилизовано около 220 тысяч человек.

     Примерно 130 тысяч из них были сведены в 25 бригад действующей армии - и эта армия действительно была готова действовать.

     4. Пейзаж по ту сторону холма

     В Египте задачи вооруженных сил отнюдь не сводились, как это было в Израиле, к простой и очевидной задаче защиты родины. Армия считалась "Авангардом Революции", что было вполне естественно, потому что Насер и его соратники пришли к власти именно в результате военного переворота, как вожди группы "Свободные Офицеры". Поэтому армия защищала не только - и даже не столько - страну, сколько режим. И внимание ей уделялось соответствующее.
     Cолдатам - не рядовым, конечно, но офицерам - хорошо платили, те из них, кто достигал старших чинов, скажем, подполковника или старше, почти автоматически получали связи и средства, обычному человеку не доступные. Офицерский Клуб в Каире был самым аристократическим местом в столице.
     В отличие от израильской армии - где имелся один-единственный генерал-лейтенант, занимавший пост Начальника Генерального Штаба, и десяток генерал-майоров, этот штаб составлявших - в египетской армии генералов было много.

     Возглавлял же армию военный министр, Абдель Хаким Амер, верный сподвижник вождя революции, в совершено исключительном чине фельдмаршала.
     Все, что происходило в вооруженных силах страны - особенно с кадрами - происходило только с его ведома.
     Надо сказать, что президент Насер не раз предлагал своему другу Амеру не сосредотачиваться столь исключительно на заботах офицеров, а заняться более широкими политическими задачами, которые больше соответствовали бы его выдающимся талантам.
     В конце концов, каждодневные заботы можно было бы поручить не столь выдающемуся человеку, как фельдмаршал, а, например, генералу Фавзи.
     Этот генерал был не только начальником Генерального Штаба, но и лично был известен президенту Насеру как его бывший учитель в военном училище.
     Генерал был делен, скромен и - что было самым главным - был чрезвычайно предан президенту. Именно президенту.

     Однако Амер всегда отвечал, что он всего лишь скромный солдат, совершенно довольный своей долей, и что посты его совершенно не привлекают, коли для их достижения он должен будет - как этого непременно желал президент - отойти от своего излюбленного занятия, а именно - прямого и непосредственного руководства вооруженными силами.
     Впрочем, к 1967-му список его должностей включал в себя посты Первого Вице-президента, Министра Науки, Председателя Комиссии по Ядерной Энергии, Председателя Комиссии по Ликвидации Феодализма (с широким правом на конфискации), и даже почему-то Председателя Футбольной Федерации.
     Фельдмаршал - известным под этим титулом вне зависимости от набора прочих его официальных постов - занимал в Египте совершенно исключительное место.

     Когда Никита Сергеевич Хрущев в 1964 году награждал Насера Золотой Звездой Героя Советского Союза, то, будучи хорошо информированным о внутренних делах Объединенной Арабской Республики, он присвоил это звание не только президенту Египта, но и его военному министру.
     Однако возможности сместить генерала Фавзи фельдмаршал не имел.
     Президент Насер очень следил за тем, чтобы иметь своих людей - именно своих - в вооруженных силах. Поэтому Амер постарался поставить дело так, чтобы Генеральный Штаб не входил в вопросы, которыми живо интересовался сам военный министр.
     Раз уж с армией приходилось иметь дело через посредника, да еще столь влиятельного, Насер, со своей стороны, делал все возможное, чтобы военные не пересекались ни в делах, ни в досуге с офицерами служб безопасности, например, с его личной охраной.
     А для большей гарантии он отдал руководство своими телохранителями в надежные руки Оскара Дюрлевангера, бывшего генерала СС.

     В Египте конца 50-х - начала 60-х годов вообще было много германских советников - например, штабную работу в сфере планирования войны вела группа бывших офицеров вермахта во главе с генералом Вильгельмом Фармбахером, который не только накопил богатый боевой опыт, сражаясь в составе танковой армии "Африка" у Роммеля, но и сам в 1944-м командовал корпусом в Бретани, защищая Сент Мало и Брест от англо-американского вторжения.
     Иоахим Даймлинг, бывший начальник гестапо в Дюссельдорфе, реорганизовал египетскую секретную полицию, сильно улучшив ее профессиональные стандарты.
     Германские советники находили себе в Египте применение в подчас очень неожиданных областях. Генрих "Хассан Сулейман" Селманн, бывший шеф гестапо в Ульме, перешел на работу в Министерство Информации в Каире - заведовать отделом пропаганды.
     Все секретные работы в области разработки химического оружия и ракет тоже велись с широким использованием немецких специалистов, но - по понятным причинам - эта работа особо не афишировалась.

     Суэцкая война 1956 года подняла престиж Насера в мире, а уж в арабских странах он взлетел до небес.
     Успех следовал за успехом - в 1958 году Сирия согласилась на формальный союз с Египтом, было образовано новое государство - Объединенная Арабская Республика. Нечто похожее вполне могло случиться в Иордании и в Ливане - только американское вмешательство предотвратило падение правящих режимов в этих странах.
     В 1960-м с помощью СССР была сооружена Асуанская Плотина - проект этот должен был сделать Египет индустриальной державой.
     Дальше, однако, дела пошли не столь гладко. В сентябре 1961-ого года в Сирии случился очередной переворот, и египетской администрации пришлось срочно оставить сирийскую часть Объединенной Арабской Республики.
     Название это теперь относилось только к Египту.
     Отношения с Россией тоже напряглись - на вкус Н.С.Хрущева, насеровская революция "…утратила динамизм…" В возмещение за огромные средства, вложенные СССР в строительство плотины и в вооружение египетской армии он хотел более активного союза, направленного против США - на что Насер не соглашался.

     Напротив - его политика в ту пору дала заметный крен в сторону сближения c американцами. Администрация президента Кеннеди полагала, что революционный пыл Насера можно охладить, и предложила ему широкую помощь продовольствием, если он "...сменит микрофон на бульдозер...", т.е. перейдет от неистовой подрывной пропаганды в арабском мире к мирному внутреннему развитию.
     В 1962 году 40% населения Египта питалось за счет американской продовольственной помощи.
     Эта идиллия кончилась после переворота в Йемене. Группа "Свободных Офицеров", созданная по образцу египетской, произвела небольшую дворцовую революцию, изгнав правителя страны, имама Бадра. Он, однако, не смирился с поражением, и начал с помощью Саудовской Аравии войну против революционеров - которые, в свою очередь, обратились за помощью к Насеру.
     Йеменская война с течением времени стала для Египта тяжким бременем - и финансовым, и военным, и политическим.
     В ноябре 1964 года споры с США достигли точки кипения.
     В беседе с американским послом Бэттлом Насер заявил, что "...те, кому наша политика не нравится, могут пойти прочь и выпить море. Мы отрежем язык всякому, кто будет говорить о нас плохо. Мы не собираемся мириться с гангстеризмом ковбоев..."

     Такого рода речи привели к некоторым последствиям. Американское зерно - из которого пеклось 60% хлеба, выпекаемого в Египте - перестало поступать в страну.
     Попытки Каира перефинансировать свой внешний долг провалились - международные банки вдруг нашли, что кредиты Египту как-то слишком рискованны.
     Колоссальные убытки были частично уравновешены обещанием Советского Союза помочь деньгами, но никакого решения не было видно.
     Экономика не работала. Социализм и на родине-то своей работал с большими проблемами, а уж в условиях Египта сломался совершенно.
     5000 рабочих и служащих автомобильного завода Эль Наср, построенного с помощью СССР, производили 2 машины в неделю.
     Так что случившийся в мае 1967-ого кризис пришелся очень кстати - он представлял собой замечательный случай увеличить вес Египта в международных делах. И действительно - дипломатическое и военное наступление, предпринятое против Израиля, принесло замечательные плоды.
     В самом деле - вся оборона Израиля держалась на тонкой линии войск ООН, размещенных на Синае, на союзе с Францией, на несколько спорном (но все же рассматриваемым как реальное) членстве в "Западном Клубе", и нa собственных вооруженных силах.

