Содержание новой мотивации
Фактор личной
экономической заинтересованности, представляющей собою важный побудительный
мотив человеческих действий в рамках индустриального общества, объясняет лишь
самые простые экономические процессы. Анализ более сложных общественных
взаимодействий требует принимать во внимание мотивы неэкономического характера.
Идея выделения в системе ценностных ориентиров человека как “экономических”,
так и “неэкономических” составляющих присутствовала еще в довоенной социологии.
В 1946 году П.Дракер одним из первых начал исследование этих элементов в рамках
теории управления, отметив, что “потребность [в чем-либо] в равной степени
выражает как экономические, так и неэкономические потребности и желания”.
Активные исследования
изменений в структуре человеческих ценностей начались в США и
западноевропейских странах вскоре после окончания Второй
мировой войны. Именно в конце 50-х —начале 60-х годов,
когда хозяйственная жизнь адаптировалась к мирным условиям, доминирующие
положение экономических и материальных факторов в системе мотивации, ранее
незыблемое, стало вызывать все больше сомнений.
Первые проявления
“неэкономического” поведения промышленных работников были зафиксированы
американскими социологами и специалистами по менеджменту еще во время Второй мировой войны, которая вызвала не только напряжение
всех сил нации, но и “принесла рабочему удовлетворенность своим трудом,
ощущение важности того, что он делает, чувство выполненного долга, самоуважения
и гордости, чего он никогда ранее не испытывал”. Достаточно сказать, что только
в 1944 году 400 тыс. работников компании “Дженерал моторc”,
стремясь внести свой вклад в общую борьбу, сделали более 115 тыс.
рационализаторских предложений. Подобные явления, однако, никак не
коррелировали ни с материальным благополучием работников, ни с их
профессиональным ростом, и отмечались во всех воюющих нациях. Германия, даже
терпя поражения на фронтах, увеличивала объемы промышленного производства до
июня 1944 года, а опыт СССР по мобилизации трудовых ресурсов во время войны
вообще не имеет аналогов.
Основанное на более глубинных причинах, изменение шкалы жизненных
ценностей человека началось в развитых странах с конца 60-х годов. К этому
времени возможность самореализации в профессиональной деятельности стала
занимать первые позиции в шкале ценностей представителей американского среднего
класса, а значение величины заработной платы оказалось лишь на пятом месте.
Исследования, проведенные несколько позже, выявили усиление этой тенденции. В
середине 70-х годов социологи зафиксировали, что чувство удовлетворения от
проделанной работы и контактов с людьми расценивалось в качестве главного
достоинства того или иного вида деятельности 68 процентами японцев, 64
процентами американцев, 41 процентом англичан и 40 процентами французов.
Высокая заработная плата и безопасность условий труда оказались на первом месте
у 30 процентов японских, 35 —американских, 57 процентов английских и
французских респондентов.
Как это часто
случается, пристальное внимание социологов к новой актуальной проблеме породило
целый спектр теорий и ключевых терминов. Среди основных достоинств того или
иного вида деятельности называли, в частности, ее автономность, делая упор на
тесную связь между индивидуализированной деятельностью и ее высококвалифицированным
характером. П.Сорокин полагал, что предметные цели уступают место непредметным.
У.Митчелл акцентировал внимание на замене “внешних” целей и задач
“внутренними”. Д.Янкелович противопоставлял материальный успех самовыражению в
деятельности. Но одним из наиболее популярных на рубеже 70-х и 80-х годов стало
определение Р.Инглегарта, охарактеризовавшего формирующуюся мотивационную
систему как “постматериалистическую” (post-materialist). Таким образом всеми этими авторами подчеркивалось доминирование в
мотивационной системе современного работника факторов внутреннего развития,
рост значения межличностного взаимодействия и утрата прежней определяющей роли
факторами высокой заработной платы и социальной защищенности.
На новом уровне
исследований, начиная с середины 80-х годов, предпринимались попытки обобщить
ранее выдвинутые теоретические положения. В частности, в
научный оборот было введено понятие экспрессивизма, который “включает в себя
такие ценности, как творчество, автономность, отсутствие контроля, приоритет
самовыражения перед социальным статусом, поиск внутреннего удовлетворения,
стремление к новому опыту, тяготение к общности, принятие участия в процессе
выработки решений, жажда поиска, близость к природе, совершенствование самого
себя и внутренний рост”. Широкое признание получила также идея выделения
трех видов деятельности — непосредственно порождаемой материальными
потребностями (sustenance driven); заданной внешними, но не обязательно лишь
материальными, обстоятельствами (outer driven); и вызываемой внутренними
стремлениями и предпочтениями (inner directed). Этот подход оказался весьма
плодотворным и был развит во многих социологических исследованиях.
В настоящее время все
чаще используется понятие “постэкономической (post-economic) системы
ценностей”, предложенное О.Тоффлером. Именно он впервые рассмотрел современные
нематериальные мотивы деятельности индивида не как неэкономическую
составляющую его активности, а как элемент преодоления прежней
экономической системы мотивации, как проявление не неэкономических,
а постэкономических потребностей. С этой точки зрения, новая
мотивационная система преодолевает стандарты экономической эпохи, а не
видоизменяет их.
В контексте нашего
анализа важно подчеркнуть, что какое бы направление социологического поиска мы
ни взяли, в нем констатируется переход от доминирования внешних побудительных
стимулов деятельности к мотивам преимущественно внутренним. Деятельность,
обусловленная именно такими побуждениями, имеет своим результатом развитие и
совершенствование самой личности. Оказывается, что на хозяйственный прогресс
влияют не только и не столько вовлеченные в оборот информация и знания, сколько
характер восприятия человеком окружающего мира, его отношение к себе самому и
себе подобным. В этом эпохальном изменении скрыта квинтэссенция постэкономической
трансформации. Если до последнего времени прогресс производства, всегда
оставаясь фоном, на котором происходит становление нового человека, был в
большей степени причиной социальных трансформаций, нежели их следствием,
то сегодня положение начинает радикально меняться. Потенциал индустриальной
хозяйственной системы определялся техническими возможностями
производства и экономическими возможностями потребителя. Конец XX столетия
ознаменовался рождением и укреплением качественно новой тенденции: и прогресс
информационного производства, и характер постиндустриальной
хозяйственной системы как таковой оказываются зависимы от потребностей
человека в самореализации — как в производстве, так и в потреблении. В
современных условиях социальное развитие определяется качествами человека
именно как творческой личности — качествами, не имевшими ранее прямого
отношения к хозяйственным закономерностям. Люди начинают изменять общество,
изменяя самих себя: не отказываясь от развития своих способностей ради успехов
конвейерного производства, а максимально совершенствуя их; не ограничивая себя
ради дополнительных инвестиций, а потребляя все больше информационных благ и
услуг ради увеличения интеллектуального капитала, и т.д. Значение этой
трансформации трудно переоценить.