Современники и потомки о Сталине

Апофеоз красной тирании

Мировая «прогрессивная общественность», едва дождавшись января, со страстью ринулась ликовать по поводу юбилея коммунистической диктатуры на Кубе, которая в нынешнем году празднует свое пятидесятилетие. Отдавая дань моде, я тоже решил отметить эту знаменательную годовщину тремя материалами. Один из них описывает скрытые пружины самого судьбоносного события в истории кастровского режима и раскрывает тайну его необыкновенной живучести, второй посвящен, вероятно, наиболее знаковой фигуре кубинского деспотизма, еще прижизненно превратившейся в его мифологический символ, а третий рассказывает о судьбе пламенного почитателя кубинского диктатора, дорого заплатившего за свою верность.

Спаситель мира
Он боец, молодец. Он герой, удалой.
Он без няни гуляет по улицам!
К. Чуковский «Крокодил»

47 лет назад разразился так называемый « кубинский ракетный кризис». В течение двух недель, с 18 по 29 октября 1962 года, весь мир жил в страшном напряжении, с трепетом ожидая, что вот-вот низвергнется в пучину ядерной войны. Но, к счастью, обошлось.

Каждая годовщина этого памятного события широко отмечается в печати. Большая пресса не упускает случая в очередной раз преклонить колена перед алтарем своего кумира Джона Фицджеральда Кеннеди и вновь подивиться тому, как повезло Америке и всей планете, что в страшный момент, когда судьба мира висела на волоске, кормило американского государственного корабля оказалось в твердых руках этого исполина, который, искусно лавируя, избежал вселенской катастрофы и заслужил вечное почитание со стороны благодарного человечества.

О кубинском ракетном кризисе написаны миллионы слов, но почему-то никому не пришло в голову задать один простой вопрос: а почему кризис вообще случился? Почему он не грянул, например, при предыдущем президенте – Дуайте Эйзенхауэре? Что побудило советское руководство, в целом достаточно рациональное, пойти на риск мировой ядерной войны? Как могла Москва решиться дразнить американских гусей, да еще прямо у них под боком?

Семена кризиса были посеяны вскоре после торжественного прибытия в Белый Дом молодого, красивого Джона Кеннеди, обещавшего в своей инаугурационной речи «заплатить любую цену, вынести любое бремя, пойти на любые лишения, поддерживать любых друзей, противостоять любым врагам во имя торжества дела свободы». Однако первая же внешнеполитическая акция новой администрации вскрыла пустоту этой звонкой фразы.

Вскоре после того, как Кеннеди приступил к исполнению своих обязанностей, началась операция по свержению режима Фиделя Кастро, подготовленная при предыдущей администрации. На Кубе высадился отряд антикоммунистических повстанцев, обученных и оснащенных ЦРУ. Кастровское воинство в панике побежало, бросая оружие. Все, что требовалось от нового президента, это дать добро на оказание повстанцам поддержки с воздуха, как было предусмотрено планом операции. Но Джон Кеннеди испугался перспективы конфронтации с Советским Союзом и приказал Пентагону отмежеваться от вторжения.

К великому изумлению Москвы, где никто не сомневался, что часы режима Кастро сочтены, повстанцы были брошены на произвол судьбы. Коммунистические войска опомнились, перегруппировались и перешли в контрнаступление. Участники вторжения были частью перебиты, частью взяты в плен. Бывший президент Эйзенхауэр был поражен и возмущен (как он писал впоследствии) «чудовищной безалаберностью, робостью и нерешительностью», проявленными его преемником.

Кеннеди не питал иллюзий насчет того, какое впечатление произвело его поведение на советское руководство, и решил любой ценой реабилитировать себя в его глазах. Необходимо было убедить Москву, что провал операции в Заливе свиней – не более чем минутная слабость, а на самом деле президент США – кремень, с которым шутки плохи. Вашингтон предложил провести в июне встречу руководителей обеих сверхдержав в столице Австрии.

По дороге в Вену Кеннеди заехал в Париж, где в беседе с президентом Франции Шарлем де Голлем обещал дать достойную отповедь Хрущеву и в особенности стоять насмерть, но не допустить изменения статус-кво по Берлину. Молодой американский президент и его красавица-жена произвели фурор. Где бы они ни появлялись, повсюду собирались многотысячные толпы восторженных почитателей.

Даже старый ворчун де Голль, на дух не переносивший «англосаксов», как он презрительно именовал американцев и англичан, был совершенно очарован Жаклин Кеннеди, которая в дополнение к ласкавшей ухо старика девичьей фамилии Бувье, бегло говорила по-французски и очень прилично знала историю Франции.

Столь же горячим был и прием, оказанный супругам Кеннеди жителями австрийской столицы. Но на беду юного президента США Никита Хрущев не разделял восторгов венской публики. Старому хитрому крестьянину было нелегко пустить пыль в глаза. Он с самого начала занял на переговорах крайне жесткую, агрессивную и неуступчивую позицию, не особенно скрывая своего пренебрежительного отношения к собеседнику.

Команда Кеннеди заключила, что советский премьер намеренно старается выбить из колеи американского президента с тем, чтобы вырвать у него уступки. Кеннеди впоследствии с горечью поведал приятелю-журналисту, что общаться с Хрущевым для него было « все равно, что разговаривать с отцом – вся игра шла в одни ворота» (патриарх клана Кеннеди Джозеф по прозвищу «отец-основатель» отличался крутым нравом и очень не любил, чтобы ему перечили).

В довершение всех бед Кеннеди по легкомыслию решил поразить Хрущева своей эрудицией и идеологической подкованностью. Он завел разговор о марксизме и колониализме, но быстро забрел в непролазные теоретические дебри и окончательно запутался к вящему удовольствию собеседника. Присутствовавший при разговоре советник президента, советолог из госдепартамента Чарльз Боулен, невзирая на свое в целом положительное отношение к Кеннеди, сокрушенно признал, что тот « явно попал впросак». От этого уважения к нему со стороны Хрущева отнюдь не прибавилось.

Следует учесть и то, что Кеннеди был в отвратительной физической форме. Вопреки внешнему впечатлению – молодой, спортивный, энергичный – американский президент был очень больным человеком. Красивый загар, ровным слоем покрывавший его лицо, отнюдь не свидетельствовал о несокрушимом здоровье. Как раз наоборот – он был симптомом аддисоновой болезни (она же бронзовая болезнь – хроническая недостаточность коры надпочечников).

Помимо этого, Кеннеди постоянно страдал от сильных болей в позвоночнике, который он по предписанию врачей пытался разгрузить, проводя много времени в воде (снимки президента в бассейне Белого Дома приводили в экстаз его поклонников – вот, мол, какой он молодец и морской волк). Вследствие всех этих недугов главу государства приходилось постоянно держать на наркотиках, что никак не прибавляло ему энергии и ясности мышления.