     В течение 3-х недель войска ООН оказались выведены с территории Египта, Франция грозила ввести эмбарго на поставки оружия своему бывшему союзнику, а англо-саксонские морские державы много говорили о "…желательности мирного урегулирования …", но и пальцем не шевельнули, чтобы что-то для этой цели сделать.
     В Каир тем временем с просьбами зачастили очень высокопоставленные лица - и Генеральный Секретарь ООН, и чрезвычайные посланцы великих держав.
     Так что король Иордании был не единственным главой арабской страны, который вдруг решил следовать в фарватере Египта.
     Ирак, Кувейт, Алжир, даже Саудовская Аравия, заклятый враг Насера, как в Йемене, так и по всему арабскому миру - заговорили о "...необходимости смыть позор раздела Палестины...", и о "...ликвидации Израиля, источника несправедливости и агента колониализма на Ближнем Востоке ..."
     Успехи были велики и неоспоримы - оставалось решить, что делать дальше.

     Израиль был окружен арабскими армиями, которые располагали 250 000 солдат, стоящих в боевых порядках, и имевших 700 самолетов и 2000 танков. Общий перевес в войсках - если не считать территориальные части - был два к одному в людях, два к одному в танках, три к одному в самолетах, и минимум пять к одному в артиллерии.
     Однако Насер не хотел действовать опрометчиво. Его министр Иностранных Дел, д-р Махмуд Риад, объяснял американскому дипломату Чарльзу Йосту, что Насер хочет мира, но он просто не может согласиться на снятие блокады. Он не хочет драться ни с кем, и уж меньше всего - с Соединенными Штатами. И он вовсе не хочет нападать на Израиль, хотя его генералы и настаивают на атаке.
     Сам же президент Египта предпочитает, чтобы первый удар нанесли израильтяне - тогда его армия разгромит их в пустыне, и "…эта короткая война сразу оздоровит обстановку…" Не следует придавать слишком большого значения всем этим разговорам о тотальной войне на уничтожение - ничего подобного Насер не имеет в виду, это все риторика - необходимая в практической политике вещь - как уважаемый посол, несомненно, понимает - просто в силу своего глубокого и просвещенного ума.
     Речь идет об "…ампутации израильского юга…" и об установлении наземной прямой границы между Египтом и Иорданией. Тогда, в отсутствии Эйлата, вопрос о блокаде отпадет сам собой, Израиль научится жить без этого порта, а стороны "…начнут подготовку к реалистическому решению вопроса - например, посредством широкой репатриации палестинских беженцев обратно в Израиль…"

     Разговор состоялся 1-го июня. Размеры репатриации беженцев (10 тысяч или пара миллионов) доктором Риaдом никак не были оговорены. Точно также без уточнения осталась предполагаемая "ампутация" (будет это сам порт Эйлат или вся южная половина Израиля?) - этот вопрос осторожный министр иностранных дел Египта оставил открытым.
     Тем временем Израиль отправил в Вашингтон нового эмиссара. В отличие от Эбана, он не был красноречив. Меир Амит служил в армии при Даяне, окончил в 1961-м престижную Школу Бизнеса в Колумбийском университете, и был назначен Даянoм - уже в чине генерала - заведовать военной разведкой.
     С 1963 года он возглавлял службу МОССАД - что-то вроде израильского ЦРУ.
     Улетев 31-го мая, он, вернувшись домой, должен был докладывать о результатах поездки уже несколько другому комитету - главным лицом в нем стал его бывший командир.
     Мнения понемногу склонились к консенсусу - война неизбежна.

     Амит полагал, что американцы не очень рассердятся - Насер и им испортил немало крови - и следовательно, Израиль не останется в полной изоляции.
     Конкретная дата была установлена в очень конфиденциальной беседе между Даяном и Рабином, начальником Генерального Штаба, и назначена на утро понедельника, 5-го июня 1967 года.

Ицхак Рабин

     На следующий день Даян встречался с журналистами, в частности, он дал интервью Уинстону Черчиллю, внуку великого английского премьера.
     Журналист задал генералу все положенные в таких случаях вопросы - в частности, он спросил его, когда начнется война.
     Генерал дал журналисту все положенные в таких случаях ответы - в частности, он заверил его, что никакой войны в ближайшее время не будет.
     Что чрезвычайно занятно - это то, что журналист поверил генералу, и 4-го июня улетел домой, оставив, так сказать, поле боя - как в прямом, так и в переносном смысле - своим менее простодушным коллегам.
     Видимо, гений не передается по наследству.

     5. 170 минут для того, чтобы решить исход войны

     Ровно в 7:00 часов утра по израильскому времени (8:00 по каирскому) ровно 40 самолетов поднялись в воздух с израильских аэродромов и пошли на запад, в сторону моря. Никакого беспокойства на наблюдательных станциях египетской радарной системы это не вызвало - обычное дело, по времени этого утреннего вылета можно было проверять часы. Начиная с 1965 года полеты проходили по одной и той же схеме - 40 самолетов уходили в Средиземное Море, резко снижались, и возвращались обратно на свои аэродромы в Негеве.
     Ни на одном из 18-и египетских аэродромов на Синае не возникло никакой тревоги. Египетские ВВС были готовы к войне - дежурные истребители стояли на дорожках с состоянии 5-минутной готовности к взлету. Ночные патрули последней смены - с 4:00 до 7:35 утра - сели на перезаправку.

     День начинался как обычно - завтраком.
     Самолет Ил-14, на борту которого находились фельдмаршал Амер, начальник штаба ВВС, генерал Мохаммед Сидки Махмуд, и их гость, советский генерал авиации, получил сообщение, что в воздухе нет никаких других самолетов, кроме самого Ил-14 и обычной израильской тренировочной миссии на Средиземным Морем.
     Израильские самолеты спикировали вниз и пропали с экранов радаров.
     Ровно в 7:45 пилот доложил генералу Сидки, что он утратил контакт с базой.
     Немудрено - 9 египетских передовых аэродромов - включая Каир-Вест - получили в этот момент бомбовый удар. Через несколько минут такой же удар получила база ВВС в Фаиде.
     Аэродромы оказались полностью выведенными из строя - что было невозможно. На результативный налет надо было задействовать несколько дюжин боевых вылетов. Т.е. 40 израильских самолетов могли ударить по одному, максимум - по двум аэродромам, а уж никак не по 10 сразу.

     Далее - подлетающие самолеты должны были наткнуться на стену огня зенитных средств ПВО - как ракет, так и орудий. Они могли бы поднырнуть под радарную завесу, но в этом случае их бомбы, сброшенные с малой высоты, не причинили бы бетонным дорожкам никакого ощутимого ущерба.
     Самолеты врага никак не могли держать аэродром парализованным больше чем несколько минут. Сразу после этого должны были взлететь дежурные звенья истребителей и расправиться с нападавшими.
     По крайней мере, так гласила теория.
    Реальность оказалась несколько другой. Удары по аэродромам наносили неправдоподобно малые силы - 4 самолета на каждый, две двойки.

     Бомбы сбрасывались с высоты в 30 метров - взрыв, опять таки по теории, не должен был причинять вред бетонным дорожкам, но должен был отрывать хвосты сбросившим их самолетам.
     Однако бомбы имели маленькие "тормозные" ракетные двигатели, которые задерживали падение на 3-4 секунды, а также ускорительный двигатель в хвосте, который буквально заколачивал бомбу в бетон, когда секунды эти истекали.
     Результаты были чрезвычайно впечатляющими - кратеры разворачивали взлетные полосы просто в куски, делая их абсолютно бесполезными, тем более что пилоты в первую очередь били в те точки, где полосы скрещивались, так что одна бомба ломала сразу две дорожки. И при этом они не промахивались.
     Следующий заход использовался для обстрела беспомощных египетских самолетов - 30 мм снаряды авиационных пушек делали из них костры в считанные секунды.
     Ракеты воздух-воздух с тепловым наведением тоже пошли в ход - с тем дополнительным эффектом, что они сами, вполне автоматически, шли именно на те египетские истребители, которые были готовы к взлету - их двигатели были уже горячими.
     Таких "стреляющих" заходов делалось два или даже три - если хватало времени. Если все самолеты уже горели, то целью становились здания, радарные установки, или даже машины тех. обслуживания.

