Разное об интересном, интересное о разном

УТРО МАГОВ, часть II

ЧАСТЬ ВТОРАЯ * ЗАГОВОР СРЕДИ БЕЛА ДНЯ

Глава 1 * РОЗЕНКРЕЙЦЕРЫ И ДРУГИЕ

Один из персонажей Уэллса говорил: "Даже самые образованные люди зачастую не отдают себе отчета в той силе, которая сокрыта в научных книгах. В них чудеса, чудеса, чудеса".

Теперь же, однако, в этом отдают себе отчет даже люди с улицы - там есть чудеса, и притом пугающие. Со времен Уэллса родилось новое поколение ученых, и сила науки вышла далеко за пределы планеты, угрожая самому ее существованию. Современные ученые более не считают себя лишь сторонними наблюдателями и беспристрастными исследователями, а в значительной мере принимают на себя ответственность за судьбу человечества.

Жолио-Кюри бросал бутылки с бензином в немецкие танки во время боев за освобождение Парижа. Норберт Винер гневно обличал политических деятелей: "Мы дали вам источник бесконечной силы, а вы создали Нагасаки и Хиросиму!" "Исследователь вынужден признать, что он, как и всякий смертный, не просто зритель, но и участник в великой драме бытия". - говорил Нильс Бор.

Это представители нового поколения ученых - преемники великих пионеров первой четверти нашего века: супругов Кюри, Ланжевена, Перрена, Планка, Эйнштейна и других. За столь короткий исторический период пламя гения поднялось до таких высот, каких оно не достигало со времен эллинской цивилизации.

Эти мастера мысли сражались против инертности человеческого духа. Они ожесточились в этих боях. "Истина не побеждает - просто вымирают ее противники", - говорил Планк. А Эйнштейн сказал: "Я не верю в перевоспитание других. Верить нужно только в себя, даже если другие считают тебя безумцем" Вначале эти ученые чувствовали себя ответственными только перед Истиной, но вскоре политика наступила им на пятки. Сын Планка был убит гестаповцами. Эйнштейн оказался в изгнании.

Современный ученый более чем связан с миром. Он обладает огромными практическими знаниями, и вскоре будет наделен всей полнотой власти. Он ключевой персонаж приключения, в которое втянуто человечество. Окруженный политиками, теснимый полициями и секретными службами, охраняемый военными, по завершении своей работы он имеет равные шансы получить Нобелевскую премию или быть расстрелянным. Устремляясь к вершинам научной мысли, поднимаясь на уровень планетарного, если не Космического Сознания, он с насмешкой и горечью взирает на сферу буржуазных проблем и мелочных интересов.

Материя обнаруживает сокровенные тайны энергии, открывается путь космической эволюции. Такие события, похоже, не имеют аналогов в истории. "Мы живем в момент, когда история затаила дыхание, когда настоящее отрывается от прошлого, как айсберг отквитывается от ледяных утесов и уходит в безграничный океан" - писал Артур Кларк в книге "Дети Икара". Мы живем в эпоху фантастических преобразований, ощущая себя то отсталыми людьми нового времени, то современниками будущего.

Идеи, на которых основана современная цивилизация, обветшали. В этот поистине ключевой момент нам не следует удивляться, если роль науки и миссия ученого претерпевают глубокие изменения. Каковы эти изменения? Быть может, картина из отдаленного прошлого позволит нам осветить будущее и отыскать новую отправную точку. Однажды в 1622 г. парижане обнаружили на стенах домов такое воззвание: "Мы, депутаты главной коллегии Братьев Розы и Креста, зримо и незримо пребываем в этом мире милостию Всевышнего, к которому обращается сердце Справедливых, чтобы избавить людей от пути, ведущего к гибели".

Многие сочли это розыгрышем, но сегодня мы знаем, что Общество Розы и Креста было вполне реальной силой.

Согласно преданию, адепты общества утверждали, что власть человека над природой и над самим собой может стать безграничной, что бессмертие и контроль над силами природы в его власти и что все, происходящее во Вселенной, может быть ему известно.

В этом нет ничего абсурдного, и прогресс науки уже частично осуществил эти мечты. Так что призыв 1622 г. мог бы и сегодня с тем же успехом появиться на стенах домов Парижа и на страницах газет, если бы на конгрессе "тайного общества" ученых было решено проинформировать человечество об угрожающей ему опасности и заявить о необходимости направить все усилия на поиски новых социальных и духовных перспектив. В этом смысле и патетическое заявление Эйнштейна, к высказывание Планка являются, в сущности, парафразом старинного манифеста.

Но вернемся к розенкрейцерам. "Они представляли собой, - пишет историк Серж Ютен, - общество тех, кто достиг более высокого уровня развития в сравнении с остальным человечеством и, следовательно, обладает неоспоримым внутренним сходством, позволяющим узнавать друг друга? . Заслуга этого определения в том, что оно обходится без оккультных терминов, по крайней мере - внешне.

Похоже, последние открытия в области психологии достаточно убедительно свидетельствуют о том, что существует высшее состояние сознания, отличное от сна и бодрствования, - состояние, в котором интеллектуальные способности человека многократно возрастают. От "психологии глубин", которой мы обязаны психоанализу, сегодня мы переходим к "психологии высот", которая открывает нам путь к сверх-разуму.

Гениальность - это лишь один из этапов того пути, который предстоит пройти человеку до полной реализации всех своих способностей. Известно, что в повседневной жизни мы не используем и десятой доли возможностей нашего внимания, памяти, интуиции. Таким образом, в основе идеи грядущей трансформации человечества, к которой мы не раз еще обратимся, лежит отнюдь не мистическая фантазия. Авторы уверены, что среди нас уже сегодня живут люди, которые пережили подобную трансформацию - те, кто первыми сделали несколько шагов по тому Пути, по которому однажды двинемся все мы.

Если бы до нашего времени дошли фрагменты тайных знаний древних цивилизаций о материи и энергии, то они неизбежно были бы выражены на языке символов, понятном лишь для немногих посвященных. Такие умы несомненно знают, что не имеет ни малейшего смысла выставлять напоказ свое могущество. Если бы Христофор Колумб был человеком подобного сорта, он сохранил бы в тайне свое открытие. Вынужденные к своего рода подпольному существованию, такие люди устанавливают контакты лишь с равными себе. Если они и образуют общество, то лишь в силу обстоятельств. Их особый язык зачастую обусловлен тем, что обсуждаемые понятия недоступны обычному человеческому пониманию (простой пример: "тайный язык" врачей, непонятный для больного).

Мы выбрали пример "Розы и Креста" 1622 года, потому что настоящие розенкрейцеры, в соответствии с традицией, проявляют себя не каким-то таинственным посвящением, но углубленным и систематическим изучением мира природы. Следовательно, традиция "Розы и Креста" немногим отличается от традиции современной науки. Сегодня мы начинаем понимать, что углубленное и осмысленное изучение Книги Природы требует большего, нежели то, что мы еще недавно называли "научным умом", и даже большего, нежели то, что мы называем интеллектом.

"И хотя многие ученые по-прежнему рассматривают своп работы как интеллектуальное соревнование, - писал Роберт Юнг, - некоторые молодые ученыеатомщики находят в своих исследованиях почти религиозное решение".

Политические преследования, социальное принуждение, развитие морального чувства и сознания ужасающей ответственности будут вынуждать ученых все в большей и в большей степени уходить в "подполье". Не следует думать, что ракетная техника и гигантские ускорители будут впредь неотъемлемым инструментом исследователя. Подлинно великие открытия всегда делались простыми средствами с помощью несложного оборудования.

Мы вступаем в эпоху, которая во многом напоминает начало XVII века, эпоху, когда, быть может, уже готовится новый манифест 1622 года. Возможно, он уже даже издан, только мы этого не заметили.

Наконец, поразительны неоднократные заявления розенкрейцеров и алхимиков, будто цель науки превращений - это превращение самого ума. Речь идет не о магии, не о воздаянии свыше, но об открытии таких реалий, которые принуждают ум исследователя перейти в новое качество. Если мы задумаемся об ошеломляющей эволюции интеллекта крупнейших атомщиков, то начнем понимать, что же имели в виду розенкрейцеры, Мы живем в эпоху, когда наука на ее высшей ступени достигает мира духовных ценностей, преображая самого исследователя и поднимая его ум на более высокий уровень.