Советский премьер был в восторге от результатов переговоров, по-видимому, убедившись в том, что он не ошибся в своей исходной оценке нового президента США: молокосос, склонный к трескучей фразе, но не обладающий достаточной силой характера, чтобы постоять на своем.

Прославленный дипломат Джордж Кеннан, ознакомившись со стенограммой беседы участников саммита, выразил «крайнее разочарование» тем, что Хрущев полностью доминировал на встрече, а Кеннеди «словно язык проглотил». Кеннан приписал дипломатический провал президента США его молодости, неопытности и отсутствию у него продуманной политики в вопросе о противостоянии коммунистической угрозе.

Хрущев отбыл в Москву в состоянии эйфории, заявив перед отъездом из Вены, что он более чем удовлетворен результатами саммита. Кеннеди же возвращался домой в крайне подавленном настроении. Он знал, что не выдержал испытания, и опасался, что дал Хрущеву основания полагать, будто американскую администрацию будет нетрудно запугать и навязать ей свою волю. А коль так – быть беде.

И беда не заставила себя ждать. Спустя два месяца в Берлине началось строительство стены, отгородившей коммунистический сектор города от западных. Хрущев преследовал узкую цель – перекрыть канал, по которому восточные немцы бежали на Запад – и добился своего. Советский лидер рассчитывал, что американцы не посмеют сорвать его блеф, и оказался прав. Кеннеди не решился на активное противодействие, ограничившись по своему обыкновению несколькими трубными заявлениями.

Исход кризиса окончательно убедил советское руководство в том, что с Америкой можно безнаказанно играть в рискованные игры. Кризис вокруг Кубы, разразившийся год спустя, было логическим продолжением курса, первым результатом которого стало возведение Берлинской стены.

Фактическая сторона ракетного кризиса достаточно хорошо известна.

Напомню лишь в двух словах, что Советский Союз тайно завёз и разместил на Кубе ядерные ракеты класса «земля-земля», американский посол в ООН Эдлай Стивенсон в исполненной драматизма речи разоблачил лживость московской пропаганды, Кеннеди потребовал убрать советские ракеты и объявил морскую блокаду Кубы, и Советский Союз в конце концов уступил. Ядерная конфронтация двух сверхдержав была предотвращена. Мир, в течение нескольких дней, казалось, стоявший на грани неминуемой гибели, был спасен. Ликуй, Исайя!

Популярность Джона Кеннеди взлетела до небес. Кто, как не он, твердо и решительно руководил страной в разгар кризиса? Кто, как не он, явил всему миру образец непоколебимого мужества и спокойствия? Кто, как не он, произносил столь красноречивые и прочувствованные речи по телевидению? За всеобщим ликованием как-то прошло незамеченным, что текст американо-советского соглашения, положившего конец кризису, нигде не опубликован.

«Мы не можем предать гласности наше соглашение, – сказал брат президента и министр юстиции в его правительстве Роберт Кеннеди советскому послу в Вашингтоне Анатолию Добрынину. – Для нас это было бы политической катастрофой». Узнав, в чем суть достигнутого соглашения, командующий ВВС США генерал Кэртис Лемэй грохнул кулаком по столу и проревел: «Это самое позорное поражение Америки в истории»! Адмирал Андерсон, командовавший морской блокадой Кубы, с горечью отметил: «Нас обставили по всем статьям»! А бывший вице-президент Ричард Никсон подвел итог кризиса лапидарной фразой: «Сначала мы провалили вторжение [на Кубу – В.В.], а сейчас впустили Советы к себе на задний двор».

А как же великая победа? Как же спасение человечества? Состязание двух сверхдержав можно уподобить спортивному матчу. Конечно, всегда интересно и приятно по окончании встречи посмотреть голевые моменты, но при всей своей остроте они не дают представления об исходе встречи. Для этого надо узнать, с каким счетом она закончилась. Давайте же пронзим пытливым взором густые клубы фимиама, окутавшие героя дня, и взглянем на стадионное табло. А на табло значится счет – 3:0 в пользу Москвы.

В своих мемуарах Хрущев пояснил: «Не могло быть и речи о том, чтобы воевать из-за Кубы – страны, находящейся за тридевять земель. Военное столкновение для нас была абсолютно немыслимым. В конце концов мы без всякой войны получили все, к чему стремились с самого начала»[1]. (Между прочим, Кеннеди тоже знал, что одолевавшие американское общество страхи военного конфликта совершенно беспочвенны: Агент ЦРУ Олег Пеньковский передал на Запад информацию о том, что Советский Союз к войне не готовится, и поплатился за это жизнью).

По тайному соглашению США согласились убрать из Турции свои ракеты, державшие под прицелом Советский Союз. На радостях и чтобы еще больше умаслить грозного Никиту, Кеннеди неожиданно предложил убрать ракеты также и из Италии. Но самое главное – Соединенные Штаты обязались навечно оставить попытки свергнуть коммунистический режим на Кубе. Мало того, не только самим сидеть смирно, но и другим не позволять нарушать покой Фиделя Кастро. При этом Вашингтон согласился закрыть глаза на присутствие на Кубе сорокатысячного советского воинского контингента.

Попросту говоря, Москва разыграла элементарную двухходовку: ввозим на Кубу ракеты, провоцируем кризис, пугаем американцев, те идут на громадные уступки ради восстановления статус-кво, мы – так и быть! – соглашаемся вывезти ракеты и без каких-либо затрат получаем жирную компенсацию. Никакие «моральные победы» в счет не идут. Побеждает та сторона, которая набрала больше очков. Но если уж говорить о «моральной победе», то скорее одержал ее Хрущев, который по окончании кризиса приобрел огромную популярность на Западе как истинный миротворец: ведь мог начать войну, а не начал, спасибо ему, милостивцу...

Хрущев с торжеством пишет: «До сего дня США неукоснительно соблюдают свое обещание не посягать на власть Кастро и никому другому не позволять этого делать. После смерти Кеннеди его преемник Линдон Джонсон заверил нас в том, что он намерен выполнить данное его предшественником обещание не вторгаться на Кубу».

По окончании кризиса американская служба береговой охраны и британские военно-морские силы повели решительную борьбу с врагами кастровского режима во Флориде и на Багамских островах, арестовывая и разоружая тех самых кубинских эмигрантов, которых до начала кризиса пестовало ЦРУ. Надо полагать, в Москве по достоинству оценили юмор ситуации, в которой Вашингтон вызвался служить кремлевским жандармом в Латинской Америке и бдительно стоять на страже коммунистической тирании у себя под самым боком.

Своей громкой славе в странах Третьего мира, среди студенчества и особенно профессуры американских и западноевропейских университетов Фидель Кастро в немалой степени обязан тому, «как дерзновенно, с каким бесстрашием он бросает вызов сверхдержаве». Реальность куда прозаичнее: словно мальчишка, дразнящий недругов из-за спины отца, кубинский тиран может позволить себе безнаказанно показывать фигу Америке. Моська ничем не рискует – сам Кеннеди торжественно обещал и преемникам своим наказал ее не трогать.