     Первая волна израильской авиации провела над египетскими аэродромами ровно 7 минут. Через три минуты эти аэродромы оказались накрыты второй волной - она вылетела с израильских аэродромов вслед за первой, с интервалом в 10 минут.
     Интервал этот был выбран не случайно. Среднее полетное время на возвращение самолетов на израильские авиабазы было 20 минут. Наземные команды, встречающие самолет, готовили его к новому вылету - заправляли, вооружали, проверяли исправность, чинили мелкие косметические поломки - за 8 минут, что составляло мировой рекорд. Французы, изготовители израильских "Миражей", делали это за два с половиной часа.
     Боевой самолет вылетал, например, в 9:00 часов, достигал Каира, сбрасывал бомбы, возвращался обратно - и уже в 10:00, ровно через час, перевооруженный, проверенный и заправленный, вылетал на следующее задание.
     Генерал Эзер Вейцман, который строил израильские ВВС, верил, что "... лучшая оборона неба над Израилем - в небе над Каиром ..."

Эзер Вейцман возле винта самолёта "Сиби"

     Следовательно, персонал он тренировал по своим собственным нормативам - потому что Вейцмана не устраивал уровень даже самых лучших европейских армий. Израильские стандарты, по его мнению, должны были быть выше мировых.

     Всего против 19-и египетских аэродромов было сделано 500 боевых вылетов, что было просто невероятно много, если принять во внимание, что вся израильская авиация составляла 175 самолетов. Если необходимо, летчика меняли - на базе имелись запасные экипажи, но, как правило, отправлялся на задание все тот же пилот. Некоторые летчики сделали в течение 5-го июня 8 боевых вылетов - что тоже составляло мировой рекорд.
     Из 340 военных самолетов египетских ВВС было уничтожено 309, в том числе полностью 4-е эскадрильи бомбардировщиков Ту-16 и Ил-28.
     Налеты окончились около 10:35 - т.е. длились 2 часа 50 минут. Египетская авиация за эти 170 минут перестала существовать.

     6."…скоротечные огневые контакты высокой интенсивности..."

     Из трех округов, образующих систему обороны Израиля - Север, Юг и Центр - были образованы фронты, как и полагалось по мобилизационному плану. Наибольшие ресурсы - примерно 12 бригад - получило южное командование.
     Против него стоял самый сильный противник, египетская армия, располагавшая в восточной и центральной части Синая 7-ю дивизиями. Строились эти дивизии по советскому образцу, и имели в общей сложности примерно 100 000 человек, 1000 орудий и систем залпового огня, и около 1000 танков (если считать тыловые и аэродромные части, то цифра будет выше, возможно, до 170 тысяч человек - точные данные никогда не публиковались).
     Три дивизии образовывали первый эшелон - 20-я "палестинскaя", стоящая в Газе, 7-я пехотная, стоящая в укрепленном районе Рафах, на стыке Газы и Синайского Полуострова, и 2-я пехотная, занимавшая укрепленный район вокруг Абу-Агейлы, на "входе" в центральный Синай.
     Второй эшелон состоял из 3-й пехотной и 6-й механизированной дивизий. Две бронетанковые группы - 4-я танковая дивизия и т.н. "Oпeративная группа генерала Шазли" - представляли собой подвижный резерв, готовый, в зависимости от ситуации, или помочь оборонявшим укрепленные районы дивизиям, или перейти в наступление и перенести войну на израильскую территорию.

     Ввиду подозрительного движения израильских танков в Негеве эти силы сместили к югу, в ожидании атаки в центр Синая, по схеме 1956-ого года. И Рафах, и комплекс Ум-Катиф - Абу-Агейла были укреплены по советской фортификационной системе - сплошными полосами, прикрытыми минными полями, с заранее подготовленными артиллерийскими и танковыми позициями.
     Идея генерала Фармбахера о "...неплотной линии обороны, состоящей из опорных пунктов и предназначенной для ослабления атаки с целью подготовки танкового контрудара..." была оставлена. Насер не соглашался уступать территорию даже на дюйм, хотя бы это действие было выгодным по чисто военным соображениям. Политические соображения перевешивали военную выгоду - отпор ожидаемому израильскому наступлению следовало дать прямо на границе. Поэтому все подходящие к продвижению в глубь Синая направления были надежно перекрыты укреплениями, минами и заранее пристрелянными огневыми позициями артиллерийских и ракетных батарей.
     Правда, готовность войск была нe на должной высоте. Ситуация развивалась спонтанно - собственно, сам египетский штаб узнал, что речь идет о войне, а не о демонстративных маневрах только в 20-х числах мая. План же войны на Синае был разработан довольно давно, и с тех пор не обновлялся. Предварительные учения по нему так и не проводились.

     Поэтому размещение частей по позициям шло не гладко - их приходилось дергать с места на место, непрерывно перемещать, освобождая место для все новых и новых подкреплений, подходивших на Синай из внутренних районов - Каира и дельты Нила. Впрочем, мораль была на высоте - офицеры были уверены, что "...вскоре начнется победоносное наступление на Тель-Авив..."
     Реальные планы были скромнее и примерно совпадали с тем, что говорилось американскому послу - удар на юге, с целью отрезать Эйлат и соединиться с иорданскими войсками, а дальше - по обстоятельствам.
     Израильский Южный Фронт, противостоящий этой армии, располагал примерно 70-ю тысячами солдат и примерно 500 сотнями танков. Командовал им генерал-майор (или по англо-американской системе званий - бригадный генерал) Гавиш. Действовать предполагалось вдоль прибрежной дороги, атакуя укрепленный район Рафах, и в центре, атакуя укрепленный район Абу-Агейла.
     Для этого были образованы дивизии - поскольку постоянных дивизий в то время израильская армия военная система не предусматривала, то сформировали их на временной основе, буквально в импровизационном порядке.
     Первая дивизия включала в себя две лучшие бригады армии - 7-ю бронетанковую и 202-ю парашютную (обе были регулярными), а также одну танковую бригаду, состоявшую из резервистов. В дополнение имелось некоторое количество самоходной артиллерии (два батальона) и группа танков, образованная из курсантов и инструкторов Танковой Школы. Командовал дивизией Израэль Таль, уже не полковник, а генерал-майор - лучший израильский специалист в танковом деле.

     Вторая дивизия состояла из 4-х бригад - одной танковой, одной пехотной, одной парашютной, и - небывалое дело по стандартам израильской армии, не избалованной средствами поддержки - сводной артиллерийской, состоящей из 96 тяжелых орудий - 6-и артиллерийских батальонов. Командовал дивизией тоже человек с устоявшейся репутацией - генерал-майор Ариель Шарон.

Ариэль Шарон

     Его дивизия должна была брать крепость Абу-Агейла. В штабе полагали, что, если это вообще возможно сделать, то Шарон сделает.
     Третья дивизия была подчинена генералу Иоффе. В ней входило две танковые бригады, и она вся - от рядовых и до командира дивизии включительно - состояла из резервистов. Генерал Иоффе, уже три года как в отставке, занимался экологией - заведовал государственным Управлением по Охране Окружающей Среды. Он, собственно, даже и призыва не ожидал, и полагал, что Гавиш вызвал его просто для консультации - Иоффе хорошо знал Синай.
     Вместо этого, однако, он получил задание - провести свои две бригады, 200 тяжелых танков "Центурион", между Рафахом и Абу-Агейлой, по местности, которая считалась непроходимой вообще ни для какого транспорта. Однажды он уже проделал нечто подобное - в 1956-м, когда его бригада дошла до Шарм-Эль-Шейха, так что соответствующий опыт у него был. Однако, помимо наличия опыта у командира дивизии, складывается впечатление, что сам по себе маневр был хорошо и заблаговременно подготовлен - военная разведка, видимо, имела секцию, занимавшуюся геологическим исследованием почв на Синае.