То, что происходит с нашими атомщиками, сравнимо с опытом, изложенным в алхимических текстах и традиции розенкрейцеров. Духовный язык - это отнюдь не лепет, предшествующий научному языку, но, скорее, его завершение. То, что происходит в наше время, могло происходить и в давние времена, на другом плане знания, так что легенда "Розы и Креста" и сегодняшняя действительность взаимно освещают друг друга. Нужно смотреть па древнее новыми глазами, - это помогает понять завтрашний день.

Уэллс умер обескураженным. Этот могучий ум жил верой в прогресс. Но на закате своей жизни Уэллс увидел, что так называемый прогресс принимает ужасающие направления. Наука рисковала разрушить мир, были изобретены самые великие средства уничтожения. "Человек, - сказал в 1945 г. старый, отчаявшийся Уэллс, - дошел до предела своих возможностей". В этот-то момент старый человек, который был гением научной фантастики, перестал быть современником будущего. Мы полагаем, что человек дошел до предела лишь одной из своих возможностей. Появятся новые перспективы. Вольфганг Паули, всемирно известный математик и физик; исповедовал в свое время узкую ученость в лучших традициях XIX века. В 1932 г. на Копенгагенском конгрессе он напоминал своим ледяным скептицизмом и властностью Мефистофеля, а в 1955 г этот проницательный ум неожиданно для многих увлекся идеей внутреннего спасения. Но это - не впадание в религиозный морализм. Речь идет о подлинно зрелом Понимании перспектив развития самого духа наблюдения эволюция, типичная для многих крупных ученых.

Глава 2 * ЛЕГЕНДА О ДЕВЯТИ НЕИЗВЕСТНЫХ

Во второй половине XIX века, на заре современной эпохи, существовала плеяда отчаянно реакционных мыслителей. В мистерии социального прогресса они видели обман; в научном и техническом прогрессе - гонку к пропасти. Меня познакомил с ними Филипп Левастен, новое воплощение героя "Неведомого шедевра" Бальзака и последователь Гурджиева. В то время, читая Рене Генона, пророка антипрогрессизма, и посещая Ланса де Васто, вернувшегося из Индии, я был близок к тому, чтобы из духа протеста примкнуть к идеям этих мыслителей. Происходило это в послевоенные годы. Эйнштейн только что отправил свою знаменитую телеграмму: "Наш мир перед лицом кризиса, еще не замеченного теми, кто обладает властью принимать великие решения во благо или во зло. Спущенная с цепи сила атома изменила все, кроме нашей привычки мыслить, и мы плывем по течению к грандиозной катастрофе. Мы, ученые, которые освободили эту необъятную силу, несем тяжелейшую ответственность в этой всемирной борьбе за жизнь или смерть, мы обязаны изучать атом во имя блага человечества, а не ради его уничтожения. Федерация американских ученых присоединяется ко мне в этом призыве. Мы просим вас поддержать наши усилия, чтобы заставить Америку почувствовать, что судьба человеческого рода решается сейчас, сегодня, в эту минуту. Нам срочно требуются двести тысяч долларов для финансирования национальной кампании, которая дала бы человечеству знать, что если оно хочет выжить и достигнуть более высокого уровня, нужен особый образ мышления. Этот призыв я направляю вам лишь после долгого размышления о необъятном кризисе, перед которым мы оказались. Прошу выслать чек на мое имя, председателю Чрезвычайного Комитета Ученых-атомщиков, в Принстон, Нью-Джерси. Мы просим вашей помощи в этот роковой момент, как знак того, что мы, люди науки, не одиноки".

Я подумал, что мои учителя предвидели эту катастрофу и что двести тысяч долларов здесь не помогут. Как говорил Блан де Сент-Бонне: "Человек - дитя препятствий", ибо Бог предложил человеческому духу препятствие в виде материи. Современники же, эмансипированные от принципов, захотели устранить это препятствие, и, стремясь победить материю, подошли к вратам ада.

Две тысячи лет назад Ориген превосходно сказал, что "материя поглотительница несправедливости". Но несправедливость нашего века давно уже перехлестывает через край, и никакой Чрезвычайный Комитет ее не впитает.

Древние, несомненно, были столь же глупы, как и мы, но их мудрость как раз и заключалась в том, что они знали об этом и потому сдерживали себя в определенных границах. Одна папская булла осуждает употребление треноги, предназначенной для укрепления лука: эта машина, увеличивающая естественные данные лучника, делает бой бесчеловечным. Булла соблюдалась на протяжении двухсот лет. Роланд Ронсельский, убитый толпами сарацинов, воскликнул: "Будь проклят трус, который изобрел оружие, способное убивать на расстоянии". Ближе к нашему времени, в 1775 г., французский инженер Дю Перрон представил молодому Людовику XVI "военный орган", приводимый в действие рукояткой, который выбрасывал одновременно 24 пули. Этот инструмент, прототип современных пулеметов, изобретатель сопроводил инструкцией. Но машина показалась королю и его министрам Мальзербу и Тюрго такой убийственной, что была отвергнута, и ее изобретателя сочли врагом человечества.

В неуемном стремлении к эмансипации мы эмансипировали саму войну, которая прежде была инструментом защиты или нападения для некоторых, а теперь стала проклятием для всех..

В то время я мечтал опубликовать антологию "реакционных мыслителей", голоса которых были заглушены в их время хором романтических прогрессистов. Эти писатели, шедшие против течения, эти пророки Апокалипсиса, возопившие в пустыне, звались Бланк де Сент-Боннэ, Эмиль Монтегю, Альбер Сорель, Донсо Кортес и др. В духе бунта, близкого к голосу предков, я сотворил памфлет под названием "Время убийц" совместно с Олдосом Хаксли и Альбером Камю. Американская пресса откликнулась на этот памфлет, где ученые, военные и политики подвергались сильным нападкам, и выражалось пожелание организовать Нюрнбергский процесс для всех, кто создает технику разрушения.

Сегодня я думаю, что все не так просто - повороты истории не случайны. Однако в беспокойное послевоенное время это течение мысли оставило сверкающий след в океане страхов, в который были погружены интеллигенты, не желавшие быть "ни жертвами, ни палачами". И правда, после телеграммы Эйнштейна дело только ухудшилось. "То, что есть в портфеле у ученых ужасающе", - сказал Хрущев в 1960 г. - "Они кончат тем, что все взорвут".

После яростной критики Олдоса Хаксли в "Контрапункте" и "Отважном новом мире" оптимизм в отношении науки был окончательно развеян. В 1951 г. американский химик Энтони Стэнден опубликовал книгу под названием "Наука Священная Корова", где протестовал против превращения науки в фетиш. В октябре 1953 года знаменитый профессор права из Афин, О. Деспотопулос, адресовал ЮНЕСКО манифест, где требовал если не прекращения научного развития, то хотя бы его засекречивания. "Исследования, - предлагал он, должны быть впредь доверены совету ученых, избранных во всех странах мира и обязанных хранить молчание". Эта идея, как бы утопична она ни была, не лишена интереса. Она описывает возможность будущего и, как мы видим сейчас, совпадает с одной из великих традиций ушедших цивилизаций. В другом письме, которое он адресовал нам в 1957 г., профессор Деспотопулос уточнил свою мысль: "Наука о природе - одно из наиболее достойных достижений в истории человечества. Но высвобождая силы, способные уничтожить это человечество, с точки зрения морали она перестает быть тем, чем была прежде. Различие между "чистой наукой" и ее техническим применением сегодня настолько поразительно, что уже нельзя говорить о науке как о ценности в себе. Более того, в некоторых наиболее важных направлениях наука становится негативной ценностью в той мере, в какой она выходит из-под контроля совести и распространяет свое пагубное влияние по воле лиц, наделенных властью и несущих политическую ответственность.

Не исключено, что в других цивилизациях имело место не отсутствие науки, а ее засекречивание. Таково, как нам кажется, происхождение Легенды о Девяти Неизвестных.

Традиция Девяти Неизвестных восходит к императору Ашоке, который царствовал в Индии с 273 г. до н.э. Он был внуком Чандрагупти, первого объединителя Индии. Полный честолюбия, как его дед, труды которого он хотел продолжить, он предпринял завоевание страны Калинга, которая простиралась от нынешней Калькутты до Мадраса. Народ Калинги оказал сопротивление и потерял в битве ТЫСЯЧУ человек. Вид такого множества убитых потряс Ашоку, и ему открылся весь ужас войны. Он отказался от планов дальнейшего присоединения еще не подчинившихся ему стран, заявив, что подлинное завоевание состоит в том, чтобы объединить сердца людей законом долга и благочестия, потому что Богу угодно, чтобы все одушевленные существа жили в безопасности, мире и счастье, пользовались свободой располагать собой.