Главный урок кубинского ракетного кризиса: в мировой политике нет ничего опаснее, чем проявление слабости. Подобно природе, политика не терпит пустоты: стоит отступить на шаг назад, противник непременно сделает шаг вперед и заполнит образовавшийся вакуум. Любого нового президента ждет строгая проверка – враги и соперники не преминут подвергнуть его испытанию на крепость. Джон Кеннеди с самого начала проявил роковую нерешительность, создав у Москвы впечатление о себе как о слабом президенте и тем самым определив весь дальнейший ход своего недолгого, но бурного президентства.

Чтобы окончательно подвести черту под кубинским кризисом, добавим еще один, последний штрих к картине. Сведения о советских ракетных базах на Кубе были добыты группой кубинских борцов за свободу. Именно по их данным была составлена знаменитая карта Кубы со схемой расположения ядерных ракет, собственноручно начертанной Джоном Кеннеди, которая ныне красуется в экспозиции его президентской библиотеки-музея. Именно по их данным был спланирован маршрут полета высотного самолета-разведчика «У-2» , сделавшего снимки ядерных ракет, с помощью которых американский посол в ООН уличил Советский Союз во лжи.

По окончании кризиса доблестные лазутчики, скрываясь в зарослях мандрагоры на побережье Кубы, долго ждали прибытия американских моторных лодок, которые должны были вывезти их во Флориду. Но так и не дождались. Мавры сделали свое дело и должны были уйти. Мало ли что, еще болтать не то, что надо, начнут… «Мы не можем позволить кому-либо из этих кубинских беженцев сорвать достигнутую договоренность», – сказал в разговоре со своим братом Робертом президент Кеннеди. Последовал соответствующий приказ ЦРУ, и герои были брошены на произвол судьбы. Все до одного погибли.

Герой нашего времени

«Ослы ему славу по нотам поют»

К. Чуковский «Тараканище»

Наверное, нет в мире более известного человека. Кому незнаком его портрет – геройский взгляд, устремленный вдаль и ввысь, сдвинутый чуть набекрень черный берет с красной звездой, оливково-зеленая гимнастерка воина, мужественная растительность на лице, обрамленном непокорными смоляными кудрями… Этот лик смотрит отовсюду – с маек и детских ползунков, с беретов и бандан, с брелоков для ключей и зажигалок, с настольных часов и брошек, с кофейных кружек, сигаретных пачек и брикетов мороженого, с бикини и даже с татуированных торсов спортсменов.

Имя его – Эрнесто Гевара по прозвищу «Че», что значит всего лишь «аргентинец». Блистательная работа фотографа Альберто Корды сделала Че Гевару глобальным брэндом, который может поспорить по популярности с продукцией самых знаменитых компаний и принести немалые барыши наследникам оригинала. Этот снимок вместе с начертанным под ним лозунгом «Борись с угнетением» превратил Эрнесто Гевару в признанный символ революционной романтики.

Почти столь же знаменит и другой – посмертный снимок прославленного кубинского революционера: лежащий на смертном одре Че вот-вот откроет невидящие глаза и взглянет в объектив, словно снятый с креста Иисус Христос с картины средневекового художника. Особо пламенным почитателям даже чудятся на руках покойного стигматы – раны Христовы. Здесь символика иная: современный святой, благородный человек, отдавший жизнь во имя счастья народов чужих ему стран.

На Кубе его и впрямь чтут как великомученика. Дети в школах каждое утро, как заклинание, скандируют клятву: Seremos como el Che! («Будем как Че!»). Вещи, которых когда-либо касалась его рука, почитаются как религиозные реликвии. Десять лет назад Фидель Кастро в попытке вновь раздуть искру затухающего революционного энтузиазма среди кубинского населения приказал эксгумировать останки Че Гевары в Боливии, где его настигла смерть, и репатриировать их на его «социалистическую родину» – Кубу.

Кости революционного великомученика помещены в мавзолей Че Гевары в городе Санта-Клара и почитаются как святые мощи, хотя существуют веские основания в данном случае подозревать подлог: французский журналист Бертран де ла Гранж провел расследование и пришел к выводу, что останки, скорее всего, были вырыты на первом попавшемся кладбище и к объекту поклонения не имеют никакого отношения. По случаю сороковой годовщины гибели знаменитого революционера, отмечавшейся 9 октября 2007 года, у мавзолея состоялись пышные торжества, кульминационным пунктом которых было зачтение послания Фиделя Кастро, где кубинский вождь со слезой поминал «цветок, безвременно срезанный со стебля».

Среди прогрессивной интеллигенции Запада царит подлинный культ Че Гевары. Парадоксальным образом эти завзятые безбожники особенно напирают на религиозный мотив: «Че вызывает в воображении образ Христа-Спасителя… Его посмертный взор словно устремлен на убийц и прощает их, ибо не ведают, что творят» (Хорхе Кастаньеда, биограф Че Гевары). «Облик Че – порождение визуального языка… Композиционно он укладывается в классический христоподобный образ» (Триша Зифф, куратор Музея Гугенхейма). «Че умер смертью великомученика» (Дэвид Сегал, корреспондент «Вашингтон пост»).

Главный гуру западноевропейских левых Жан-Поль Сартр при встрече со своим героем зашелся в религиозном экстазе: «Я услышал, как за мной затворилась дверь, и вмиг с меня сошла вся усталость, я утратил чувство времени. В этот кабинет ночь не заглядывает. Эти люди, лучшие из них, ощущают сон не как естественную потребность, а как досужую привычку, из плена которой они вырвались». Это уже из области чудес, прямо хоть сейчас представляй в Ватикан на канонизацию.

Однако кумир прогрессивной интеллигенции обладал атрибутами не только святого и чудотворца, но и вечно живого, вроде «дедушки Ленина» или «тепло улыбающегося в усы дядюшки Джо» Сталина. «Мужество, бесстрашие, честность, аскетизм и безграничная убежденность в правоте своего дела – в этом был весь Че» (Джон Ли Андерсон, автор биографии «Че: жизнь революционера» (точнее будет сказать «агиографии», ибо книга больше смахивает на житие святого)). «Порядочность и благородство Че всегда побуждали его извиняться на каждом шагу» (Хорхе Кастаньеда). «Он не только интеллектуал, он наиболее совершенный человек нашего времени» (Жан-Поль Сартр).

Не слишком ли много сахарина в этих восторженных мадригалах «героическому партизану», как Альберто Корда назвал свой снимок (кстати, сделанный 5 марта 1960 года, когда «партизан» уже был министром)? Может быть, стоит взглянуть на реальные факты истории и написать портрет нашего героя, опираясь не на восторженные оды, сочиненные его поклонниками, а на свидетельства очевидцев и на собственные слова Че Гевары?