     В подчинении командования Южного Фронта имелись и другие части. Одной из них была танковая бригада, которая в наступлении не участвовала, но внесла большой вклад в предстоящую операцию. Она так удачно имитировала движение больших сил, что сошла за дивизию, и так неталантливо пряталась от египетских самолетов-разведчиков, что внушила египетскому командованию мысль о том, что наступление пройдет по линии 1956 года.
     Так что танковые резервы египтян были срочно смещены к югу. Эта попытка парировать ложную атаку существенно помешала им встретить настоящую.
     Наземные операции израильтян начались в 8:30, практически в то же время, что и воздушные - фактор времени играл такую большую роль, что ждать, пока авиация "размягчит" позиции противника, было некогда.
     Таль дал командирам своих бригад совершенно конкретные указания - Рафах должен быть взят любой ценой. Обойти его нельзя - но есть хорошо разработанная методика атаки такого рода укреплений - маневры 1965 года как раз и были посвящены теме "Атака с ходу на укрепленную полосу советского типа". Главная мысль сводилась к тому, чтобы "… непрерывно поддерживать движение …".
     Египетская артиллерия была способна выпускать - совершенно буквально - сотни тонн металла, поэтому было очень важно не предоставлять ей фиксированной цели.

     Поэтому наступление дивизия Таля, направленное в стык между 20-й и 7-й дивизиями, пошло именно так, как оно было запланировано, т.е. в очень высоком темпе. Плановые действия, однако, кончились очень быстро, почти немедленно возникло множество чрезвычайно хаотичных столкновений, которые проходили в условиях непрерывной стрельбы, полной сумятицы, и отсутствия какой-то явной линии фронта.
     В специализированной военной периодике советского времени это называлось бы "... скоротечные огневые контакты высокой интенсивности ...", и ни в скоротечности, ни в интенсивности никакого недостатка не ощущалось.
     Передовые части 7-й бронетанковой бригады с ходу проскочили Рафах и двинулись по шоссе дальше, в направлении на Эль-Ариш.
     Но последовавшие было за ними танки попали под жестокий обстрел в узком проходе между дюнами, под названием Джиради. Дорога оказалась перекрыта, и ее с большими усилиями надо было расчищать, подавляя сильное сопротивление. Парашютисты 202 бригады отчаянно дрались в южной части Газы и в Рафахе.

     Но для египетской 7-й дивизии дела шли куда хуже. Дивизия была новым соединением, созданным буквально за три недели до войны. Ее планировали использовать даже раньше, а именно 27-ого мая, как часть плана "превентивного удара" по Израилю, операция эта именовалась "Рассвет" и была отменена в последнюю минуту, по политическим соображениям. Командовал ей комендант египетской Школы Пехоты, генерал Абд Аль-Азиз Сулиман, и большинство его офицеров были инструкторами этой школы. Если кто в египетской армии умел воевать по книге, то это были именно они - но с ними воевали не по книге.
     Танковая бригада дивизии была слабой - в ней были только Т-34, и немного, всего два батальона. С "Паттонами" и "Центурионами" тягаться они никак не могли. Тем не менее, египетские части сидели в хорошо подготовленных укреплениях и сопротивлялись отчаянно. Прорыв удался, но только после артиллерийских ударов. Авиация тоже делала, что могла, но могла она немного - все, что могло долететь до египетских аэродромов, было уже использовано. На помощь пришли учебные "Фуга-Магистер" - их в срочном порядке приспособили к роли легких штурмовиков. Эти уязвимые самолеты несли только два пулемета и одну 50-кг бомбу, но они очень пригодились для подавления египетских батарей.
     Всякое сопротивление вскоре было сломлено, сам генерал Сулиман погиб вместе с несколькими офицерами своего штаба. Дивизия Иоффе тоже двигалась согласно плану. Пески оказались не такими уж непроходимыми. "Центурионы", правда, шли на первой передаче, но все же они дошли до перекрестка дорог, на который их нацелили. И дело им нашлось немедленно - одна часть двинулась на юг, на помощь дивизии Шарона, а другая перехватила египетские танки, идущие во фланг дивизии Таля - их срочно направили на выручку Эль-Ариша.

     Однако, налетев уже ближе к сумеркам на неизвестно откуда взявшиеся израильские танки, бригада Т-55 понесла потери, и ее командир счел за благо остановиться, чтобы дождаться утра. За ночь в тылу его бригады появились беглецы - дивизия Шарона за день нейтрализовала Ум-Катиф, а вслед за этим ночной атакой взяла Абу-Агейлу.
     Не став дожидаться предложенной ему на утро следующего дня авиационной поддержки, Шарон под покровом ночи провел сложную комбинированную атаку - танками, пехотой, артиллерией, парашютистами - и она сработала как швейцарский хронометр.
     Передовой эшелон египетской обороны Синая к середине второго дня войны, 6-ого июня, перестал существовать - все его укрепления были потеряны, две дивизии (20-я и 7-я) полностью разгромлены, а третья (2-я пехотная) - жестоко потрепана - все это было результатом 40 часов израильского наступления.
     Возможности обороны для египетской армии еще имелись - могли быть задействованы две нетронутые дивизии второго эшелона (6-я механизированная и 3-я пехотная), имелись мощные танковые части - группа Шазли и 4-я бронетанковая дивизии.
     Египетский Генеральный Штаб собирался продолжать сопротивление, используя разработанный до войны план "Кахир", по нему следовало контратаковать противника - как раз силами второго эшелона.

     Что получилось бы, если бы это намерение было выполнено, сказать трудно. Скорее всего, что ничего хорошего - египетским танковым частям предстояло бы вести "встречное сражение" - чего они делать не умели, но что, зато прекрасно умели делать их враги.
     К тому же делать это надо было с завязанными глазами, без воздушной разведки, и под непрерывными бомбежками - израильская авиация с утра 6-ого июня уже начала действовать в поддержку своей армии.
     Однако никакого "встречного сражения" не произошло - 6-го июня египетское верховное командование через голову собственного Генерального штаба отдало приказ об общем отходе с Синая.
     И отход этот, не будучи никак подготовлен, вскоре перешел в паническое бегство.

     7. Что делают люди, оказавшись в затруднительном положении

     Первым человеком, оказавшимся в затруднительном положении в самый канун войны, был израильский посол в Париже. Новости были чрезвычайно неутешительными - Франция объявила эмбарго на все поставки оружия в Израиль.
     Посол горячо протестовал, цитируя Де Голлю слова самого Де Голля, сказанные им всего несколько дней назад: "Мы будем против той страны, которая выстрелит первой". Соответственно, посол говорил, что, хотя еще никто не стрелял, но решение-то уже принято, и принято против страны, которая была верным союзником Франции в течение последних 10 лет.
     Он спрашивал "...почему вы осуждаете Израиль даже до того, как грянул первый выстрел?" На это ему отвечали, что "…поскольку и сам посол не знает, что именно решит его правительство, то Франция хочет сделать так, чтобы его правительство решило в пользу сохранения мира…"
     На вопрос посла - что будет делать Франция, если первый выстрел последует со стороны Египта - ему просто не отвечали.
     Даян провел срочное совещание с командующим Центральным Фронтом, генералом Наркисом, и с генералом Элазаром, командующим Северным Фронтом.
     Он довел до их сведения, что рассчитывать на поставки из-за рубежа больше нельзя, во внимание следует принимать только то, что есть на руках.