Обращенный в буддизм, Ашока примером собственной добродетели распространил эту религию по всей Индии и всей своей империи, которая протянулась до Малайзии, Цейлона и Индонезии. Затем буддизм распространился в Непале. Тибете, Китае и Монголии. Тем не менее Ашока уважал все религиозные секты. Он проповедовал вегетарианство, установил "сухой закон" и запретил жертвоприношения животных. В своей "Краткой всемирной истории" Г. Уэллс пишет: "Среди десятков тысяч имен монархов, сгрудившихся на страницах истории, имя Ашоки сверкает одинокой звездой".

Говорят, что, умудренный ужасами войны, царь Ашока решил навсегда запретить людям использование разума во зло. В его царствование была засекречена наука о природе, о прошлом и будущем. Исследования, начиная от строения материи до техники коллективной психологии, с этого времени скрываются на протяжении двадцати двух веков за мистическим ликом народа, который весь мир считает не занимающимся более ничем, кроме экстаза и сверхъестественного. Ашока основал самое могущественное тайное общество на земле - общество Девяти Неизвестных.

Говорят еще, что важнейшие лица, ответственные за судьбу современной Индии и такие ученые, как Боз и Рам верят в существование Девяти Неизвестных и даже получают от них советы и послания. Лишь остается гадать о степени могущества тайн, обладателями которых могут быть девять человек, пользующихся непосредственно опытом, трудами, документами, собранными в течение двух десятков веков. Каковы цели этих людей? Вероятно - не допустить, чтобы средства уничтожения попали в руки профанов. Продолжить исследования, благодетельные для человечества.

Внешние проявления Девяти Неизвестных редки. Одно из них связано с судьбой одного из самых таинственных людей Запада - папы Сильвестра II, известного также под именем Герберта из Орийака. Родившийся в Оверни в 920 г., умерший в 1002 г., Герберт был монахом-бенедиктинцем, преподавателем Реймского университета и папой милостию императора Оттона III. Он прожил некоторое время в Испании, потом таинственное путешествие привело его в Индию, где он почерпнул различные познания, изумившие его окружение. Так, в его дворце была бронзовая голова, которая отвечала "да" или "нет" на. вопросы о политике и общем положении христианства. По словам Сильвестра II (том СХХХIХ "Латинской патерологии" Миня). этот способ был очень прост и соответствовал двоичному исчислению. Речь идет об автомате, аналогичном нашим современным двоичным машинам. Эта "магическая голова" была уничтожена после его смерти, и знания, принесенные им, тщательно скрыты. Нет сомнений, что в Ватиканской библиотеке хранится немало сюрпризов для исследователей, которые, быть может, когданибудь получат возможность с ними ознакомиться.

Соприкасались ли другие европейцы с обществом Девяти Неизвестных? Лишь в XIX веке этой тайны вновь коснулся в своих книгах французский писатель Луи Жаколио.

Жаколио был французским консулом в Калькутте при Второй Империи. Он написал несколько научно-фантастических романов, сравнимых по масштабу мысли с произведениями Жюля Верна. Кроме того, он оставил после себя библиотеку редчайших книг, посвященных великим тайнам человечества. Но это исключительное собрание было растаскано по нитке множеством оккультистов. Совершенно забытый во Франции, он знаменит в России.

Жаколио категоричен: общество Девяти Неизвестных - это реальность. И поразительно, что в связи с этим он упоминает о технике, совершенно невообразимой в 1860 г.: высвобождение энергии, стерилизация посредством излучения и психологическая война.

Иерзен, один из ближайших сподвижников Ру и Пастера, по-видимому, получил сообщение о биологических тайнах во время путешествия в Мадрас в 1890 г., и, следуя данным ему указаниям, создал сыворотку против чумы и холеры.

Впервые история Девяти Неизвестных была обнародована в 1927 г. в книге Талбота Мэнди, который в течение 25 лет служил в английской полиции Индии. Его книга - это полуроман - полурасследование. Девять Неизвестных используют символический язык. Каждый из них обладает Книгой, которая содержит подробное описание определенных наук и постоянно дополняется.

Первая из этих Книг посвящена технике пропаганды и психологической войне. "Из всех наук, - пишет Мэнди, - самая опасная - это наука о контроле над мыслями толпы, потому что она позволяет управлять всем миром". Следует отметить, что "Общая семантика" Коржибского датирована лишь 1937 г., и что нужно было дождаться опыта последней мировой войны, чтобы на Западе начала выкристаллизовываться техника психологии языка, т.е. пропаганды. Первый американский колледж по изучению семантики был создан только в 1960 г. Франция не знает ничего, кроме "Насилия толпы" Сержа Чахотина, влияние которого в кругах интеллигенции, близкой к политике, достаточно велико, хотя эта книга только поверхностно затрагивает проблему.

Вторая книга посвящена физиологии. В частности, в ней описаны способы, как убить человека одним прикосновением, смерть при этом происходит от изменения направления нервного тока. Говорят, что дзюдо родилось в результате "утечки" информации из этой книги.

Третья посвящена микробиологии, и в частности - защитным коллоидам.

Четвертая рассказывает о превращении металлов. Легенда гласит, что во времена нужды храмы и благотворительные религиозные организации получали из этого источника большое количество золота высочайшей пробы.

Пятая содержит учение о всех средствах связи, земных и внеземных.

В шестой заключены тайны гравитации. Седьмая - самая обширная космогония, созданная нашим человечеством. Восьмая трактует о свете.

Девятая посвящена социологии и содержит законы эволюции обществ, позволяя предвидеть их падение.

С легендой о Девяти Неизвестных связывают тайну вод Ганга. Множество пилигримов, носителей самых ужасных и самых различных болезней, купаются в нем без всякого вреда для здоровых.

Священные воды очищают все. Это странное свойство реки хотели приписать образованию бактериофагов. Но почему же они не образуются также и в Брахмапутре, Амазонке или Сене? Гипотеза о стерилизации появилась в работе Жаколио за сто лет до того, как стало известно о возможности такого явления. Эти излучения, по словам Жаколио, исходят из тайного храма, высеченного под руслом Ганга.

Религиозное, социальное, политическое движение Девяти Неизвестных воплощает образ светлой науки, науки, имеющей совесть. Могущее владеть судьбами человечества, но воздерживающееся от использования собственной силы, это тайное общество - самая прекрасная дань свободе на высоком уровне. Бдительные на вершине своего храма славы, эти девять человек видят, как создаются, уничтожаются и вновь возникают цивилизации. Они не столь безразличны, сколь терпимы, готовы прийти на. помощь, но всегда пребывают в молчании, которое служит мерой человеческого величия.

Миф или действительность? Если миф, то, во всяком случае, превосходный, дошедший до нас из глубин времени, и одновременно - прибой будущего.

Глава 3 * НАСТОЯЩЕЕ ОТСТАЕТ

Вернемся к нашему разговору. В этой части книги, озаглавленной "Будущее, которое уже было", путь наших рассуждений таков: "Не исключено, что то, что мы называем эзотеризмом, цементом тайных обществ и религий, является трудными для понимания фрагментами очень древних знаний технического порядка, применяемых к материи и духу". В дальнейшем мы вернемся к этой мысли.

Вероятно, в прошлом технические знания дали людям слишком опасную власть над природой, чтобы можно было позволить их широкое распространение. Необходимость засекречивания могла быть результатом двух причин: - Соблюдение предосторожности - ключи не должны попасть в недостойные руки. "Кто знает - не говорит".

- Тот факт, что подобная информация просто не может быть передана на общедоступном уровне, так как применение таких знаний и использование такой техники требует от человека иной психологической структуры и иного языка.

Аналогичная ситуация наблюдается и сегодня. Непрерывно ускоряющееся развитие техники приводит "тех, кто знает", сначала к желанию, а затем и к необходимости засекречивания. Возрастающая опасность приводит к крайней степени скрытности; знание окутывается тайной, образуются гильдии ученых и техников. Языки знания и власти становятся несовместимыми, и в результате те, кто 174обладают властью принимать решения во благо или во зло", образуют настоящую теократию. Ближайшие перспективы весьма напоминают традиционные описания.