«Ненависть как элемент борьбы; несгибаемая, неумолимая ненависть к врагу, побеждающая естественные инстинкты человека и превращающая его в безжалостную, хладнокровную, селективную убойную машину. Вот чем должны стать наши воины…».

«Если бы нам удалось оставить у себя ядерные ракеты, мы нанесли бы ими удар по самому сердцу Америки, включая Нью-Йорк».

«Мы пойдем победным путем даже ценой жизней миллионов жертв атомной бомбардировки… Мы не должны позволить угаснуть пламени нашей ненависти, мы должны раздувать его до стадии пароксизма».

«Обезумевший от ярости, я обагрю мое оружие кровью, уничтожая любого врага, который попадется мне в руки! Мои ноздри раздуваются, с наслаждением втягивая едкий запах пороха и крови. Истребляя врагов, я готовлю все свое существо к священной борьбе и сливаюсь в зверином экстазе с победоносным пролетариатом».

Кому принадлежали эти изречения, пульсирующие беспредельной ненавистью и кровожадностью? Представьте себе – «порядочному и благородному» Че Геваре, который «вызывал в воображении образ Христа-Спасителя», но тем не менее иногда предпочитал в честь своего любимого героя подписывать корреспонденцию псевдонимом «Сталин Второй».

***

В январе 1959 года отряд Фиделя Кастро триумфально вступил в Гавану после партизанской войны, которой на самом деле фактически не было. «Нью-Йорк таймс», захлебываясь от восторга, писала о «грандиозных сражениях, усеивавших поле брани тысячами трупов». Посольство США официально представило несколько иные цифры: за два последних года этой «ужасающей гражданской войны» с обеих сторон погибло в общей сложности… 184 человека.

«Грандиозная война»? Да в любом крупном американском городе за год убивают вдвое-втрое больше народа. Но эта статистика отражает далекую от романтики реальность: кастровская партизанская война была в первую очередь пропагандистской кампанией, которая разворачивалась не столько в горах и саваннах Кубы, сколько на страницах американской печати и в залах заседаний Конгресса США.

Оказавшись у власти, новые хозяева, не теряя ни минуты, засучили рукава и взялись за дело. По «острову свободы» покатилась волна жесточайших репрессий. За первые три месяца правления «аграрного реформатора», как расписывала Фиделя Кастро либеральная американская печать, было казнено больше людей, чем за первые шесть лет гитлеровского режима. И кто же командовал репрессиями? Не кто иной, как «самый совершенный человек нашего времени» – Эрнесто Че Гевара.

Именно его Фидель Кастро назначил на должность «карающего меча революции», ее главного палача. Выбор вождя пал на аргентинца отнюдь не случайно. В годы партизанщины, которая смахивала скорее на оперетку, чем на войну, он не стяжал себе лавров ратными подвигами. Наоборот, бывшие соратники единодушно описывают Че как на редкость бездарного командира.

Зато он «быстро прославился своей жестокостью и беспощадностью. Голодный подросток из его отряда, укравший кусок хлеба, был немедленно казнен без суда и следствия», – пишет в «Черной книге коммунизма» Паскаль Фонтэн. Гевара в своем дневнике хвастливо описывает, как он выстрелом в голову казнил партизана Эутимио Герру по одному лишь подозрению в шпионаже в пользу правительства Батисты.

Кастро по достоинству оценил кровожадные инстинкты своего заместителя. Сам вождь кубинской «революции» отличался абсолютной беспощадностью, но, как свидетельствует его бывший соратник Роберто Мартин-Перес, просидевший в кастровских застенках почти 30 лет, жестокость Фиделя носила чисто утилитарный характер: он убивал без зазрения совести ради упрочения своей власти, но не испытывал при этом никаких эмоций – надо так надо!

Че Гевара же откровенно наслаждался кровью: «Надо было видеть, с каким экстатическим выражением лица он наблюдал, как заключенных выволакивают из камер и привязывают к расстрельному столбу. У него явно было не все в порядке с психикой», – пишет Мартин-Перес. Кастро знал, что делает, назначая аргентинца главой своего карательного аппарата: мантия палача пришлась Че Геваре точно впору.

На посту начальника тюрьмы «Ла Кабанья» (кубинского эквивалента московской Лубянки) он развернулся во всю ширь своей садистской натуры. Че любил наблюдать за казнями из окна своего кабинета и нередко лично выходил добивать казнимых. По его приказу расстрелы производились пулями крупного калибра с расстояния в пять шагов, чтобы кровь, мозги и фрагменты костей убитых забрызгивали стенку позади них. Че лично приводил к этой стенке родных и друзей казненных, чтобы насладиться их реакцией.

Он также любил подвергать свои жертвы психологическим пыткам, в частности, инсценировкам казни, которые ломали самых мужественных людей. Особенно ему нравилось играть, как кошка с мышью, с матерями заключенных, слезно умолявших его пощадить их детей. В ходе разговора, когда он, казалось, сочувствовал горю несчастной матери, Гевара неожиданно поднимал трубку телефона и рявкал в нее: «Немедленно казнить этого мальчишку…» и называл имя сына оцепеневшей от ужаса собеседницы.

В своей кровавой деятельности Че Гевара руководствовался принципом, который привел бы в замешательство любого юриста, даже самого прогрессивного: «Для того чтобы поставить человека к стенке, не требуется никаких юридических доказательств. Все эти процедуры – архаический буржуазный пережиток. Революционер должен стать хладнокровной убойной машиной, движимой чистой, ничем не замутненной ненавистью». «Для того чтобы казнить человека, мы не нуждаемся в доказательствах его вины. Нужны только доказательства того, что его необходимо ликвидировать. Вот и все». (А сегодня майки с изображением этого человека гордо носят люди, которые категорически не приемлют смертную казнь!)

Сам Че Гевара признавал, что только за первый год «революции» он уничтожил «несколько тысяч» человек. По данным, приводимым в «Черной книге коммунизма», к 1970 году на Кубе было бессудно казнено 14 000 человек. Причем это наверняка заниженная цифра, потому что авторы «Черной книги» включали в подсчет только скрупулезно документированные факты, чтобы их не обвинили в тенденциозности. В течение первых двух десятилетий после торжества кастровской революции на «острове свободы» содержалось в пропорциональном отношении больше политзаключенных, чем в Советском Союзе.

Однако карательная деятельность Че Гевары и его подручных (так и подмывает назвать их «Че-кистами») не исчерпывалась одними казнями и репрессиями против «врагов революции». Он создал сеть концлагерей для «хулиганов» и «антисоциальных элементов». За колючую проволоку были брошены тысячи ни в чем не повинных людей, в том числе представители богемной молодежи, гомосексуалисты и «рокерос» – мальчишки и девчонки, осмелившиеся слушать американскую рок-музыку и тем «поправшие нормы революционной морали», по определению Че Гевары.