     Этого - при условии, что все части армии участвуют в войне одновременно - должно было хватить на 6 дней боев.
     Вообще-то, первоначальные планы покрывали только 3 дня, но Эшкол, став Премьером и проведя ревизию министерства обороны, пришел в ужас и настоял на удвоении запасов. Он даже изыскал на это средства.
     Поэтому оба командующих получили от Даяна строгие директивы - не делать ничего, что могло бы способствовать обострению ситуации на их фронтах. Никаких наступательных действий - только оборона, и только в самых узких пределах. Война будет вестись против Египта - и только против Египта.
     Оба генерала протестовали, особенно Наркис. "Что мне делать, если иорданцы пойдут в наступление на Иерусалим?" - спросил он.
     "Сцепи зубы и не суйся в Генеральный Штаб с просьбами о помощи. Через неделю, когда мы покончим с египтянами, вся армия придет, чтобы вытащить тебя из беды" - отвечал Даян.
     Генералы были давно знакомы - разговор шел без церемоний.
     Опасения Наркиса оправдались, война в его секторе началась почти немедленно. Утром 5-го июня иорданские радиолокаторы зарегистрировали многочисленные отметки, идущие с Синая в направлении на Израиль. Запросив египетское командование и получив ответ, что "…это египетские самолеты на пути к Тель-Авиву…", король Хуссейн отдал приказ о начале военных действий против Израиля.
     Генерал Наркис оказался в очень затруднительном положении. Он располагал 5-ю резервными бригадами. Тяжелое оружие ограничивалось 36-ю пушками и 27-ю минометами - вся остальная артиллерия ушла на Синай, вместе с основными запасами снарядов.

     Было около 50-и "Шерманов" - с указанием от Генерального Штаба, что трогать их можно только в самом крайнем случае, потому что они могут быть затребованы на Синай, в Южное Командование.
     Король Хуссейн между тем в 9:30 утра выступил по национальному радио с обращением к народу. Тяжелая артиллерия Иордании - две батареи дальнобойных 155 мм. американских гаубиц "Длинный Том" - вступила в дело. Одна открыла огонь по пригородам Тель-Авива, вторая - по самой большой авиабазе севера Израиля, аэродрому Рамат Давид. Иорданские истребители "Хоукер" английского производства - все что были, т.е. около 20 - тоже атаковали израильские аэродромы.
     Пулеметная перестрелка в Иерусалиме постепенно перешла в артиллерийскую дуэль. Арабский Легион - так по старой памяти называлась иорданская армия - начал атаки вдоль линии разграничения в Иерусалиме, с целью занять анклавы в демилитаризованных зонах.
     К уговорам израильского правительства, переданным ему через посредство ООН - не начинать войну - король Хуссейн не прислушался. Он полагал, что ограниченное наступление не вызовет слишком сильной реакции.
     Но 6000 тяжелых снарядов, выпущенных по Иерусалиму, показались израильтянам слишком сильной дозой. В городе было повреждено 900 домов, больше тысячи человек было ранено, 20 - убито. Новый госпиталь Хадассы получил попадание, витражи, украшавшие холл и сделанные по рисункам Марка Шагала, вылетели вместе со всеми остальными стеклами, заодно были обстреляны здание Кнессета и дом Премьер-министра.

     Призывы Наркиса были, наконец услышаны - в 12:30 израильские самолеты нанесли иорданцам ответный визит, посетив оба их военных аэродрома - в Аммане и в Мафраке. Собственно, Эзер Вейцман предлагал уничтожить иорданскую авиацию в любом случае, заодно с египетской, даже без всякой провокации, но Рабин тогда воспротивился, и Даян его поддержал.
     Действия иорданской армии, однако, рассеяли все сомнения - решили действовать по совету Вейцмана.
     Первый удар в течение 10 минут сделал оба аэродрома полностью негодными к дальнейшей эксплуатации - все дорожки были разбиты, контрольные башни разрушены, радары выведены из строя. Следующий - уничтожил все стоящие там самолеты, включая сюда и подвернувшийся под руку частный самолет командующего войсками ООН в Иерусалиме, норвежского генерала Одда Булла.
     Генерал был в полной ярости.
     Но иорданские министры расстроились еще больше. Советник короля Васфи аль-Таль, рыдая, кричал на Ахмеда Шукейри - как будто на самого Насера - "И где же ваши МиГи? Где ваши ракеты?".

     Во дворец между тем пришли сообщения, что иорданская 40-я танковая бригада попала под авиационный удар, и что в Иерусалиме "...евреи применили секретное оружие, ракету типа "земля-земля"".
     Сообщения эти были частично верны. Учебные "Фуга-Магистер" - все, что в этот момент могла наскрести израильская авиация - действительно ударили по иорданским танкам. Броню "Паттонов" они особо повредить не могли, но машинам сопровождения досталось немало. А в Иерусалиме по позициям иорданской армии выпустили несколько ракет "L" - названных так в честь их изобретателя, полковника инженерных войск Давида Ласкова.
     Полковник был родом из Омска, и к 1967-ому году был уже пожилым человеком - он родился в 1903 году. Его детище представляло собой агрегат, формой и размерами напоминавшее гроб, размещалось в бункерах вдоль разделительной полосы в Иерусалиме, и могло закинуть что-то около полубочки взрывчатки на не слишком большое расстояние.
     Но на защитников иорданских позиций это оказало ошеломляющее действие - попавшие в плен легионеры утверждали впоследствии, что против них было применено ядерное оружие, а словосочетание "земля-земля" прямо-таки вошло в арабский лексикон как нечто таинственное и страшное.

     К середине дня настроение у короля Хуссейна испортилось. Активные действия его армии в Иерусалиме вызвали ответную реакцию много сильнее той, на которую он рассчитывал. Израильское командование решило, что движение иорданцев - это прелюдия к генеральному наступлению их армии, а у них было 7 бригад в районе Иерусалима, плюс иракская бригада (8-я механизированная), которая подошла к мосту Дамья. Их сосредоточенный удар мог разрезать Израиль надвое. Поскольку сражение на Синае протекало в целом успешно, а сирийцы никаких признаков жизни, кроме обстрела израильских поселков, не подавали, то было решено действовать. Северное Командование выделило две бронетанковые бригады и передало их взаймы Центральному Фронту, и они немедленно начали наступление на Дженин, в Самарию. К ним добавили пехотную бригаду, и таким образом образовалась импровизированная дивизия, под командой генерала Пеледа.
     Еще одна бригада (10- я механизированная) двинулась на Иерусалим. Командовал ей полковник Бен-Ари - герой войны 1956 года. Карьера его пресеклась самым несчастливым способом - он оказался замешанным в дело о хищении казенного сахара, покрыв виновного. Военный суд оправдал его в том, что касалось его лично, так что он не был разжалован, но Бен Гурион - личным распоряжением - уволил его из регулярной армии.
     Однако своих профессиональных качеств Бен-Ари в отставке не утратил. Его бригада двинулась вперед, отрезав арабский Иерусалим с севера.

     Наркис, между тем, получил еще одну замечательную часть, которая упала на него, можно сказать, с неба. Это была парашютная 55-я бригада под командованием полковника Мотты Гура, которую предполагали высадить на Синае, в Эл-Арише, совместно с морским десантом. Парашютистов направили в Иерусалим, выручать осажденный израильский анклав на горе Скопус. Они пошли в атаку с ходу, не имея ни должной поддержки, ни времени на подготовку, несли большие потери - но, тем не менее, брали один за другим опорные пункты укреплений иорданской армии в Иерусалиме.
     Король Хуссейн срочно запросил авиационной поддержки. Египетский штаб ответил ему, что в настоящий момент они ничем помочь не могут, но передадут его запрос сирийцам.
     Сирийцы, однако, тоже не могли помочь, и по весьма уважительной причине. Их авиация, также как и иорданская, атаковала израильские аэродромы, и получила такой же ответ. Налеты врага на аэродромы Сирии оказались вполне эффективными - у них больше не было авиации.
     Новости из Каира приходили какие-то непонятные. Египтяне сообщили, что воздушные атаки врага на Каир и Суэцкий Канал отбиты, и что Израиль потерял 158 самолетов, что египетские войска перешли в наступление, и что они идут через Негев на соединение с Иорданией.
     Израиль этих новостей никак не оспаривал.