Теперь вернемся размышлениям о науке, технике и магии с целью уточнить идею "тайного общества" и подготовить почву для дальнейших исследований - об алхимии и о исчезнувших цивилизациях.

Когда молодой инженер начинает работать в промышленности, он вскоре начинает понимать, сколь непохожи два мира: ясный и строгий мир лаборатории с его четкими законами - и мир реальный, где эти законы часто не действуют, где осуществляется "невозможное".

Если инженер обладает энергичным темпераментом, то он реагирует гневно, страстно, хочет "изнасиловать эту распутную девку - материю". Жизнь тех, кто занял подобную позицию, оборачивается трагедией. Вспомните Эдисона, Теслу, Армстронга. Ими двигал демон- Вернер фон Браун испытывал свои ракеты на лондонцах, уничтожал их тысячами, чтобы быть в конце концов арестованным гестапо за то, что он заявил: "В конечном счете мне плевать на победу Германии, мне нужно завоевать Луну" (Вальтер Дорнбергер, "Тайное оружие Пенемюнде", изд. "Арто", Париж Милликен, "Электрон").

Говорят, что трагедия сегодняшнего дня - это политика, но на самом деле подлинная трагедия - это лаборатория. Трагедия связана с теми "магами", которым мы обязаны техническим прогрессом. Иногда возникает впечатление, что техника вовсе не является практическим применением науки) а наоборот развивается ей вопреки.

Знаменитый математик и астроном Саймон Ньюкомб доказывал, что аппарат тяжелее воздуха не может летать, но двое мастеров, ремонтировавших велосипеды, опровергли его. Резерфорд и Милликен доказывали, что энергию атомного ядра никогда нельзя будет использовать, но хиросимская бомба взорвалась. Наука ограничивает пределы возможного, а инженер, как делал это в свое время маг на глазах у исследователякартезианца, преодолевает эти барьеры аналогично тому, что физики называют "туннельным эффектом". Его влечет волшебное стремление. Он хочет видеть сквозь стену, отправиться на Марс, поймать молнию, получить химически чистое золото. Он не ищет ни выгоды, ни славы. Он хочет поймать Вселенную с поличным на игре в прятки. Это - архетип в юнговском смысле. По чудесам, которые он пытается свершить, по року, который над ним навис, или по горестному концу, который чаще всего его ожидает, он - сын героя саг и греческих трагедий.

Как маг, он держится в тени, и опять-таки, как маг, подчиняется тому закону сходства, который Фрезер выявил в своем исследовании магии ("Золотая ветвь"). Сначала изобретение является имитацией того или иного естественного явления. Летающая машина похожа на птицу, автомат - на человека. Однако сходство с предметом, существом или явлением, чьи возможности он хочет воспроизвести, почти всегда бесполезно, если не вредно, для хорошего функционирования изобретенного аппарата. Но, как и маг, изобретатель черпает в сходстве силу и наслаждение, которые толкают его вперед.

Во многих случаях переход от магического подражания к научной технологии может быть очерчен. Например: Поначалу поверхностная закалка стали достигалась на Ближнем Востоке погружением раскаленного докрасна лезвия в тело пленного. Это типично магическая практика: передача. лезвию воинской доблести противника. Эта практика стала известна на Западе от крестоносцев, которые убедились, что дамасская сталь и в самом деле тверже, чем сталь Европы. Были проделаны опыты: сталь начали окунать в воду, в которой плавали шкуры животных. Был получен тот же результат. В XIX веке заметили, что этот результат вызывается органическим азотом. В XX веке, когда научились сжижению газов, этот способ усовершенствовали, окуная сталь в жидкий азот при низкой температуре. В этой форме обработка азотом составляет сегодня часть нашей технологии.

Можно было бы установить и другую связь между магией и техникой, изучая "заклинания", которые древние алхимики произносили во время своей работы. Вероятно, им приходилось измерять время в темноте лаборатории. Фотографы часто используют обыкновенные считалки, которые проговаривают над ванночкой. Одну из таких считалок мы сами слышали на вершине Юнгфрау, пока проявлялась пластинка, просвеченная космическими лучами.

Существует, наконец, еще одна связь между магией и техникой, более сильная и более любопытная: это одновременность появления изобретений. Большая часть стран в один и тот же день и даже час регистрировали подачу заявок. Не раз обращали внимание на то, что незнакомые друг с другом изобретатели, работающие очень далеко друг от друга, подавали одну и ту же заявку в одно и то же время. Это явление не может быть полностью объяснено такой важной мыслью, как "изобретения носятся в воздухе", или как "изобретение появляется тогда, когда в нем возникает необходимость". Если здесь в самом деле существует сверхчувственное восприятие, циркуляция мыслей, включенных в одно и тоже исследование, то сам этот факт заслуживал бы подробного статистического исследования. Такое исследование, может быть, объяснило бы и тот факт, что магическая техника оказалась сходной в большей части древних цивилизаций, разделенных горами и океанами.

* * *

Мы не знаем о прошлом ничего, или почти ничего. Сокровища дремлют в библиотеках. Мы утверждаем, что история прерывиста и что несколько светочей знания разделены сотнями и тысячами лет невежества. Возникшая внезапно идея "просвещенного века", которую мы восприняли с поразительной наивностью, погрузила для нас во мрак все остальные эпохи. Новый взгляд на древние книги изменил бы такое положение вещей. Мы были бы потрясены содержащимися в них богатствами. К тому же, не следует забывать, что, по словам Эттербери, современника Ньютона, "больше древних книг утеряно, чем сохранилось".

Этот-то новый взгляд и решил высказать наш друг Рене Аллео, одновременно и техник, и историк. Он наметил метод и добился кое-каких результатов. До сих пор он, похоже, еще не полнил никакой моральной поддержки для продолжения этого труда, превышающего возможности одного человека. В декабре 1955 г. он прочитал по моей просьбе доклад для инженеров автомобильной промышленности, собравшихся под председательством Жана-Анри Лабурдетта. Вот суть этого доклада: "Что осталось от тысяч рукописей Александрийской библиотеки, основанной Птолемеем Сотером, от этих незаменимых документов, навсегда потерянных для древней науки? Где пепел 200 тысяч трудов Пергамской библиотеки? Что стало с коллекциями Писистрата в Афинах, с библиотекой Иерусалимского храма, с библиотекой храма Пта в Мемфисе? Какие сокровища содержались в тысячах книг, сожженных в 213 году до н.э. по приказу императора Цинь Ши Хуан Ди из чисто политических соображений? Древние труды дошли до нас в виде развалин огромного храма, от которого осталась лишь груда камней. Однако благодаря тщательному изучению этих обломков и надписей становятся различимы истины, которые невозможно отнести на счет одной только поразительной интуиции древних.

Прежде всего, вопреки укоренившемуся мнению, рационалистические методы не были изобретены Декартом. Посмотрим, что он пишет: "Тот, кто ищет истину, должен насколько возможно сомневаться во всем". Это очень известная фраза, но это не показалось чем-то очень уж новым. Если мы откроем вторую книгу "Метафизики" Аристотеля, то увидим: "Тот, кто хочет обладать знанием, должен прежде всего уметь сомневаться, потому что сомнение ума приводит к обнаружению истины". Кроме того, можно констатировать, что Декарт заимствовал у Аристотеля не только эту капитальную фразу, но также и большую часть знаменитых правил управления рассуждением, правил, которые лежат в основе экспериментального метода. Это доказывает, во всяком случае, что Декарт читал Аристотеля, от чего слишком часто воздерживаются современные картезианцы. Эти последние могли бы также констатировать, что кто-то записал: "Если я ошибаюсь, то заключаю из этого, что я существую, потому что тот, кто не существует, не может ошибаться, и благодаря тому, что я ошибаюсь, я чувствую, что существую". Увы, это не Декарт, это Св. Августин.

Что касается скептицизма, необходимого наблюдателю, то здесь действительно не приходится идти дальше Декарта, который считал действительным только тот опыт, при котором он лично присутствовал, и подлинность результатов которого он засвидетельствовал печатью своего перстня.

Мне кажется это очень далеким от той наивности, в которой упрекают древних. Правда, вы можете сказать, что философы древних обладали высочайшим гением в области знания, но, в конце концов, что они знали по-настоящему в плане научном? Вопреки тому, что можно прочесть в теперешних популяризаторских работах, атомные теории не были ни придуманы, ни сформулированы раньше всех Демокритом, Левкиппом и Эпикуром. На самом деле Секст Эмпирик сообщает, что сам Демокрит получил их по традиции, и что он заимствовал их у Моше Финикиянина, который - что очень важно отметить якобы заявил, что атом делим.