Но бравый аргентинец не ограничился только вершением «революционного правосудия». Он совмещал палаческие обязанности с другими государственными занятиями. Кастро назначил его председателем Центрального банка и министром промышленности. В течение нескольких месяцев после того, как он приступил к обязанностям властителя экономики, кубинский песо, десятками лет сохранявший паритет с долларом, превратился в труху. На посту министра промышленности Че выбросил лозунг «Ускоренная индустриализация!» и в считанные годы довел экономику страны до состояния полной разрухи. Впрочем, удивляться нечему. Как свидетельствует заместитель «героического партизана» Эрнесто Бетанкур, его патрон «не имел ни малейшего представления о самых элементарных принципах экономики».

Чтобы представить себе масштабы «свершений» Че Гевары на экономическом поприще, достаточно ознакомиться с данными из доклада ЮНЕСКО, опубликованного в 1957 году, т. е. до революции: «Одной из примечательных особенностей кубинской социальной структуры является наличие мощного среднего класса…, – говорится в докладе. – Кубинские рабочие более полно охвачены профсоюзным движением, чем американские трудящиеся… Средняя зарплата за восьмичасовой рабочий день на Кубе выше, чем в Бельгии, Дании, Франции и Германии… Кубинскому рабочему классу идет 66,6 % валового внутреннего продукта, в то время как в США этот показатель составляет 70 %, а в Швейцарии – 64 %... Под действие социального законодательства на Кубе подпадает 44 % населения – больше, чем в США…».

В 1958 году подушный доход на Кубе был выше, чем в Австрии и Японии. По уровню зарплаты промышленных рабочих Куба стояла на восьмом месте в мире. В 1950 годах кубинские докеры зарабатывали больше, чем их коллеги из Нового Орлеана и Сан-Франциско. Куба перешла на восьмичасовой рабочий день в 1933 году – на пять лет раньше, чем США. Кубинские трудящиеся имели месяц оплаченного отпуска. Социал-демократические государства Западной Европы, которыми так восторгаются американские либералы, достигли этого показателя на 30 лет позже. На Кубе было больше врачей и дантистов, чем в Великобритании, больше автомобилей и телевизоров, чем в Канаде и Германии.

Неудивительно, что трудящиеся не проявляли никакого желания поддержать своих самозваных благодетелей. В августе 1957 года Кастро объявил всеобщую забастовку в знак протеста против диктатуры Батисты, угрожая смертью ослушникам. Невзирая на угрозу, рабочие отказались выполнить приказ, всеобщая забастовка с треском провалилась. Революционный вождь назначил новую всеобщую забастовку на 9 апреля 1958 года – и вновь рабочие проигнорировали призыв « лучшего друга трудящихся».

И все же он захватил власть, хотя никого ему при этом свергать не пришлось. Фульхенсио Батиста вынужден был отречься под давлением Госдепартамента и ЦРУ, которых кастровские пропагандисты при деятельной помощи американской «прогрессивной общественности» убедили в том, что Фидель Кастро – «кубинский Томас Джефферсон» и «аграрный реформатор». Так вождь «рабоче-крестьянской революции» уселся на трон. Впрочем, «рабоче-крестьянской» его революцию можно назвать лишь с большой натяжкой, ибо она была практически исключительно движением интеллигенции.

Вот состав первого правительства «аграрного реформатора», который приводит Умберто Фонтова в своей книге «Фидель: любимый тиран Голливуда»: 7 юристов, 2 университетских преподавателя, 3 студента, 1 врач (Че Гевара – он учился в медицинском институте, хотя нет никаких свидетельств того, что он его окончил, не говоря уже о том, чтобы практиковать как врач), 1 инженер, 1 архитектор, 1 бывший мэр и полковник-перебежчик из армии Батисты». А где же рабочие и крестьяне? Они составили подавляющее большинство участников массового антикастровского движения, которое возникло сразу же после захвата власти коммунистами и после шести лет упорного сопротивления было потоплено в крови Че Геварой и его карателями.

Кубинские трудящиеся не ошиблись в своем отношении к коммунистическому режиму. Кастро превратил Кубу в полицейское государство, где средняя зарплата составляет 12 долларов в месяц, где население питается хуже, чем кубинские рабы полтора столетия назад, где проституция и переводы от американских родственников – главные источники дохода для значительной части населения, и где наибольшим спросом на черном рынке пользуются товары, предназначенные для бегства с «острова свободы» – пенопласт для изготовления плотов и ракетки для пинг-понга, кое-как заменяющие весла. Таковы плоды «освобождения», принесенного коммунистами.

***

В 1965 году Фидель Кастро, раздраженный растущим культом личности Че Гевары, решил от него избавиться. Аргентинец, дерзнувший соревноваться в популярности с самим « команданте», был отправлен за границу раздувать пламя революции под лозунгом «Нам нужны два, три… много Вьетнамов!» Сначала он решил облагодетельствовать конголезских «борцов за свободу». Однако их лидеры Мулеле и Кабила не торопились уступать регалии вождя заезжему консультанту. Особенно после того, как несколько спланированных им военных операций позорно провалились. Как сокрушено пишет биограф Че Гевары: «Он получил весьма чувствительный удар по своему самолюбию».

Пришлось коммивояжеру от революции спешно уезжать из Африки. На сей раз он решил направить свои стопы в Боливию, где народ – он ничуть не сомневался – с нетерпением ждал его прибытия, чтобы в едином порыве подняться против ненавистной военной хунты. Но боливийские крестьяне почему-то не торопились браться за оружие. «Крестьянские массы совершенно нам не помогают», – недоуменно записывал в своем дневнике Че Гевара. Все его попытки разжечь революцию окончились провалом. А вскоре наступила развязка: его выследили и схватили.

Кубинская пропаганда расписывает, как мужественно вел себя прославленный революционер, оказавшись в руках врагов: «Стреляй, трус, настоящий мужчина не боится смерти», – якобы бросил он в лицо палачу. Однако согласно официальному рапорту командира подразделения боливийской армии, основанному на показаниях двух солдат, арестовавших аргентинца, все было по-иному: при виде врагов Че Гевара в страхе уронил автомат и отчаянно закричал: «Не стреляйте! Я Че! Живой я вам больше пригожусь, чем мертвый»!

Девятого октября 1967 года он был расстрелян. Карьера революционера Че Гевары завершилась, но карьера глобального брэнда «Че Гевара» только начинала раскручиваться.

***

Об идеологических воззрениях Че Гевары, о том, как именно он собирался облагодетельствовать трудящихся, красноречиво свидетельствуют его собственные деяния и изречения. Он мечтал превратить Латинскую Америку в сталинское полицейское государство, где правители определяют за своих подданных, что они могут читать, что говорить, сколько зарабатывать, где жить и работать, чем и как питаться. Из всех стран соцлагеря, по собственному признанию Гевары, на него наиболее благоприятное впечатление произвела Северная Корея.