     Информация об успешном ударе по египетским аэродромам держалась в секрете - израильское радио о них молчало. Даян считал, что теперь, когда события пошли в выгодном направлении, надо было стараться выиграть как можно больше времени. Скромность была предпочтительнее - куда лучше было держать посторонних наблюдателей в темноте.
     Однако шила в мешке не утаишь - дела иорданцев шли все хуже, им совершенно очевидно надо было что-то делать. Скрытая атака египетских "коммандос" против израильской авиабазы Лод, проведенная с иорданской территории, оказалась неудачной - их засекли на поле пшеницы. Командир местной обороны не имел артиллерии, но спички у него были. Поле подожгли.
     Из 600 "коммандос" уцелело не больше 150. Египетский генерал, командующий иорданскими войсками, советовал начинать общее отступление.
     Наилучшим выходом было бы немедленное перемирие - но объявить его в одностороннем порядке было невозможно. Египет, старший партнер коалиции, еще сражался - по крайней мере, официально. Попытка короля явным образом выйти из войны привела бы к обвинению в измене общему делу, вполне возможно - к перевороту и к смерти. Но и продолжать войну было опасно - можно было потерять территорию, и, что было еще более важно - потерять армию. Власть Хуссейна держалась на его бедуинских частях. Если он потеряет их, то исход будет таким же, как при обвинении в измене арабскому делу - переворот и вполне возможная смерть.

     Король оказался в очень затруднительном положении.
     Оставалось искать выхода в примирении с официальным врагом, который еще накануне предлагал ему именно это. Четыре предложения о перемирии - срочном перемирии - были посланы им израильскому правительству в ночь с 5-ого на 6-ое июня через все мыслимые и немыслимые каналы, с единственным условием - оно должно быть неофициальным.
     Король говорил, что в начале военных действий он совершенно не повинен - "…это было сделано по приказу египтян, которые сейчас командуют всем…". Он говорил также, что по гражданским целям никто не стрелял. Он просил американцев вмешаться и как-то повлиять на Израиль. На разумное возражение, что довольно трудно заключить перемирие с королем, если он, по его собственным словам, не управляет своей армией - Хуссейн сказал, что если так, то, не имея другого выхода, он "…присоединится к египетским инициативам…"

     Что это означало, выяснилось буквально через полчаса. Президент Насер позвонил Хуссейну с предложением - сообщить всем арабским народам, равно как и всем миролюбивым людям планеты, что на Египет напали не только израильские, но и американские самолеты - с авианосцев 6-ого Флота. А также и английские - надо было только выяснить, есть у Англии авианосцы - или нет? Если нет, то они действовали с Кипра. Король со всем согласился - и что напали американцы, и что англичане им содействовали.
     Оба лидера вели свой разговор не через секретный защищенный канал, а - хотя в это трудно поверить - по открытой гражданской линии. Он был перехвачен и записан израильской секцией электронной разведки.
     Израильские войска тем временем вошли в Наблус. Передовые танки были осыпаны цветами - их приняли за иракцев.
     Иерусалим был окружен, но Даян строго велел не брать Старый Город - " зачем нам этот Ватикан?" - говорил он.

     8. Последствия разницы в темпах восприятия действительности

     Вступая в войну, король Хуссейн вряд ли лелеял слишком уж агрессивные планы. Иорданские войска стояли в оборонительных позициях по всей границе, кроме разделительной полосы в Иерусалиме.
     Его две танковые бригады (из 11 имевшихся) стояли за рекой Иордан.
     Целью короля было, во-первых, обозначить свое участие в войне, во-вторых, захватить какие-то (плохо лежащие) кусочки территории в Иерусалиме. Не случайно атаки были направлены на анклав ООН - который никто не защищал - и на гору Скопус - которую защищал взвод израильской полиции.
     Израильское командование сначала оценивало намерения короля Иордании именно так, как их планировал сам король, было вполне удовлетворено таким положением дел, и на утро 5-го июня его директивы по всему Центральному Фронту были простые - не отвечать на огонь. Разрешалось использовать только стрелковое оружие, и только для самообороны. Так что, когда Арабский Легион двинулся к анклаву ООН, стреляли по нему с израильской стороны только с израильской экспериментальной фермы - жена управляющего Рахиль Кауфман и трое ее работников директив Генштаба не получили.

     Но уже к полудню оценка ситуации сильно изменилась. Этому обстоятельству способствовал, например, тот факт, что иорданская артиллерия обстреляла авиабазу Рамат Давид. Генеральный Штаб рассудил, что если Иордания все-таки решит действовать наступательно, то к ее 11 бригадам могут добавиться 3 саудовских и 4 иракских - они уже двигались в сторону фронта, и одна иракская бригада даже сменила иорданскую, которая, в свою очередь, двинулась на Иерусалим.
     Коли так, то надо было принимать меры упреждения.
     Меры были приняты, и оказались настолько действенными, что просьбы иорданцев о перемирии уже к вечеру первого дня войны, 5-го июня, достигли уровня крещендо.
     Но теперь уже израильское командование не желало их слушать. Все соображения в пользу "сдержанности" больше не имели силы - сражение на Синае шло так успешно, что не только резервы Центрального Командования были больше не нужны на Юге, но и напротив - резервы Южного Командования оказалось возможным использовать на Центральном Фронте.

     Иорданские войска на западном берегу Иордана теряли позицию за позицией - зачем же было останавливаться, если Иордания даже не объявляла официального перемирия, а вместо этого просила о перемирии тайном и неофициальном?
     Нечто в этом духе происходило на Синае. Все предварительно поставленные цели были достигнуты за 35-40 часов. При самом большом старании египетское командование не могло бы проникнуть в точные планы дальнейших действий своего противника - потому что этих планов просто не было.
     Тем не менее, питая самые черные подозрения в отношении коварства врага, высшее египетское руководство решило действовать проверенным образом. Войну следовало перенести в русло, которое в 1956 году принесло Египту успех - в политическое.
     Надо было немедленно организовать впечатление, что "... Египет пал жертвой агрессии западных стран …", что автоматически обеспечивало поддержку стран социалистического лагеря и блока стран Движения Неприсоединения, а пока следовало собрать все возможные военные части - поближе к Каиру и подальше от места проигранного сражения.
     Поэтому Радио Каира обвинило США и Англию в "...низком и коварном нападении... ", добавило драматические подробности - "...1200 американских самолетов, поднявшихся с авианосцев 6-го Флота, нанесли коварный удар по египетским аэродромам ...", сообщило, что эта правдивая информация подтверждается материалами допроса пленных израильских летчиков, и прибавило, что, по крайней мере, один зоркий египетский пилот опознал американские самолеты, подходившие к Египту с моря.

     Египетские войска на Синае получили приказ - отступать к Каналу, а египетский представитель в ООН получил твердую инструкцию - не соглашаться ни на какое перемирие, если в резолюции не будет сказано об агрессии против Египта и о "…необходимости немедленного отвода войск на те позиции, которые они занимали до войны…".
     Оба этих распоряжения оказались до крайности неудачными.
     Что касается приказа об отступлении, то он был, мягко говоря, неподробным.
     Кому следует идти куда, в каком порядке, по каким дорогам - все эти вопросы были оставлены на усмотрение местных командиров. Решения же им пришлось принимать в явно нездоровой обстановке - под бомбами, в отсутствии всякой связи друг с другом и с центральным командованием. Нечего и говорить, что практическим следствием оказалось нескоординированное бегство.

     Ему немало поспособствовали действия израильских дивизий. Собственно говоря, они получили приказ столь же неконкретный - "…преследовать отступающего противника, препятствуя ему в организованном отходе…"
     Единственное конкретное указание, которое дал своим комдивам Даян - "...не подходить близко к Суэцкому каналу..."
     Не теряя времени, дивизии Таля и Иоффе выделили группы преследования, которые - в нарушение всех устоявшихся норм военного дела - начали это самое преследование по той же дорожной сети, по которой враг собирался отступать. Другой сети на Синае не было. Преследование же часто шло не позади, как казалось бы очевидным, а впереди, а то и вперемешку с отступающими египетскими частями.
     Идея была в том, чтобы перехватить перевалы на подходе к Суэцкому Каналу и не дать противнику увезти тяжелую технику. В основном этот план вполне удался. Египтянам удалось спасти некоторые танковые части - те, которые стояли ближе к Каналу - но потом фельдмаршал Амер изменил свои намерения и отдал приказ о контратаке. Танковое столкновение окончилось поражением египетских частей и нарушением "строгого приказа Даяна" - в пылу боя израильские танкисты вышли к берегу Суэцкого Канала почти на всем его протяжении.