Заметьте же, что самая древняя теория оказывается и более точной, чем теория Демокрита и греческих атомистов, говорящих о неделимости атомов. Как раз в этом случае речь идет, похоже, о постоянной утрате древних знаний, ставших менее понятными, чем оригинальные открытия, И как не удивляться учитывая отсутствие телескопов - что в плане космологическом мы часто видим: чем древнее астрономические данные, тем они точнее? Например, в том, что касается Млечного Пути, то по, Фалесу и Анаксиомену он состоит из звезд, каждая из которых является миром, содержащим солнце и планеты, и эти миры размещены в огромном космосе. Можно констатировать у Лукреция знание единообразия падения тел в пустоте и концепцию бесконечного пространства, наполненного бесконечным числом миров. Задолго до Ньютона Пифагор учил закону притяжения, обратного квадрату расстояния. Плутарх, начав с объяснения веса, нашел его причину во взаимном притяжении между всеми телами и объяснил, что поэтому-то Земля и притягивает к себе все земные тела, точно так же, как Солнце и Луна притягивают к своему центру все связанные с ними тела и силой притяжения удерживают их в своей сфере.

Галилей и Ньютон определенно признавались в том, - что они обязаны древней науке. И Коперник в предисловии к своим сочинениям, адресованным папе Павлу III, пишет дословно, что он пришел к мысли о движении Земли, читая древних. Нужно сказать, что признания в этих заимствованиях ничуть не умаляют славы Коперника, Ньютона и Галилея, которые принадлежали к породе высоких умов, бескорыстие и великодушие которых не имеет ничего общего с авторским самолюбием и стремлением быть оригинальными любой ценой - т.е., с современными предрассудками. Гораздо скромнее и намного правдивее кажется позиция модистки Марии-Антуанетты, мадемуазель Бертэн. Наскоро обновив старинную шляпку, она воскликнула: "Новое - это хорошо забытое старое" История изобретений, как и история наук, весьма наглядно доказывает правдивость этого замечания. "В основе большей части открытий, - пишет Фурнье, - есть нечто вроде летучей случайности, из которой древние сделали неуловимую богиню для любого, кто позволяет ей улетучиться в первый раз. Если идея, которая выводит на правильный путь, слово, которое может привести к разрешению проблемы, или многозначительный факт не будут сразу же схвачены на лету - изобретение погибнет или будет по меньшей мере отложено на много поколений. Чтобы оно вернулось, восторжествовав, нужна новая мысль, случайно воскресившая первую, забытую, или счастливый плагиат какого-нибудь второстепенного изобретателя: в деле изобретательства горе первому автору, слава и прибыль - второму". Таковы соображения, оправдывающие название моего доклада.

На самом же деле я полагаю, что в подавляющем большинстве возможно заменить случай детерминизмом, и риск спонтанных изобретений - гарантиями обширной исторической документации, опирающейся на экспертный контроль. Для этой цели я предлагаю создать специализированную службу, но не для отыскания предыдущих заявок, которые все равно будут не старше XVIII века, а подлинную технологическую службу, которая просто изучала бы древние способы и пыталась приспособить их к нуждам современной промышленности.

Если бы подобная служба существовала в свое время, она могла бы сигнализировать, например, об интересной книжечке, опубликованной в 1618 г. под названием "Естественная история фонтана, бьющего возле Гренобля", оставшейся незамеченной. Ее автором был врач из Турина, Жан Тардэн. Если бы этот документ изучили, то светильный газ мог бы использоваться еще с начала XVII века. Ведь Жан Тардэн не только исследовал естественный газометр фонтана, но еще и воспроизвел это явление в своей лаборатории. Он наполнил каменным углем пустой сосуд, закрыл, подверг его действию высокой температуры и добился возникновения пламени, происхождение которого он искал. Он ясно показал, что вещество, дающее этот огонь, - битум, и что достаточно превратить это вещество в газ, который образует "горючее выдыхание". Но француз Лебон, опредивший англичанина Уиндзора, подал заявку на свою "термо-лампу" только на VII году Республики. Таким образом, на протяжении почти двух веков открытие, промышленные и коммерческие перспективы которого были весьма внушительны, оказалось забытым, практически утерянным только лишь потому, что никто не заглядывал в старинные книги.

Точно так же, примерно за сто лет до первых оптических сигналов Клода Шапна в 1793 г., в письме Фенелона Яну Собесскому, польскому королю, датированном 26 ноября 1695 г., упоминается о недавних опытах не только с оптическим телеграфом, но и с телефонным аппаратом, передающим голос.

В 1636 г. некто Швентер в своих "Физико-математических развлечениях" уже исследовал принцип электрического телеграфа, с помощью которого, по его собственному выражению, "два человека могут сообщаться между собою посредством намагниченной иглы". Но опыты Эрстеда с намагниченной иглой относятся лишь к 1819г. И здесь - также около двух веков забвения.

Мимоходом назову еще несколько малоизвестных изобретений: водолазный колокол упоминается в рукописи "Романа об Александре", датированной 1320 г. и находящейся в Берлине, в королевском кабинете эстампов. Рукопись германской поэмы "Соломон и Мальроф" (Штутгартская библиотека), написанная в 1190 г., содержит рисунок подводной лодки. В ней упоминается подводная лодка, изготовленная из меди и способная выдерживать натиск бури. В работе, написанной рыцарем Людвигом фон Гартенштайном около 1510 г., можно увидеть изображение костюма-скафандра: два отверстия, устроенных на уровне глаз, закрыты стеклянными очками, наверху длинная трубка заканчивается краном, позволяющим поступать внешнему воздуху. Справа и слева от рисунка фигурируют аксессуары, облегчающие спуск и подъем, включая свинцовые подошвы и шест с поперечинами.

Еще один пример незаслуженного забвения: неизвестный писатель, родившийся в 1729 г. в Монтебурге, опубликовал работу под названием "Гифантия" (анаграмма первой части имени автора Гифен де ла Рош). Там описана не только черно-белая фотография, но и цветная: "Отпечатывание изображении, - пишет автор, - это дело первого мгновения, когда полотно их воспринимает, его тотчас снимают и помещают в темное место. Через час обмазка высохнет и вы получите картину, тем более ценную, что никакое искусство не может подражать ей в правдивости". Автор добавляет: "Речь идет прежде всего о том, чтобы исследовать природу клейкого состава, который перехватывает и сохраняет лучи, во-вторых, о трудности его приготовления и использования, и в третьих - о взаимодействии света и этого высыхающего состава". Известно, однако, что открытие Дагерра было опубликовано в Академии наук Араго столетием позже, 7 января 1839 г. Кроме того, отметим, что свойство некоторых металлов способность фиксировать изображение - было описано в трактате Фабрициуса "О загадках металлов" в 1566 г.

Еще пример - "Сактья грантхам". Этот текст цитировал Моро да Жуэ 16 октября 1826 г. в Академии наук, в своем "Меморандуме об оспе": "Возьмите жидкость из нарыва на кончик ланцета, введите ее в руку, смешивая эту жидкость с кровью, и начнется лихорадка; эта болезнь будет тогда проходить в очень мягкой форме и не сможет внушить никакого страха". Затем следует точное описание всех симптомов.

Если говорить об анестезии, то можно познакомиться с работой Дени Палина, написанной в 1681 г. и озаглавленной "Трактат об операциях без боли", или воспроизвести опыты древних китайцев с экстрактами из индийского мака, или использовать вино из мандрагоры, очень хорошо известное в средние века, но совершенно забытое уже в XVII веке, действие которого изучал в 1823 г. доктор Ориоль из Тулузы. Никто никогда даже не подумал о том, чтобы проверить полученные ими результаты.

А пенициллин? В этом случае мы можем назвать прежде всего эмпирическое знание - повязки с сыром рокфор, использовавшиеся в средние века, но по этому поводу можно констатировать и нечто еще более удивительное. Эрнст Дюшен, студент военномедицинского училища в Лионе, представил 17 декабря 1897 г. диссертацию под названием: "Содействие исследованию жизненного соперничества микроорганизмов - антагонизм между плесенями и микробами". В этой работе можно найти опыты, показывающие действие на бактерий "пенициллум глаукум". Однако и эта диссертация прошла незамеченной. Я специально останавливаюсь на этом примере очевидного забвения в эпоху, очень близкую к нашей эпохе полного триумфа бактериологии.