Но, как водится среди пламенных революционеров, суровую аскезу, которую он планировал сделать участью «рабочих и крестьян», на себя Че не распространял. Паскаль Фонтэн пишет в «Черной книге коммунизма», что «на словах презирая деньги, на самом деле он жил в одном из самых фешенебельных районов Гаваны». «Суровый аскет» занимал роскошный особняк с искусственным водопадом и любил совершать морские прогулки на собственной яхте. И если он редко мылся, то отнюдь не из-за нехватки мыла, а по зову души, за что и снискал себе прозвище « свинья».

Известный американский либеральный журналист Нат Хентофф вспоминает, как в 1964 году после выступления кубинского революционера на сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке, он подошел к Че Геваре и спросил: «Придет ли когда-нибудь время, когда на Кубе будут проводиться свободные выборы?» «Борец за права безгласных», как сам себя называл Че, удивленно посмотрел на наивного американца, переспросил «На Кубе?», саркастически расхохотался и отошел прочь.

После кубинского ракетного кризиса Гевара доверительно сообщил корреспонденту органа британской компартии газеты «Дейли уоркер», что, если бы кубинским руководителям удалось убедить Хрущева передать им контроль над советскими ядерными ракетами, размещенными на Кубе, они не замедлили бы выпустить их по Америке.

Поклонники изображают Че Гевару как чистого сердцем молодого человека, выходца из зажиточной семьи, который променял буржуазный комфорт на тяготы жизни борца за свободу. Его привели в революцию глубокое сострадание к униженным и оскорбленным, ненависть к жестокости и несправедливости. Совершив в молодости поездку на мотоцикле по Латинской Америке, он насмотрелся на народные страдания и ужаснулся. Его большое сердце не выдержало, и он поднял красный флаг восстания. Он не мог иначе.

Однако из книги Альберто Гранадо, его спутника по тому самому путешествию, которое было увековечено фанатичными поклонниками Че Гевары из Голливуда в фильме «Мотоциклетные дневники», вопреки намерению автора (вполне правоверного левака), возникает совершенно другой образ Гевары: избалованный отпрыск состоятельной буржуазной семьи «лимузинных ленинистов», с пеленок впитавший в себя крайне левые взгляды, прирожденный бунтарь, наделенный недюжинным талантом ненависти, изнывавший от жажды власти.

Ключ к характеру Че Гевары можно почерпнуть из восторженного пассажа в его дневнике, посвященного покорителю Чили конквистадору Вальдивии: «Действия Вальдивии символизируют неутолимую жажду человека подчинить себе страну, где он рвется к абсолютной власти… Он принадлежал к той особой породе людей, которые время от времени появляются в истории, чья жажда неограниченной власти носит настолько всепоглощающий характер, что ради нее они готовы переносить любые тяготы и лишения, воспринимая их как нечто совершенно естественное». Вот кто был кумиром Че: не мать Тереза, утиравшая слезы сирым и убогим, а кровавый конквистадор, огнем и мечом прокладывавший себе путь к власти.

Можно спросить: а не все ли равно, как изображают кубинского палача и изувера? Дескать, пусть себе глупые либералы забавляются, играя в революцию и поклоняясь своим кровожадным идолам! Нет, не все равно. Как указывал великий британский мыслитель и государственный деятель, один из столпов политического консерватизма Эдмунд Бэрк, «для торжества зла достаточно, чтобы люди доброй воли сидели сложа руки».

Вот какую запись оставил на одном из киносайтов 14-летний американский подросток: «Я только что посмотрел "Мотоциклетные дневники", и у меня возник вопрос: за что ругают коммунизм?.. Нам, молодежи, говорят, что коммунизм – это плохо, но не объясняют, почему… Фильм "Мотоциклетные дневники" убедил меня в том, что у Эрнесто Гевары душа болела за простых людей… Не могу понять, почему его называют таким "ужасным" человеком и за что его убили американские власти».

Загадка смерти Альенде

15 января 2006 года во втором туре президентских выборов в Чили победила глава левоцентристской коалиции Мишель Бачелет, набравшая около 54 % голосов. Мало того, что 56-летняя Бачелет – социалистка. Ее семья входила в ближайшее окружение Сальвадора Альенде, и после краха его революции и смерти самого президента бежала не в какую-нибудь там буржуазную Францию, а в оплот ортодоксального социализма – ГДР.

Неудивительно, что победа Мишель Бачелет вызвала бурное ликование на социалистической улице. Нового президента Чили засыпали восторженными приветствиями и поздравлениями видные левые деятели со всего мира. И лишь Фидель Кастро никак не отреагировал на триумф своей единомышленницы.

Чем объяснить странное молчание кубинского «верховного вождя», как он сам любит себя называть? Не тем ли, что к тому времени в Париже вышла книга, где весьма доказательно утверждалось, что кумир Мишель Бичелет и ее предшественник на посту президента Чили – Сальвадор Альенде – не покончил с собой, как объявила чилийская военная хунта, и не пал смертью храбрых в неравном бою с мятежниками, как утверждала кубинская пропаганда, а был убит по приказу Кастро?

«Куба Ностра: Государственные секреты Фиделя Кастро» написана известным французским журналистом Аленом Аммаром, специалистом по Латинской Америке вообще и по Кубе в особенности. Книга основана на показаниях двух бывших сотрудников кубинской службы безопасности – Хуана Вивеса и Даниэля Аларкона Рамиреса.

Хуан Вивес – племянник марионеточного «президента» Кубы Освальдо Дортикоса Торрадо, которого в 1983 году, как утверждает Вивес, «принудили покончить с собой». Племянник Освальдо Дортикоса бежал в Европу четырьмя годами ранее. По его словам, он узнал об обстоятельствах гибели чилийского президента из первых рук – от главного телохранителя Сальвадора Альенде кубинца Патрисио де ла Гардия. Беседа состоялась в ноябре 1973 года в баре отеля «Гавана либре», излюбленном «водопое» сотрудников органов безопасности Кубы.

11 сентября 1973 года. Восставшая армия осаждает президентский дворец «Монеда». Приближенные Альенде и он сам охвачены паникой. Альенде просит у командира подразделения, готовящегося к штурму дворца, серию кратковременных перемирий, получает их и в конце концов принимает решение прекратить сопротивление. Он мчится по коридору второго этажа с криком «Будем сдаваться». Оповестив подчиненных о своем намерении, Альенде возвращается в свой кабинет, где его поджидает начальник его личной охраны, сотрудник службы безопасности Кубы Патрисио де ла Гардия...

Кубинская разведка создала в Чили обширную агентурную сеть. В числе прочих был завербован глава президентской пресс-службы Аугусто Оливе (агент «Перро»), благодаря которому все мысли и настроения президента Чили становились практически мгновенно известны Гаване. Оливе дал знать своему кубинскому патрону, что Альенде намеревается просить убежища в посольстве Швеции и поручил ему договориться со шведами.