     Египтяне на всякий случай срочно уничтожили мосты через Канал, опасаясь наступления на Каир.
     Потери они понесли ужасающие - около 15 000 убитыми, до 50 000 ранеными. Около 90% всей военной техники, часто совершенно исправной, все запасы боеприпасов, горючего, снаряжения - все это досталось противнику. Израильские потери составили около 300 человек убитыми.
     И немалая часть этой победы была достигнута благодаря второму распоряжению Насера, сделанному его представителю в ООН - тянуть время, ни в коем случае не соглашаться на перемирие.
     Он надеялся на дипломатическое вмешательство великих держав, которое его спасет.
     Надежды его оправдались только частично.

     Советский Союз в течение первых двух дней всячески старался не допустить даже обсуждения проблемы в Совете Безопасности - в Москве, в общем, верили в успехи арабских армий, которые провозглашало их радио.
     Лидеры СССР и США, впрочем, обменялись посланиями по "горячей линии", но единственное, что показалось тогда русским необычным - это обращение президента Джонсона к Председателю Совета Министров СССР, начинавшееся словами: "Дорогой товарищ Косыгин".
     В Кремле усомнились - нет ли тут элементов неуместной шутки?
   Но после заявления Насера об "…атаке его страны американской авиацией…" напряжение возросло на порядок - что, собственно, великим державам следовало делать? Например - что следовало делать советскому правительству?
     Египтяне совершенно очевидно жаждали спасения, как это было в 1956-м.

     Но одно дело - платонически грозить ракетами не слишком великим державам вроде Англии или Франции, твердо зная при этом, что США уже высказались против них, и что решение об отступлении ими уже принято - или грозить уже самим США, делая это на основе очевидно ложных обвинений, выдуманных перепуганным клиентом.
     Американцы между тем определенно несколько растерялись. По арабскому миру прокатилась волна демонстраций - возбужденные толпы громили американские и английские консулаты и культурные учреждения. Президент Джонсон пошел так далеко, что предложил "…посещение нейтральной комиссией авианосцев 6-ого Флота и американской военно-воздушной базы…" (существовавшей в ту пору в Ливии) с целью доказать, что они никак не использовались против Египта.
     Конечно, с точки зрения изменения настроений в арабском мире это было совершенно бесполезно, но СССР, по крайней мере, египетской выдумки не подхватил.
     Посол СССР в Египте Пожидаев сообщил, что его страна готова немедленно предоставить Египту 200 МиГов. Но поставки эти должны были быть осуществлены морем, через Алжир, самолеты прибывали бы упакованными, в ящиках - в общем, поставки заняли бы несколько недель.

     Из чего вытекало, что рекомендации СССР о согласии на перемирие следует принимать.
     Египетское руководство было настолько не в восторге от столь трезвой позиции, что фельдмаршал Амер в нарушение протокола высказал свое крайне негативное мнение о качестве советского оружия.
     Пожидаев вежливо ответил, что "…сам он не специалист в вопросах вооружений, но по отзывам других людей знает, что советское оружие показало себя самым хорошим образом. Например, во Вьетнаме…"
     Делать было нечего. Египетский представитель в ООН Мухаммед Эль Кони был совершенно потрясен, получив новые инструкции - соглашаться на перемирие на месте, не настаивая больше ни на каких предварительных условиях.

     Израильское правительство тем временем вмешалось в действия своего министра обороны. По общему согласию, оно отменило его "строгий приказ" в отношении Иерусалима. 7-го июня Старый Город - тот самый "Ватикан", к которому Даян не хотел даже подходить - был занят израильскими войсками. Первым членом правительства, который его посетил, был сам Даян. Он даже позаботился о том, чтобы сфотографироваться там вместе с Рабином и Наркисом.

Даян и Рабин в Старом городе

     Раз уж с его мнением не посчитались, он решил в свойственной ему манере "перехватить инициативу".
     К 9-му июня, на четвертый день, война казалась оконченной. Египет, Израиль, и Иордания согласились на прекращение огня. 9-го Насер - по настойчивому предложению группы офицеров - подал в отставку, объявив об этом публично.
     Начальник секретной Службы Египта Салах Насир посетил американского дипломата Нольте и заявил ему буквально следующее:
     "…Египту угрожает коммунистический заговор, который непременно произойдет - если только американцы не сделают резкий поворот в своей политике в проарабскую сторону".
     Сказочную, просто первобытную наивность этого заявления даже трудно комментировать.

     По всему Египту 9-го июня пошли стихийные демонстрации протеста против отставки Насера. Президент был по-настоящему популярен. Когда он выступал по радио, в Каире останавливалось движение. Размеров поражения народ толком не понял - все знали, что стряслось несчастье, но обвинять в нем лидера никто не хотел, наоборот, его заявление было воспринято как благородный жест истинного отца народа.
     Насер поменял свое намерение и взял отставку обратно. Переворот ему теперь не грозил. Вскоре фельдмаршал Амер был арестован - и даже ухитрился совершить самоубийство, "чтобы спасти свою честь офицера".
     Вообще-то это было непросто сделать, находясь в тюрьме по обвинению в государственной измене, но, видимо, в службе Салаха Насира были гуманные люди, которые фельдмаршалу помогли.


     Однако 9-го июня война не закончилась. Перемирие было принято Сирией, но с оговоркой, что "…оно вступит в силу только тогда, когда Израиль сделает то же самое…" Ну, а пока сирийские пушки продолжали стрелять с Голанских Высот.
     Это вполне могло бы сойти им с рук, если бы представитель СССР в ООН Федоренко неожиданно не уперся и не начал настаивать на включении дополнительных статей к резолюции о перемирии, требующих "…осуждения Израиля за агрессию и отход его войск на начальные позиции…"
     Резолюция в результате не прошла, заседание оказалось отложено - и это обстоятельство обошлось Сирии очень дорого.
     Даян решил воспользоваться случаем - и отменил свой собственный "строгий приказ о ненаступлении на Голанах".
     Сирийская оборона, стоявшая на неприступных укреплениях Голан, насыщенная артиллерией до такой степени, что ее пушки были способны выпускать 45 тонн снарядов в минуту, сломалась за один день.
     Страшная бомбежка с воздуха не разрушила доты, но дух оборонявшихся был сломлен еще до ее начала. Сирийское руководство решило, что целью наступления является смена режима в Дамаске, и опасалось, что, помимо Голан, последует вскоре второй удар на столицу, через Ливан.
     Соответственно, начался срочный отвод войск к Дамаску. Хафез аль-Асад, министр обороны Сирии, выступил с обращением к армии. "О, солдаты" - сказал он - "300 000 бойцов Народной Армии стоят вместе с вами в этом бою, а за ними - 100 миллионов арабов. Наши лучшие войска сейчас на фронте. Нанесите удар по вражеским городам, превратите их в пыль, замостите арабские дороги черепами евреев. Разите их без пощады".

     Если эта риторика покажется читателю чрезмерной, то ему следует знать, что в ту пору в Сирии все было чрезмерным. Страна прошла через 16 переворотов за примерно такое же количество лет.
     Влиятельный политик должен был быть "...великим и ужасным".
     Многие секретные службы делают разного рода неаппетитные дела, а уж в арабских странах - особенно - но только в Сирии глава
     Секретной Службы считал полезным и правильным заявить в опубликованной в газете статье, что он лично пытал пойманного предателя.

     Если дипломатия как процесс имеет, скажем, три измерения, то в арабских странах - четыре, а в Сирии в ту пору - пять. Сирийские газеты могли грозить американскому 6-ому Флоту потоплением, называя его "… кучей банок из-под сардин …" - в то самое время как сирийские дипломаты объясняли своим американским коллегам, что это все так, к слову, а вообще было бы неплохо поговорить об инвестициях в нефтепроводы, идущие через сирийскую территорию.
     Так что Хафез Асад был вполне в рамках принятого в его стране этикета.
     В Советском Союзе это израильское наступление вызвало - в отличие от наступления на египетском фронте - очень острую реакцию. Сирия была много ближе к СССР, чем Египет - и географически, и политически. Советская пропаганда дала залп в полную силу - Израиль был обвинен в "… геноциде …" и в "… заговоре, имеющем целью достичь мирового господства …".
     Посол СССР Чувакин буквально ворвался в кабинет к Эбану и заявил ему, что "…ввиду неприкрытой агрессии Израиля против арабских стран и грубейших нарушений резолюций Совета Безопасности ООН Советский Союз решил разорвать с Израилем дипломатические отношения".