Хотите еще примеров? Они бесчисленны, и каждому из них пришлось бы посвятить отдельный доклад. Я назову, в частности, кислород, действие которого изучалось в XV веке алхимиком по имени Экк де Сульсбак, как сообщил Шеврель в "Газете ученых" в октябре 1849 г. Кроме того, еще Теофраст говорил, что пламя поддерживается воздухообразным телом, и того же мнения был Св. Климент Александрийский.

Не буду останавливаться ни на одной из исключительных научно-фантастических работ Роджера Бэкона, Сирано де Бержерака и других, ибо их слишком легко отнести на счет чистого воображения. Я предпочитаю оставаться на твердой почве фактов, которые могут быть проконтролированы. По поводу автомобиля - для многих из вас это отнюдь не новость - могу сказать, что еще в XVII веке в Нюрнберге некто по имени Жак Гаути делал "телеги на рессорах".

Даже в области более важных открытий данные, доставшиеся от древности, нам не известны. Христофор Колумб искренне признавал что многим обязан ученым, философам и поэтам древности. Малоизвестен тот факт, что Колумб дважды переписал реплику из второго акта трагедии Сенеки "Медея", где говорилось о мире, открытие которого приберегается для будущих веков. Эту копию можно найти в рукописи о "лас професиас", хранящейся в севильской библиотеке. Колумб вспоминают также об утверждении Аристотеля о шарообразности Земли в его трактате "О небе".

Разве неправ был Жубер, заметив, что "ничто не делает умы такими неосторожными и такими бесплодными, как незнание прежних времен и презрение к старинным книгам"? Как восхитительно писал Ривароль: "Всякое государство это таинственный корабль, чьи якоря находятся в небе". Можно было бы сказать по поводу времени, что у корабля будущего якоря находятся в небе прошлого. Однако это угрожает нам еще более худшими кораблекрушениями.

В этом смысле особенно поучительна история с Калифорнийскими золотыми приисками - история совершенно невероятная, если бы она не была правдивой. В июне 1848 г. некто Маршалл впервые нашел там золотые самородки на берегу ручья, где хотел построить мельницу. Однако здесь, в Калифорнии, уже побывал когда-то в поисках индейцев Фернандо Кортес, ибо ему рассказали, что местные жители владеют огромными сокровищами. Кортес перевернул всю страну, обшарил все хижины, но ему так и не пришло в голову собрать немного песка. На протяжении трех веков испанские банды и миссии Компании Иисуса топтали золотоносный песок в поисках пресловутого Эльдорадо. Тем не менее, еще в 1737 г., более чем за сто лет до открытия Маршалла, читатели "Голландской газеты" могли узнать, что золотые и серебряные россыпи Соноры пригодны для эксплуатации, ибо газета указывала точное их расположение. Более того, в 1767 г. в Париже можно было купить книгу "Естественная и гражданская история Калифорнии", автор которой, Бюриель, описывал золотые россыпи и приводил свидетельства мореплавателей о слитках. Никто не заметил ни этой статьи, ни этой книги, ни этих фактов, которых веком позже оказалось достаточным для того, чтобы вызвать "золотую лихорадку". Кроме того, кто сейчас читает описания древних арабских путешественников? Хотя там можно было бы найти весьма ценные указания в области геологической разведки.

Время воистину не щадит ничего. После долгие поисков и тщательных проверок я пришел к убеждению, что Европа и Франция обладают сокровищами, которые практически не используются: это древние документы, хранящиеся в наших больших библиотеках. Вся техника должна создаваться на основе трех предпосылок: опыта, науки и истории. Отказываться от этой последней или пренебрегать ею - значит проявлять чванство и впадать в наивность. Это значит также идти на риск изобретения чего-то нового, тогда как можно разумно использовать то, что уже давно создано.

С помощью очень простой техники древние добивались таких результатов, какие мы и теперь не всегда можем воспроизвести. Нередко нам бывает трудно даже объяснить их, несмотря на мощный теоретический арсенал, находящийся в нашем распоряжении. Именно в этой кажущейся простоте и заключалось преимущество древней науки.

Позвольте, возразите вы, а как насчет термоядерной энергии? На это я отвечу многозначительной цитатой. В очень редкой, неизвестной даже многим специалистам книге "Атланты", вышедшей более 80 лет назад, автор, .предусмотрительно скрывшийся под псевдонимом Руазель, изложил результаты своих 56-летних исследований - перечень достижений, которые он приписывает атлантам. Перу Руазеля принадлежат строки, невероятные для его эпохи: "Последствием этой непрерывной деятельности явилось появление материи этого нового равновесия, нарушение которого может повлечь за собой мощные космические явления.

Если бы по какой-либо причине наша Солнечная система распалась, то составляющие ее атомы, приобретя независимость, немедленно стали бы активными и засверкали бы в космосе незатмеваемым светом, свидетельствующим издали о колоссальном разрушении и надежде на создание нового мира".

Мне кажется, этот последний пример дает исчерпывающее представление о всей глубине изречения мадемуазель Бертэн: "Новое - хорошо забытое старое".

Посмотрим теперь, какой интерес может представлять для промышленности систематическое зондирование прошлого. Когда я утверждаю, что следует самым серьезным образом относиться к трудам древних, речь идет вовсе не о каких-либо научных изысканиях. Нужно только поискать в старинных научных и технических документах (с точки зрения конкретной задачи, поставленной промышленностью): не содержатся ли в них существенные факты, которыми пренебрегли, или описание забытых, но заслуживающих интереса опытов, относящихся непосредственно к обсуждаемой проблеме.

Мы считаем, что пластмассы изобретены совсем недавно, но они могли бы быть открыты гораздо раньше, если бы кто-нибудь удосужился повторить некоторые опыты химика Берцелиуса.

Хотелось бы указать на довольно важный факт, имеющий отношение к металлургии. В начале моих исследований, касающихся некоторых химических опытов древних, я был удивлен, что не в состоянии воспроизвести в лаборатории металлургические опыты, которые казались мне описанными очень ясно. Напрасно я пытался понять причину своей неудачи, ибо точно соблюдал все указания и пропорции. По размышлении я заметил, что все же совершил одну ошибку. Я использовал химически чистые составные части, в то время как древние пользовались неочищенными, т.е. солями, полученными из естественных продуктов и способными оказывать каталитическое воздействие. И в самом деле, новые опыты подтвердили эту догадку. Специалисты поймут, какие огромные перспективы это открывает. Ведь применение в металлургии некоторых древних рецептов, почти всегда основанных на действии катализаторов, приведет к экономии топлива и энергии. Мои опыты в этой области были подтверждены как работами доктора Менетрис о каталитическом действии олигоэлементов, так и исследованиями немца Митк на о катализе в химии древних. Различными путями были получены аналогичные результаты. Это совпадение, как мне кажется, доказывает, что в технологии пришло время учитывать решающее значение категории качества и его роли в воспроизведении всех наблюдаемых количественных явлений.

Из области фармацевтики отмечу лишь влажность рецептов лечения ожогов, вопроса тем более важного, что автомобильные и авиационные катастрофы ставят его практически каждый день. Однако никакая эпоха не открывала лучших средств от ожогов, чем средние века, когда пожары были делом обычным. Теперь эти рецепты напрочь забыты. Нужно, кстати, сказать, что некоторые продукты старинной фармакопеи не только снимали боли, но и ускоряли восстановление поврежденных тканей.

Было бы излишним напоминать об очень высоком качестве лаков и красок, изготавливаемых старинными способами. Восхитительные краски, использовавшиеся средневековыми художниками, не исчезли, как принято думать: я знаю во Франции одну рукопись, где приводится их состав. Но никто никогда не подумают о том, чтобы заимствовать и проверить эти способы. А ведь если бы современные художники прожили еще сто лет, они даже не узнали бы своих полотен - настолько недолговечны используемые ими краски. Уже у Ван Гога желтые тона потеряли, похоже, исключительную яркость, которая была так для них характерна.

Если говорить о геологии, то я только укажу на тесную связь между медицинскими исследованиями и геологической разведкой. Широко практиковавшееся древними терапевтическое применение растений - то, что называют фитотерапией, - связано с возникновением новой науки - биогеохимии, которая занимается обнаружением позитивных аномалий, касающихся следов металлов в растениях, указывающих на близость рудных залежей. Так, можно определить сродство определенных растений с некоторыми металлами, и эти данные могут быть использованы как в плане геологоразведки, так и в области терапевтического воздействия. Это еще один характерный пример, который кажется мне наиболее важным в современной истории науки: сочетание различных научных дисциплин.