Такого позорного бегства с поля боя своего союзника Кастро не мог допустить ни в коем случае. Когда президент Чили вошел в кабинет, начальник его личной охраны схватил Альенде, силой усадил его за письменный стол и с криком «Президент умирает на своем посту» прошил ему голову автоматной очередью (вот и разгадка доселе непонятной детали легенды о самоубийстве Альенде – будто он покончил с собой из автомата).

Затем кубинец положил на труп убитого свой «АК-47» – пусть думают, будто Альенде был убит, отстреливаясь от мятежников, – и бегом спустился на первый этаж, где собирались другие эмиссары «острова свободы» при дворе Альенде. Когда вся группа была в сборе, кубинцы покинули горящее здание президентского дворца и в гробовом молчании быстрым шагом направились к своему посольству, находившемуся всего в нескольких минутах хода.

В книге Аммара подробно описываются последние месяцы существования режима Альенде и раскрывается, насколько пронизано было правительство «Народного единства» кубинской агентурой. Благодаря сотням своих агентов, проникших во все ключевые ведомства и в окружение президента и его министров, завербовавших даже многих из его ближайших друзей и приспешников, Фидель Кастро фактически полностью контролировал ход событий в Чили.

В начале 1950 годов Альенде, будучи главой чилийской Социалистической партии, вступил в альянс с запрещенной компартией. Однако коммунисты не жаловали своего нового союзника, описывая его как «демагога», «безвольного и непоследовательного политика» с маоистским уклоном. Действительно, Альенде бывал в Китае и восторгался Мао Цзэдуном, ставя его в один ряд с Марксом, Энгельсом и Лениным.

В силу этого, поясняет Вивес, Сальвадор Альенде не фигурировал в дальних планах своего кубинского патрона. На роль своих ставленников в Чили Кастро и начальник кубинской разведсети в Латинской Америки Пинейро (скончавшийся на Кубе от инфаркта в 2006 году) предназначали трех коммунистов из террористической организации под названием «Народное движение революционных левых» (испанская аббревиатура MIR): лидера группы Мигеля Энрикеса, его заместителя Паскаля Альенде и дочь президента Беатрис Альенде, (она умерла на Кубе в 1974 году).

Судьба Сальвадора Альенде была фактически решена после неудачной попытки военного переворота 29 июня 1973 года – прикидки сентябрьского мятежа. Когда в Гаване стало известно, как перепугались соратники президента Чили, Альенде было дано понять, что в следующий раз в аналогичных обстоятельствах он не должен ни сдаваться, ни пытаться спрятаться в каком-либо посольстве.

«Президент Чили обязан погибнуть как герой. Любое другое поведение, трусливое или просто менее героическое, будет иметь самые пагубные последствия для дела революции во всей Латинской Америке», – наказывал Фидель Кастро своему чилийскому союзнику. Но, не очень доверяя его доблести, Кастро отдал приказ Патрисио де ла Гардия «ликвидировать Альенде, если тот в самый последний момент поддастся страху», – рассказывает Хуан Вивес.

Но почему он молчал все эти годы? Вивес поясняет, что «высовываться было опасно», и к тому же никто не мог подтвердить его версию событий. Нетрудно было предвидеть, что в отсутствие дополнительных доказательств прогрессивные круги предадут разоблачителя анафеме как гнусного клеветника и бессовестного лжеца. Однако сравнительно недавно стало известно, что в Европе находится другой бывший кубинский разведчик – Даниэль Аларкон Рамирес по кличке «Бенигно», один из трех уцелевших членов партизанского отряда Че Гевары, разгромленного в Боливии.

Ален Аммар разыскал Бенигно, и тот полностью подтвердил все, что рассказал Хуан Вивес. И тот и другой были засланы кубинской разведкой в Чили при Сальвадоре Альенде, и тот и другой лично знали президента Чили и членов его семьи, и тот и другой услышали об истинных обстоятельствах смерти Альенде из уст самого убийцы – Патрисио де ла Гардии.

Между прочим, откровения кубинских перебежчиков не должны были бы удивлять. На следующий день после переворота в Чили, 12 сентября 1973 года, ряд агентств печати, включая французское АФП, кратко сообщили о том, что Альенде был убит несколькими выстрелами в упор. В репортаже, напечатанном газетой «Монд», говорилось: «По сведениям из источников в правых кругах Чили, президент Альенде был убит своим личным телохранителем после того, как он попросил пятиминутное перемирие, чтобы сдаться воинскому подразделению, осаждавшему дворец «Монеда».

Ален Аммар поясняет, что это сообщение было замолчано и вычеркнуто из анналов истории, поскольку оно было всем не по нутру – «и единомышленникам Альенде, и чилийским левым, и их друзьям за границей, и чилийским генералам, и в особенности Фиделю Кастро».

Не исключено, что версия, изложенная в книге «Куба Ностра», будет в дальнейшем подтверждена показаниями других кубинских перебежчиков и документами, хранящимися за пределами Кубы. Вивес и Аларкон сообщили, что в конце 1980 годов Патрисио де ла Гардия проходил по делу генерал-майора Арнальдо Очоа, репрессированного Фиделем Кастро, которому огромная популярность командующего кубинским экспедиционным корпусом в Африке была как кость в горле.

Все участники процесса, осужденные по сфабрикованным обвинениям, были казнены, но бывший телохранитель президента Чили избежал смертного приговора, отделавшись тридцатилетним тюремным сроком. Как утверждают оба кубинских перебежчика, дальновидный де ла Гардия поместил на хранение в одном из банков Панамы подробное описание некоторых особенно неблаговидных «художеств» кастровского режима, в том числе и убийства Сальвадора Альенде, с наказом опубликовать его в случае своей смерти.

Автор взрывоопасного документа известил о его существовании своего «верховного вождя». Предупреждение подействовало – Патрисио де ла Гардия спасся от смерти, в то время как его брат Тони и еще два сотрудника разведки были расстреляны вместе с генералом Очоа 13 июля 1989 года.

(Как тут не вспомнить историю побега на Запад руководителя операций НКВД в республиканской Испании Александра Орлова! Став невозвращенцем, он написал Сталину письмо с предупреждением, что если тот тронет его родителей, он, Орлов, предаст гласности ряд вопиющих преступлений сталинского режима, в частности, кражу советской разведкой золотого запаса Испании. Сталин по достоинству оценил угрозу со стороны опасного перебежчика: родители Орлова мирно прожили остаток своей жизни, никто их не беспокоил.)