     Эбан, надо отдать ему честь, очень сдержанно и разумно ответил, что "…действительно, существуют значительные разногласия между правительством, которое представляет уважаемый посол, и израильским правительством, но такого рода различия как раз требуют углубления отношений, а не их разрыва, потому что в случае полного согласия дипломатам осталось бы только ходить друг к другу на приемы с коктейлями".
     Чувакин, понизив голос, сказал: "То, что говорит Ваше Превосходительство, вполне логично. Но я не послан сюда для того, чтобы быть логичным. Я послан для того, чтобы сообщить о разрыве дипломатических отношений". После этого, к огромному изумлению своего собеседника, посол разрыдался и выбежал из его кабинета.
     Рыдал он не зря - у него назревали крупные служебные неприятности. Вскоре он вылетел с работы, и не только с работы, но и вообще из МИДа. Результаты войны было огромным поражением для советской дипломатии, и кого-то надо было назначить виновным.

     10 июня, на 6-ой день, знаменитая арабо-израильская война завершилась.

     Заключение

     Блестящая, неслыханная победа не принесла Израилю желанного мира. Понадобилось еще 6 лет и еще две войны - Война на Истощение и Война Судного Дня - для того, чтобы мир с Египтом оказался возможным. За эти 6 лет Израиль потерял около 4 000 солдат, не считая жертв террора - для теперешних США соответствующая цифра была бы 400 000 убитых.
     Тем не менее, после 1967 года Египет больше не ставил себе целью уничтожение или расчленение Израиля - только восстановление потерянных территорий. Ну, и излечение ущемленной национальной гордости, конечно.
     Наблюдательный египетский летчик, тот самый, который первым опознал американские - именно американские - самолеты над Каиром (и сообщил о своих наблюдениях президенту Насеру) заметно продвинулся по службе.
    
     Его звали Хосни Мубарак, и впоследствии он стал широко известен не только в летных кругах. Министр обороны Сирии Хафез Асад стал ее президентом. Этот на редкость умный человек прекратил бесконечные перевороты в Сирии, консолидировал режим, и в 1973-м в партнерстве с Египтом сделал попытку отбить Голанские Высоты - очень неудачную. Тем не менее, он усидел в своем кресле, и полностью перехитрил Израиль во время гражданской войны в Ливане. Сирийцев удалось выставить из Ливана только после его смерти.
     Леви Эшкол умер в 1969 году, в возрасте 74-х лет. Радио Каира (Насер был еще жив) сообщило народу о "...смерти главаря банды, построившей Израиль из кусков тел замученных арабских жертв...", а Радио Багдада - о смерти "…хитрейшей лисы из всех, когда-либо совершавших военные преступления на нашей захваченной земле…"

     Как всегда, эти достижения пропаганды были перекрыты Радио Дамаска - выступавший там представитель Арафата объяснил, что "…Эшкол был убит прямым попаданием палестинской ракеты "земля-земля"", в то время как сам Председатель Арафат указал, что "теперь вот и настал правильный момент для освобождения Палестины". Через год он решит попробовать начать это освобождение с Иордании, что приведет к большим жертвам.
     Отношения Израиля с ООН сложатся неудачно. Принцип голосования по блокам поведет к тому, что любые резолюции, предложенные самым большим по числу голосов блоком - Арабской Лигой - будут проходить в Генеральной Ассамблее почти автоматически. В ноябре 1975-го по инициативе СССР и Алжира будет принята резолюция, приравнивающая сионизм к расизму, с 67- ю голосами "за", 35-ю - "против", при 15-и воздержавшихся.

     Абба Эбан по этому поводу скажет, что "…если бы Алжир внес проект резолюции, объявляющей Землю плоской, и обвиняющей Израиль в том, что именно он ее сплюснул, то она прошла бы с 67- ю голосами "за", 35-ю - "против", при 15-и воздержавшихся…"
     Абба Эбан был, как уже сказано, замечательно остроумным человеком, но его прогноз по поводу ООН сейчас выглядит несколько оптимистическим.
     На тему знаменитой арабо-израильской войны 1967-го года написаны тонны литературы. Просто список использованных источников в книге Майкла Орена "Six Days of War" занимает 17 страниц убористого шрифта.
     Не берусь судить о мировом отзвуке, но неистовая советская пропаганда донесла какие-то разрозненные куски этой истории до самых неожиданных углов советского языкового пространства.

     Частушка "Над простой арабской хатой гордо реет жид пархатый" попала - цитатой - в стихи великого поэта.
     Даян и Эбан стали фольклорными персонажами, чему способствовали их странно звучащие для русского уха фамилии. Этот факт оказался зарегистрирован Веничкой Ерофеевым в его знаменитой книге "Москва-Петушки".
     Действительность переплеталась с легендой. Видимо, с легкой руки Веллера в жизнь ушла история о героизме, якобы проявленном Даяном во время Великой Отечественной Войны, где-то под Киевом.
     Автора этой статьи совершенно серьезно спрашивали - не был ли Даян Героем Советского Союза?
     Если уж говорить о литературе, то Л. Н. Толстого, вероятно, немало позабавили бы "категорические приказы Даяна" - не брать Иерусалим, не подходить к Суэцкому Каналу, не атаковать Голанские Высоты.

     Они оказались выполненными с точностью до наоборот. Очень похоже на толстовскую трактовку Наполеона.
     Лев Николаевич не удостаивал изучать технические стороны предметов, о которых он судил с такой уверенностью - будь то опера, железные дороги, или война - но его поразительный ум и в самом деле улавливал какие-то вещи, которые не найдешь в учебниках по узкой, так сказать, специальности.
     Израиль приобрел некий неформальный союз с США, который пережил не только вражду СССР, но даже и сам СССР, что в те годы казалось немыслимым.
     Союз этот жив и поныне.

     ***
 

     Краткий список использованной литературы:

     1. "Israel after 40 years", автор: Aaron S. Klieman, 1990, Pergamon, New York
     2. "Arabs in War", автор: Kenneth M. Pollack, 2002, Nebraska University
     3. "Israel's Wars" автор: Ahron Bregman, 2003, Ruthledge, New York
     4. "The Sword and the Olive", автор: Martin Van Creveld, 1998, PublicAffairs, New York
     5. "A History of the Israeli Army", автор: Zeev Schift, 1985, Macmillan Publishing, New York
     6. "No margin for error", автор: by Ehud Yonay, 1993, Random House, New York
     7. "Soldier Spies", автор: Samuel M. Katz, 1992, Presidio, Novato, California
     8. "Israel's Secret Wars", автор: Black & Morris, 1991, Grove Press, New York
     9. "Personal Witness", автор: Abba Eban, 1992, G.P.Puthnam's Sons, New York
     10. "Chariots of the desert", автор: David Eshel, 1998, Brassey's, London
     11. "New Diplomacy", автор: Abba Eban, 1983, Random House, New York
     12. "Six Days of War", автор: Michael Oren, 2002, Oxford University
     13. "The Arab-Israeli Wars", автор: Chaim Herzog 1984, Vintage Books, New York
     14. "The life of Moshe Dayan", автор: Robert Slaterm 1991, St.Martin, New York
     15. "Six Days in June", автор: Eric Hammel, 1992, Macmillan Publishing, New York
     16. "The Gates of Gaza", автор: Mordehai Bar-On 1995, St.Martin & Griffin, New York
     17. "Facts about Israel, 1968", под редакцией: Misha Louvish, 1969, Government Press Office, Jerusalem
     18. "My People", автор: Abba Eban,

Война судного дня Израиль