Назовем еще некоторые направления исследований и их промышленное применение: удобрения - обширная область, в которой древние химики получили результаты, теперь вообще не известные. Я имею в виду, в частности, то, что они называли "эссенцией плодородия", - веществе, составлявшемся из некоторых солей, смешанных с перегноем или продуктами его перегонки.

Производство стекла в древности - обширный вопрос, еще плохо изученный: уже римляне делали стеклянные полы, и изучение древних способов приготовления стекла могло бы оказать драгоценную помощь в разрешении ультрасовременных проблем - таких, как добавление редкоземельных элементов и палладия, что позволило бы получить флуоресцентные трубки.

Что касается текстильной промышленности, то, несмотря на триумф синтетических тканей, или, скорее, именно благодаря ему, она должна была бы ориентироваться в направлении производства предметов роскоши: тканей очень высокого качества, которые могли бы, скажем, окрашиваться в соответствии с древними рецептами или же попытаться производить особую ткань, известную под названием "пилема". Это льняные или шерстяные ткани, обработанные известными кислотами, которые противостояли железному клинку и действию огня. Этот способ был известен еще галлам и использовался при изготовлении кирас.

Учитывая, что облицовка мебели пластмассой стоит еще очень дорого, мебельная промышленность могла бы найти выгодное решение, использовав древние способы внушительного увеличения сопротивления дерева различным химическим и физическим воздействиям способом морения. Строительные предприятия могли бы быть заинтересованы в возрождении специальных цементов, пропорции которых указаны в трактатах XV и XVI веков и которые обладают характеристиками, значительно превосходящими характеристики современного цемента.

Наконец, не имея возможности настаивать на этой проблеме, я указал бы направления физических исследований, которые могли бы иметь важные последствия. Я говорю о работах, касающихся энергии земного магнетизма. В этом смысле есть очень древние наблюдения, которые никогда так и не были проверены, несмотря на их несомненный интерес".

Глава 4 * ТАЙНАЯ ВЛАСТЬ

* * *

На страницах истории засекречивание технических достижений было одной из задач тайных обществ. Египетские жрецы ревностно хранили законы планиметрии. Недавние исследования установили существование в Багдаде общества, хранившего секрет электрической батареи и монополию на гальванопластику две тысячи лет назад. В средние века во Франции и Германии, а также в Испании образовались гильдии техников. Посмотрите на историю алхимии, посмотрите на секрет окраски стекла в красный цвет введением золота в момент плавки. Посмотрите на секрет греческого огня, где льняное масло взаимодействует с желатином, становясь предком напалма. Далеко не все секреты средних веков были раскрыты: секрет гибкого минерального стекла, простого способа получать холодный свет и т.д.

Точно так же мы присутствуем при появлении групп технических специалистов, хранящих секреты производства, идет ли речь о такой ремесленной технике, как изготовление гармони или стеклянных шариков, или о промышленной технике - такой, как производство синтетического бензина. На крупных американских атомных предприятиях физики носят значки, указывающие их ранг и степень ответственности. Обращаться можно лишь к тому, кто носит такой же значок. И клубы, и дружба, и любовь образуются внутри этих категорий. Так создаются замкнутые круги, очень напоминающие средневековые гильдии, в области реактивной авиации, циклотронов или электроники. В 1956 г. пятеро китайских студентов, окончивших Массачусетский технологический институт, попросили разрешения вернуться домой. Они работали не над военными проблемами, но тем не менее стало ясно, что они знают слишком много. Им запретили вернуться. Китайское правительство, желавшее заполучить этих просвещенных молодых людей, предложило, в обмен американских летчиков, находящихся в заключении по обвинению в шпионаже.

Наблюдение за техникой и научными секретами не может быть доверено полицейским. Или, вернее, специалисты службы безопасности вынуждены сегодня изучать науку и технику, охрана которых им поручена. Этих специалистов учат работать в термоядерных лабораториях, а физиков-атомщиков - самим обеспечивать свою безопасность. Так что мы видим, как создается каста более могущественная, чем правительства и политические полиции.

Наконец, картина будет более полной, если вспомнить о группах техников, готовых работать на те страны, которые больше платят. Это - новые наемники. Это "продажные шпаги" нашей цивилизации, или кондотьеры в белых халатах. Для них Южная Африка, Аргентина, Индия - вот заманчивое поле деятельности.

* * *

Перейдем к фактам, быть может, менее заметным, но более важным. Мы увидим в них возвращение к эпохе Адептов. "Ничто в мире не может противостоять объединенным усилиям достаточно большого числа организованных умов", говорил доверительно Тейяр де Шарден Ж. Маглуару.

Более пятидесяти лет назад Джон Бьюкенен, игравший в Англии большую политическую роль, написал роман, явившийся одновременно посланием тем, кто способен различить в нем скрытый смысл. В этом романе, не случайно озаглавленном "Энергетический центр", герой встречается с выдающимся и скрытным господином, который в тоне легком беседы во время гольфа ведет речь, в достаточной мере сбивающую с толку: "... Если своды цивилизации обрушатся, то, конечно, рухнет все здание. Но опоры прочны.

- Не так уж... Ведь их прочность со дня на день уменьшается. По мере того как жизнь усложняется, ее механизм становится все более запутанным и все более уязвимым. Ваши так называемые санкции множатся в таком изобилии, что каждая из них - ненадежна. В эпоху обскурантизма была одна-единственная большая сила - страх перед Богом и Его церковью. Сегодня у нас множество маленьких божков, одинаково слабых и хрупких: вся их сила в нашем молчаливом согласии не подвергать сомнению их могущества.

- Вы забываете одно, - ответил я: - тот факт, что люди на самом деле согласились поддерживать машину на ходу. Это то, что я сейчас назвал "цивилизованной доброй волей".

- Вы коснулись единственно важного пункта. Цивилизация - это заговор. Зачем была бы нужна ваша полиция, если бы каждый преступник находил убежище по другую сторону пролива, и чего стоили бы ваши курсы юриспруденции, если бы нашлись суды, не признающие этих положений? Современная жизнь - это несформулированный договор имущих, чтобы поддержать их претензии. И их договор действителен до того дня, пока не будет заключен новый, чтобы содрать с них шкуру.

- Мы не оспариваем неоспоримого, - сказал я. - Но я представлял себе, что общие интересы заставляют лучшие умы участвовать в том, что вы называете заговором.

- Я ничего об этом не знаю, - сказал он, пометив. - Но действительно ли лучшие умы осуществляют эту сторону договора? Посмотрите, как ведет себя правительство. Если учитывать все, то окажется, что нами руководят любители и люди второго сорта. Методы нашей администрации привели бы к краху любое частное предприятие. Методы парламента - вы уж меня извините - заставили бы устыдиться любое собрание акционеров. Наши руководители хотят приобрести знание посредством опыта, но они далеки от того, чтобы платить за знания ту цену, которую заплатил бы деловой человек; и когда они это знание приобретают, то у них не хватает смелости его применить. Где вы видите ту притягательную силу, которая заставила бы гениального человека продать свой мозг нашим правительствующим жрецам? И тем не менее, знание - это единственная сила, как теперь, так и всегда. Маленькое механическое приспособление отправляет на дно целые флоты. Новая техническая комбинация перевернет все правила войны. То же самое и с нашей торговлей. Достаточно будет нескольких небольших изменений, чтобы довести Великобританию до уровня Эквадора, или чтобы дать Китаю ключ к мировому богатству. Но мы не хотим думать, что эти потрясения возможны. Мы принимаем наши карточные домики за нерушимые укрепления.

Я никогда не обладал даром красноречия, но я восхищаюсь им у других. Речь такого рода излучает болезненное очарование, некий род опьянения, которого почти стыдишься. Я был более чем заинтригован.

- Но, видите ли, - сказал я, - первая забота изобретателя - опубликовать свое изобретение. Оно становится неотъемлемой частью мирового знания, которое постоянно изменяется. Так произошло с электричеством. Вы называете нашу цивилизацию машиной - но она гораздо гибче, чем машина. Она обладает такой же способностью приспособления, как живой организм.