Агент по кличке «Лидер»

Но «Куба ностра» – не единственная публикация, содержащая сенсационные разоблачения, в которых фигурируют Фидель Кастро, покойный президент Чили и многие другие герои латиноамериканского революционного эпоса. Хотя ясно, что гробовое молчание американской прессы, которым, несомненно, будет встречена книга Аммара, когда она выйдет в английском переводе, уготовано и книге «Мир плыл нам в руки: КГБ и борьба за Третий мир», написанной бывшим начальником архивного отдела КГБ Василием Митрохиным[2] в соавторстве с известным английским историком Кристофером Эндрю.

Авторы пишут, что после прихода Фиделя Кастро к власти на Кубе советское руководство уверовало в то, что сможет одержать победу над Западом без опасности прямой конфронтации – перенеся поле битвы в Третий мир и оседлав волну национально-освободительных движений в развивающихся странах (тогда их еще называли более точно и нелицеприятно – слаборазвитыми). Одни из таких движений были изначально созданы советской разведкой, другие возникли сами по себе, но впоследствии попали под советский контроль.

Архив Митрохина свидетельствует, что КГБ практически не помогал Кастро до того, как тот захватил власть. Однако, как только выяснились умонастроения нового кубинского лидера, советская разведка взялась за дело, не теряя ни минуты. Уже спустя три месяца в документах «органов» Кубе присваивается красноречивое кодовое наименование «Аванпост» и резидентура КГБ в Гаване устанавливает тесные связи с кубинским руководством. Одновременно на Кубе создается обширная советская тайная агентура с задачей шпионить за новым режимом. Агентура работала достаточно активно, если судить по тому факту, что в одном только 1974 году в Москву от нее поступило 269 донесений.

Хотя в 677-страничной книге лишь 130 страниц посвящены Латинской Америке, в ней содержится немало сенсационных разоблачений. В частности, оказывается, что легендарный президент Коста-Рики Хосе Фигерес Феррер по прозвищу «Дон Пепе» был советским агентом. «Спаситель отечества», как молитвенно называют по сей день покойного Фигереса его поклонники, получил от КГБ 300 000 долларов на свою предвыборную кампанию 1970 года.

Еще 10 000 ему было выплачено после выборов. В целях конспирации платеж был оформлен в виде покупки пакета акций принадлежавшей президенту газеты. В книге Митрохина-Эндрю отмечается, что после своего избрания Дон Пепе предпочитал общению с советским послом регулярные встречи с резидентом КГБ в Сан-Хосе, соблюдая при этом максимум предосторожностей.

Агентом КГБ был и основатель никарагуанского сандинистского движения (Национально-освободительный фронт им. Сандино) Карлос Фонсека, которому было присвоено кодовое имя «Гидролог». Но особой ценностью в глазах его московских хозяев обладал другой агент КГБ, которому было присвоено кодовое имя «Лидер». Кто же скрывался под этой кличкой? Не кто иной, как наш старый знакомый – страдалец и мученик за дело мира и социализма, кумир прогрессивного человечества, президент Чили Сальвадор Альенде.

Вывезенное Митрохиным досье Альенде из архива КГБ свидетельствует, что он попал на заметку «органов» еще в 1950 годах, а «регулярные контакты» с ним были установлены в 1961 году, когда в Сантьяго открылось советское торговое представительство в качестве прикрытия для шпионских операций. В одном донесении указывается, что Альенде «проявляет готовность сотрудничать с нами на конфиденциальной основе и оказывать нам всемерное содействие… ибо он считает себя другом Советского Союза». После этого Сальвадор Альенде регулярно снабжал секретной политической информацией своих кураторов из КГБ, в частности, Святослава Кузнецова.

Кузнецов был специально переведен из Мехико в Сантьяго для поддержания контактов с Альенде и координирования тайных операций. Но Альенде сотрудничал с советской разведкой не только из идеологической симпатии. Он потребовал платы за свои услуги, и КГБ пошел навстречу ценному агенту. В те годы советская разведка тратила на операции в Чили больше, чем во всех других странах Латинской Америки.

В списке чилийских расходов КГБ отдельной строкой прописана стипендия в размере 50 тысяч долларов в год, выплачивавшаяся лично Альенде, у которого пламенная теоретическая любовь к пролетариату гармонично уживалась с аристократическими замашками и необузданным пристрастием к прекрасному полу. Всего за годы его сотрудничества с КГБ Альенде было выплачено 420 тысяч долларов.

Святослав Кузнецов договаривался о встречах со своим дорогостоящим чилийским агентом через посредство личной секретарши и главной любовницы Альенде Марии Контрерас Белл, которая проходила в списках агентов КГБ под кодовым именем «Марта». Советская разведка также поддерживала тесные контакты с женой Альенде Ортенсией и дочерью Беатрис, как в Чили, так и во время их частых наездов в СССР.

КГБ приложил руку и к успеху своего агента на выборах 1970 года, где Альенде баллотировался как кандидат «Народного единства» – коалиции коммунистов, социалистов и нескольких мелких партий радикального толка. Советская разведка подкупила ряд популярных чилийских политиков, чтобы они сняли свои кандидатуры, тем самым расчистив кандидату левого блока путь к власти. Оппозиция раскололась, и лидер «Народного единства» победил на выборах, набрав всего 36,2 % голосов.

После его прихода к власти, как явствует из досье Альенде, Москва предложила новому президенту реорганизовать вооруженные силы и разведывательную службу Чили, а также наладить прямые связи между разведками обеих стран. В донесении куратора «Лидера» Святослава Кузнецова говорится, что президент Чили «благосклонно отнесся к моим предложениям». Альенде даже предложил направить группу своих доверенных помощников в ряд стран Латинской Америки с тем, чтобы они составили отчет о положении в регионе и представили его в КГБ.

Любопытно, что в досье Сальвадора Альенде ни словом не говорится о причастности ЦРУ к военному перевороту в Чили. Но, зная, что любой навет о «происках ЦРУ» будет с энтузиазмом подхвачен «прогрессивной общественностью», КГБ провел операцию по дезинформации под кодовым наименованием «Тукан». В ходе этой операции было сфабриковано и запущено по каналам дружественной печати письмо о якобы причастности ЦРУ к репрессивной кампании, которую повели чилийские органы безопасности после пиночетовского переворота.

Операция увенчалась полным успехом: фальшивке поверили даже некоторые сравнительно беспристрастные журналисты, не говоря уже о левых, которые приняли ее на ура. В книге Митрохина-Эндрю с изумлением отмечается, что в 1976 году «Нью-Йорк таймс» поместила 66 статей о нарушениях прав человека в Чили и лишь четыре о неслыханной гекатомбе в Камбодже. Авторы не могут найти объяснения подобному «поразительному дисбалансу».

Что же тут не понимать? В конце концов, Пол Пот истребил всего-то 2 миллиона своих соотечественников – не более трети населения Камбоджи. Стало быть, две трети он пожалел и не велел казнить. Перед лицом такого вопиющего гуманизма как-то неловко было придираться к подобным мелочам, так ведь?