- Я бы не спорил, если бы новые знания действительно становились всеобщим достоянием. Но разве это так? Время от времени я читаю в газетах, что знаменитый ученый сделал великое открытие. Он подает отчет об этом Академии наук, о его открытии печатаются фундаментальные статьи, газеты пестрят его фотографиями. Этот человек им ничем не угрожает. Он - только колесико в машине, он - участник договора. Считаться нужно с людьми, которые остаются в стороне; это мастера открытий, которые используют свою науку только в тот момент, когда они смогут сделать это с максимальным эффектом. Поверьте мне, самые великие умы - вне того, что называют цивилизацией.

Казалось, он на мгновение заколебался, а потом сказал: - Люди скажут вам, что подводные лодки уже заставили отказаться от броненосцев и что завоевание воздуха свело на нет владычество на морях. Так, по крайней мере, заявляют пессимисты. Но неужели вы думаете, что наука сказала последнее слово, создав массивные подлодки или хрупкие аэропланы? - Нет сомнений, что они будут усовершенствованы, - возразил я. - Но средства защиты от них будут прогрессировать параллельно. Он покачал головой.

- Это маловероятно. Уже теперь знание, которое позволяет создавать страшные орудия разрушения, намного превосходит оборонительные возможности. Вы просто видите людей второго сорта, которые спешат завоевать богатство и славу. Подлинное знание, опасное знание еще держат в секрете. Но поверьте мне, мой дорогой, оно существует.

Он помолчал мгновение, и я увидел, как на фоне темноты расплывается неясным контуром дым его сигары. Потом он привел мне несколько примеров, не торопясь, словно опасаясь сказать лишнее.

Эти примеры меня встревожили. Они были различны: большая катастрофа, неожиданный разрыв между двумя народами, болезнь, уничтожающая большую часть урожая, война, эпидемия. Я не буду их пересказывать. Я в это не верил тогда, и еще меньше верю в это сегодня. Но в совокупности, изложенные этим спокойным голосом, в этой темной комнате, этой темной июньской ночью, они просто поражали. Если он говорил правду, эти бедствия не были делом природы или случая, но были вызваны искусственно. Неведомые умы, о которых он говорил, действовали подпольно и время от времени выказывали свою силу какой-нибудь катастрофой. Я отказывался этому верить, но пока он развивал свои примеры, с удивительной ясностью показывая ход игры, у меня не нашлось ни слова возражения. В конце концов я не выдержал.

- То, что вы описываете, - это сверханархия. И все же она ни к чему не ведет. Чем руководствуются эти умы? Он засмеялся.

- Откуда мне знать? Я только скромный исследователь, и мои поиски дали мне в руки любопытные документы. Но от меня ускользают мотивы. Я только вижу, что существуют гигантские антисоциальные умы. Допустим, что они презирают Машину. Если только это не идеалисты, которые хотят создать новый мир, или просто любопытные, преследующие истину ради истины. Если бы я был поставлен перед необходимостью сформулировать свою гипотезу, то сказал бы, что речь идет, скорее всего, как раз об этих двух последних категориях людей, потому что вторые находят знания, а первые обладают достаточной волей, чтобы их использовать.

Во мне пробудилось одно воспоминание. Как-то я был в горах Тироля, на лугу, залитым солнцем и усыпанном цветами. Там, на берегу потока, струившегося по камням, я завтракал после того, как все утро карабкался по белым утесам. На пути я встретил немца, маленького человечка, похожего на школьного учителя, с благодарностью разделившего со мной мои бутерброды. Он довольно бегло, хотя и неважно, говорил поанглийски и оказался ницшеанцем, пылко восстающим против установленного порядка. "Беда в том, - воскликнул он, - что реформаторы не обладают знаниями, а те, кто ими обладает, слишком равнодушны, чтобы попытаться провести реформы. Настанет день, когда знания и воля объединятся, и тогда мир устремится вперед".

- Вы рисуете ужасную картину, - сказал я. - Но если эти антисоциальные умы так всемогущи, почему же они столь бездеятельны? Какой-нибудь вульгарный полицейский агент, за спиной которого Машина, может лишь посмеиваться над большей частью покушений анархистов.

- Верно, - ответил он, - и цивилизация будет торжествовать до тех пор, пока ее противники не узнают от нее самой подлинное значение Машины. Договор должен иметь силу до тех пор, пока существует анти-договор. Посмотрите, как работает этот идиотизм, который теперь называют нигилизмом или анархией. Из глубины парижской трущобы несколько каких-то неграмотных бросают вызов миру - и через восемь дней они уже в тюрьме. В Женеве дюжина восторженных русских интеллигентов замышляет заговор, чтобы свергнуть Романовых, - и вот уже их преследует вся полиция Европы. Все правительства и их скудоумные полицейские берутся за дело, и - опля! - с конспираторами покончено. Потому что цивилизация умеет использовать энергию, которой она располагает, в то время как бесконечные неофициальные возможности обращаются в дым. Цивилизация торжествует, потому что она - всемирная лига; ее враги терпят поражение, потому что они всего-навсего кружок. Но предположим...

Он снова замолчал и встал с кресла. Подойдя к выключателю, он залил комнату светом. Ослепленный, я поднял глаза на хозяина дома и увидел, что он любезно улыбается мне со всей обходительностью старого джентльмена.

- Хотелось бы услышать конец ваших пророчеств, - заявил я. - Вы сказали: "предположим..." - Я говорил: предположим, что анархия научилась у цивилизации и стала международной. О, я не говорю об этих бандах неучей, которые с большим шумом именуют себя Международным союзом трудящихся, и о прочих аналогичных глупостях. Я имею в виду, что международной станет подлинная мыслящая элита мира. Предположим, что звенья, ограждающие цивилизацию, испытывают влияние других звеньев, составляющих гораздо более мощную цепь. Земля извергает беспорядочную энергию, она рождает множество неорганизованных умов. Думали ли вы когда-нибудь о Китае? Там миллионы мыслящих мозгов, подавленных иллюзорной деятельностью. У них нет ни директив, ни руководящей энергии результат их усилий равен нулю, и весь мир смеется над Китаем. Время от времени Европа бросает ему заем в несколько миллионов, и он в благодарность за это лицемерно повторяет христианские молитвы. Но, говорю я, Предположим...

- Это жестокая перспектива, - воскликнул я, - и, слава Богу, я не думаю, что она может осуществиться. Разрушать ради разрушения - это слишком убогий идеал, чтобы он мог соблазнить нового Наполеона, а без него вы не сможете ничего сделать.

- Это не было бы полным разрушением, - тихо возразил он. - Назовем иконоборчеством это уничтожение формул, на которые всегда равнялась толпа идеалистов. И нет нужды в Наполеоне, чтобы это осуществить. Для этого не нужно ничего, кроме приказа - а он может быть отдан людьми куда менее одаренными, чем Наполеон. Одним словом, достаточно Энергетического центра, чтобы началась эра чудес".

* * *

Если вспомнить, что Бьюкенен писал эти строки в 1910 г., если вспомнить о потрясениях, пережитых после этого миром, и о движениях, охвативших ныне Китай, Африку, Индию, то можно спросить себя: не имеет ли место в самом деле активизация одного или несколько "энергетических центров"? Такое предположение может показаться романтическим лишь поверхностным наблюдателям, т.е. историкам, находящимся во власти заблуждения, именуемого "объяснением посредством фактов", заблуждения, которое в конечном счете является лишь способом эти факты отбирать.

В другой части этой работы мы опишем энергетический центр, который потерпел крушение, но только после того, как погрузил мир в огонь и кровь это фашистский центр. Невозможно сомневаться в существовании коммунистического энергетического центра, невозможно сомневаться в его необычайной действенности. "Ничто в мире не может противостоять объединенным усилиям достаточно большого числа организованных умов".

То, что у нас есть тайное общество, - это школьная мысль. Вам кажутся банальными в сущности поразительные факты. Чтобы понять окружающий мир, нам потребуется раскопать, освежить, наполнить новой энергией идею тайного общества для более глубокого изучения прошлого, открыв точку зрения, откуда было бы видно движение истории, с которой мы связаны.

После смерти Сталина западные политические эксперты никак не могли прийти к единому мнению относительно личности того, кто же теперь в действительности будет править Советским Союзом. В тот момент, когда эти эксперты окончательно уверили нас, что это - Берия, стало известно, что его только что казнили. Никто не сможет назвать по имени подлинных хозяев страны, под неусыпным оком которой миллиард населения и половина обитаемых территорий земного шара...

алхимия загадки тайны наука мистика гении ньютон эйлер кюри бор логика парадоксы гурджиев эйнштейн